Преступления и призраки (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 20

– А знаете, парни: если у вас всех вместе отыщется наличность хотя бы на шесть пенсов (у меня-то ни гроша) – я вам сейчас подскажу, как преумножить это богатство. Заодно и поразвлечемся!

Что ж, это хорошее дело, мы все согласились. Правда, когда пошарили по карманам, оказалось, что на всех набирается лишь четыре пенса.

– Сойдет, – говорит Проут. – Ступайте за мной вон туда, к французской кантине. И все, что вам надо, – это выглядеть как можно более пьяными, да еще соглашаться со всем, о чем я у вас ни спрошу.

Дело нехитрое, мы согласились. Что именно задумал Проут, нам тогда и в голову не пришло, однако мы, изо всех сил спотыкаясь и пошатываясь, пошли куда сказано, протолкались сквозь праздную толпу собравшихся вокруг кантины французов и на все четыре пенса купили ихнего ликера. Каковой тут же и выпили.

– Л-ладно, – громко говорит Проут. – Хорошего п-понемножку. Теперь валим к себе, что ли?

– Ага! – отвечаем мы.

– Слышь, Сэм, проверь к-карманы: ты свои тридцать фунтов не потерял еще?

– Не-а! – отвечает Сэм, будто бы едва держась на ногах.

– А! Это хо-ро-шо… А вот, к примеру, ты, Билл, свое трехмесячное жалованье как сегодня получил, так сегодня и пропил. Или, с-скажешь, оно еще при тебе?

– Т-так точно, п-при мне! – соглашаюсь я.

– Ну и лады! – кивает Проут. – Тогда идем баиньки. Только ч-чур, не падать! Кто упадет – ик! – тот сам и виноват. Я, по крайней мере, его поднимать не б-буду.

И мы, еще сильней качаясь, двинулись к своему лагерю. На тот момент только дурак не догадался бы, что задумал наш ирландец. Едва кантина скрылась с глаз, он остановился. Мы собрались в кучку и пошептались.

– Они, конечно, все поняли так, как надо, – говорит Проут, – и теперь сколько-то человек наверняка пойдет за нами следом. Не так уж много, ведь они думают, что мы пьяны без малого в лёжку. Бьюсь об заклад, что вчетвером мы их одолеем! Учтите, друзья, французы деньги в карманах не носят, у них для этого есть специальные маленькие сумочки вроде кошельков, на шнурке через шею. Так что даже обыскивать никого не придется, достаточно оборвать шнурок…

Мы переглянулись – и пошли себе дальше, все так же нетвердо ступая и готовясь преподнести французам большой сюрприз. Идем себе и даже удивляемся: ни одна французская душа так за нами и не последовала. Только почти возле самого нашего лагеря, камнем добросить, я вдруг слышу шепот: «Anglais! Anglais!» – а это, чтоб вы знали, сэр, на ихнем французском диалекте значит «англичане». Смотрю – нас действительно догоняет небольшая толпа. Сколько там было человек, я при лунном свете не разглядел, но, пожалуй, с дюжину. А мы, значит, по-прежнему ковыляем, пьяные, ничего не замечающие вокруг… Французы преградили нам путь, один из них, такой весь из себя рослый да крепкий, прямиком направляется к Сэму Келси и спрашивает: «Приятель, не подскажешь, который час?», а остальные начинают потихоньку заходить к нам со спины. Сэм ничего не отвечает, только кренится набок, будто вот-вот упадет; француз, уверенный, что тут уже и опасаться нечего, хватает его за шкирку…

Для нас это было сигналом, мы все сразу перестали притворяться пьяными и бросились вперед. Но начал дело, конечно, Сэмми. Сильнее него, Келси я имею в виду, на всей батарее было не сыскать, но дело не в одной лишь силе: прежде чем пойти в солдаты, он зарабатывал на жизнь боксом. Причем не только по всяким там благородным правилам. Короче говоря, он так вмазал французу снизу под челюсть, что тот дважды вокруг себя провернулся да и прилег, кровищей хлюпая. Остальные кинулись на нас, однако все, что они умели – грозно орать и пинаться. Не очень-то им это помогало, когда мы раз за разом посылали их в нокаут: пусть с меньшим умением, чем Сэм, но тоже толково!

Мы их, сэр, так и оставили валяться неподалеку от нашего лагеря: в беспамятстве и в чем мать родила. Деньги у них действительно были в нашейных кошельках: когда мы сложили все вместе да перевели на английский курс, получилось пять да еще три десятка… это будет… целых тридцать пять гиней, сэр! На четверых поделить – оно, конечно, меньше, но тоже приятно. А еще ботинки у них очень удобные. И фланелевые рубашки. И еще кое-что пригодилось по мелочам. Кроме того, с той поры больше не было случая, чтобы во французском лагере нападали на подвыпивших англичан. Я так понимаю, союзнички всегда подозревали, что это их снова в ловушку заманивают…

Ветеран в очередной раз прервался, чтобы хлебнуть из бокала. Потом оценивающе посмотрел на меня. Я было решил, что он исчерпал запас рассказов, однако мой собеседник еще раз затянулся трубкой – и продолжил:

– Да, этот Келси – Сэм то есть – был куда как крут. Но до другого Келси, своего собственного брата, Джо по имени – о, до него даже Сэму далеко. Хотя это как сказать, сэр: ведь если о ком говорят с восхищением, так тот чаще всего замечательный человек и есть; а Джо Келси – он был чем-то вроде проходимца. Оно, правда, большинство замечательных людей как раз таковы… В общем, с Джо Келси я познакомился уже после войны, на Гибралтаре. Я там нес службу на укреплениях, а он помогал их обновлять и достраивать: не по своей воле, а потому, что отбывал там каторжный срок. За что, спрашиваете? Ну, было что-то, связанное с делишками, которые случаются вокруг азартных игр… а может, и что иное… Джо был отчаянная голова, но надзиратели отлично знали, что он попробует сбежать при первой же возможности, и держали его под особым присмотром. Но однажды, было дело, он работал на берегу реки и вдруг видит – плывет пустая корзина: в таких у нас доставляли припасы для офицеров, в основном бутылки вина, ну да неважно. Он корзину выловил да и спрятал в камыше, предварительно выломавши у нее донце. На следующее утро мы только завтракать сели, как слышим – со стороны реки какие-то крики, охрана бегает, суетится… Потом, гляжу, один из надзирателей уже к нам спешит: «Подъем, мол, парни, сигнал – “пять лопат”!» Это, сэр, был такой код, знак общей тревоги на случай, если заключенный сбежит. Мы, понятно, вскакиваем и кидаемся прочесывать местность. Ищем беглеца старательней, чем собаки ищут зайца: тут ведь не только приказ, но и награда – тому, кто задержит беглого преступника, полагается два фунта. Всё подчистую просмотрели, под каждый камень, в каждую лужу заглянули – нигде нет и следа Джо (нам уже сообщили: именно он сбежал). Уж и бросили поиски, решили – не иначе на дне реки он, больше негде. Утоп с концами.

Посреди дня я нес дежурство на парапете крепостной стены, о беглом каторжнике уже и не думал. Даже когда краем глаза заметил корзину, помаленьку дрейфующую в проливе, где-то за полумилю от берега – и тогда не подумал. Но через четверть часа заметил ее снова. И тут уж почесал в затылке.

– Какого черта, – спрашиваю у другого часового, – эта штука помаленьку перемещается к испанскому берегу? Разрази меня гром, если это не против ветра и течения, а значит, также супротив законов природы и здравого смысла!

– А, ерунда, – отвечает тот. – В проливе, кроме главного течения, еще всяких разных завихрений полно.

Это объяснение, сэр, меня не удовлетворило. Тогда я подхожу к капитану Моргану, командиру нашей батареи, который в тот момент стоял неподалеку, покуривая сигару – и говорю ему то же самое. Он, ни слова не говоря, уходит, но через минуту возвращается с подзорной трубой. Наводит ее на корзину, всматривается повнимательней…

– Господи помилуй! – восклицает. – Первый раз вижу корзину, у которой есть руки! Во всяком случае, одна рука ее сейчас точно придерживает. Похоже, нам так-таки повезло выследить этого, как его, который бежал сегодня утром. Ну-ка, просигналь на пристань нашим морякам!

Мы, понятно, просигналили – и через минуту две шлюпки уже выгребали беглецу наперерез. Если бы этим мы и ограничились, Джо точно светила участь оказаться сцапанным: он ведь понятия не имел, что его обнаружили, и плыл потихоньку, вроде как корзину саму по себе волнами уносит. Да только капитан решил еще раз проявить усердие: