Архив Шерлока Холмса. Открытие Рафлза Хоу (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 20

Фергюсон провел нас в просторную гостиную, размерами больше напоминавшую зал. Там в огромном старом камине за железной решеткой, на которой был указан год 1670, уютно потрескивали дрова.

Осмотревшись, я заметил, что эта комната представляла собой удивительное смешение времен и мест. Стены, до середины обшитые панелями, скорее всего, видели еще первого хозяина, какого-нибудь зажиточного фермера семнадцатого века. Однако внизу их украшал ряд со вкусом подобранных современных акварелей, а выше, там, где заканчивался дуб и начиналась желтая штукатурка, красовалась целая коллекция южноамериканской посуды и оружия, которая, несомненно, была привезена перуанкой, запертой в комнате наверху. Холмс встал и осмотрел все эти предметы с присущим его быстрому уму любопытством. На свое место он вернулся в глубокой задумчивости.

— О! А это что такое? — неожиданно воскликнул он.

Из корзины в углу комнаты выбрался спаниель и медленно направился к своему хозяину. Шел он с трудом, задние лапы его передвигались неравномерно, хвост волочился по полу. Собака лизнула руку Фергюсона.

— Что вас так удивило, мистер Холмс?

— Собака. Что с ней?

— А, ветеринара это тоже удивило. Что-то вроде паралича. Он решил, что это спинальный менингит. Но у него это проходит. Скоро он совсем выздоровеет, правда, Карло?

Поникший хвост слегка качнулся в знак согласия. Пес посматривал на нас полными тоски глазами, он знал, что мы обсуждаем его здоровье.

— Это у него неожиданно началось?

— Да, одним утром мы проснулись и увидели его таким.

— Давно это было?

— Около четырех месяцев назад.

— Обратите на это внимание. Это очень важно.

— А что вы в этом увидели, мистер Холмс?

— Подтверждение своей версии.

— Умоляю, мистер Холмс, скажите, что вы думаете. Если для вас это всего лишь очередная головоломка, то для меня — вопрос жизни и смерти! Моя жена может стать убийцей, ребенку угрожает опасность! Прошу вас, не играйте со мной в загадки. Все слишком серьезно.

Регбист, лучший трехчетвертной команды, весь затрясся. Холмс положил ему на плечо руку и попытался успокоить.

— Я боюсь, каким бы ни оказалось решение, для вас оно будет неприятным, — сказал он. — Все, что смогу, я вам расскажу. Сейчас, к сожалению, больше я ничего не могу добавить, но надеюсь, прежде чем покину этот дом, я буду знать что-то определенное.

— Дай-то Бог, мистер Холмс! А теперь простите, джентльмены, я хочу подняться к жене, узнать, может, что изменилось.

Не было его несколько минут. Холмс тем временем продолжил осмотр редкостей на стене. Когда наш хозяин вернулся, его поникшее лицо ничего утешительного не выражало. Вместе с ним в комнату вошла высокая и стройная смуглолицая девушка.

— Чай готов, Долорес, — обратился к ней Фергюсон. — Проследите, чтобы у вашей хозяйки было все, что ей нужно.

— Она очень болеть! — выкрикнула девушка, буравя хозяина негодующим взором. — Она не просить есть. Она очень болеть. Хозяйка нужен доктор. Я бояться оставаться с ней один без доктор.

Фергюсон вопросительно посмотрел на меня.

— Я буду рад помочь.

— Хозяйка согласится, чтобы ее осмотрел доктор Ватсон? — Я взять его. Я не просить разрешения. Она нужен доктор. — Тогда я немедленно иду с вами.

Я пошел следом за девушкой, которую всю трясло от сильнейшего волнения, вверх по лестнице и дальше по старому коридору. В конце мы остановились у массивной, перетянутой железными стяжками двери. С удивлением я отметил, что, если бы Фергюсон попытался силой пробиться в комнату жены, это было бы не так-то просто сделать. Девушка достала из кармана ключ, и тяжелые дубовые створки заскрипели на старых петлях. Первым в комнату шагнул я, Долорес юркнула за мной и быстро закрыла дверь на ключ.

На кровати лежала женщина, даже со стороны было видно, что у нее жар. Она находилась в полузабытьи, но, когда я вошел, веки ее затрепетали, она приподняла голову, и на меня устремилась пара прекрасных, но испуганных глаз. Увидев незнакомца, со вздохом облегчения женщина снова опустилась на подушку. Я подошел к ней, произнес кое-какие слова утешения и стал измерять температуру и пульс. Пока я это делал, она лежала неподвижно и молча. Пульс у нее был частый, температура — высокая, но все же у меня сложилось впечатление, что ее состояние было результатом скорее нервного и умственного возбуждения, чем приступом какой-то болезни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Она лежать один день, два день. Я бояться, она умирать, — произнесла девушка.

Женщина повернула ко мне горящее прекрасное лицо.

— Где мой муж?

— Он внизу и очень хочет увидеться с вами.

— Я не хочу его видеть. Не хочу его видеть, — сказала она, а дальше словно начала бредить. — Дьявол! Дьявол! О, что мне делать с этим чудовищем?

— Я как-то могу вам помочь?

— Нет, мне никто не может помочь. Все кончено. Все разрушено. Что бы я ни делала, все разрушено!

Должно быть, у женщины была какая-то странная мания. Я не мог представить себе симпатягу Боба Фергюсона в образе чудовища или дьявола.

— Мадам, — сказал я, — ваш муж любит вас всем сердцем.

Он очень страдает от того, что сейчас происходит.

И снова она устремила на меня восхитительные глаза.

— Да. Он любит меня. Но разве я не люблю его? Разве я не люблю его настолько, что готова пожертвовать собой, лишь бы не разбить его сердце? Вот как сильно я его люблю.

А он… подумал, что я… Как он мог такое обо мне говорить? — Он очень страдает, но не понимает…

— Не понимает. Но ему нужно поверить.

— Может быть, вам стоит поговорить? — осторожно предложил я.

— Нет, нет, я не могу забыть тех ужасных слов и взгляда. Я не хочу его видеть. Уходите. Вы мне ничем не поможете. Скажите ему только одно. Я хочу своего ребенка. Я имею право видеть своего ребенка. Это единственное, что я хочу ему передать, — она отвернулась к стене и замолчала.

Я вернулся в комнату внизу, где Фергюсон с Холмсом все еще сидели у камина. Мой рассказ о разговоре наверху Фергюсон выслушал с мрачным видом.

— Как же я могу отправить к ней ребенка? — сказал он. — Откуда мне знать, что ее снова не охватит какой-нибудь приступ безумия? Могу ли я забыть, как она тогда стояла рядом с его кроваткой, а по ее губам текла его кровь? — Воспоминание об этом заставило его содрогнуться. — Под присмотром миссис Мейсон ребенок в безопасности, с ней он и останется.

Опрятная горничная, единственное напоминание о современности, которое мы увидели в этом доме, внесла на подносе чай. Пока она расставляла на столе чашки и блюдца, раскрылась дверь, и в комнату вошел подросток примечательной внешности. Бледное лицо, светлые волосы, живые светло-голубые глаза, которые вспыхнули от радости при виде отца. Он бросился к нему и обвил руками его шею со страстью влюбленной девушки.

— О, папа, — воскликнул мальчик, — я не знал, что ты уже вернулся. Я бы вышел встретить тебя. Я так рад тебя видеть!

Фергюсон деликатно освободился от объятий и несколько смущенно покосился на нас.

— Малыш, — сказал он и любовно потрепал мальчика по светловолосой голове, — я вернулся раньше, чем думал, потому что мои друзья, мистер Холмс и доктор Ватсон, согласились приехать со мной и провести с нами вечер.

— Это мистер Холмс, который сыщик?

— Да.

Мальчик очень внимательно и, как мне показалось, недружелюбно посмотрел на нас.

— А что ваш второй ребенок, мистер Фергюсон? — спросил Холмс. — Можем мы с ним познакомиться?

— Попроси миссис Мейсон принести малыша, — сказал Фергюсон сыну, и тот ушел странной, шаркающей походкой. Мой опытный глаз хирурга тотчас определил, что у него поврежден позвоночник. Через какое-то время он вернулся, за ним шла высокая худая женщина, и на руках она несла чудесного малыша, темноглазого и светловолосого, — удивительное смешение саксонской[31] и латиноамериканской рас. По тому, как Фергюсон бережно взял его на руки и нежно прижал к себе, было видно, что он души не чает в младшем сыне.