Любящее сердце - Бэлоу Мэри - Страница 39

Он не отвечал.

– Но это не важно, ведь так? – продолжала она. – Теперь мы женаты, я уже почти вернула себе положение порядочной женщины, и нет смысла хныкать над тем, чего не вернешь.

– Это вы о Керзи? – спросил он. – Придет время, когда вы поймете, что счастливо избежали участи стать его женой, Дженнифер.

Какое-то время она не могла говорить. Не могла унять дрожь. Зубы стучали.

– Я не всегда способна сдерживаться, как видите. Поэтому, Габриэль, прошу вас никогда, никогда больше не произносить при мне его имени. Если в вас осталась хоть капля порядочности, сделайте это для меня.

Оставшийся путь они проделали в молчании. Молча вошли в дом. Молча поднялись наверх. Он остановился на пороге ее гардеробной. Дверь была приоткрыта. Внутри горел свет. Горничная ждала ее там.

– Я скоро присоединюсь к вам, – сказал он, склонившись над ее рукой.

– О да, я в этом не сомневаюсь, – сказала она с горечью, понимая, что лучше бы ей промолчать. – Вы ведь ждали этого момента, не так ли? Но долго ждать вам не пришлось. Вы все устроили удивительно быстро.

Торнхилл сцепил руки за спиной и молча смотрел на нее, а Дженнифер на краткий миг усомнилась в том, что он сможет выполнить данное вчера обещание никогда не бить ее. Он мог бы дать ей пощечину или даже устроить порку. И она ничего не сможет сделать. Ведь она его собственность. И она сама его провоцировала.

– Да, – сказал он тихо. – Этого я хотел и хочу. Я скоро присоединюсь к вам, Дженнифер, чтобы заняться с вами любовью.

Вот так. Дженнифер непроизвольно откинула голову, как от толчка, словно он и впрямь дал ей пощечину.

Но он ограничился словами. Словами, которые вселяли в нее ужас.

Горничная, готовя для нее самую нарядную ночную рубашку, понимающе улыбалась.

Глава 14

Легким этот день никак не назовешь. Торнхилл все еще не мог взять в толк тот факт, что стал женатым мужчиной. Вечер вылился в мучительное испытание. Уже во второй раз он бросил свету открытый вызов. Но на сей раз все осложнялось тем, что в скандал оказалась вовлечена невинная женщина, а для женщины приговор света всегда бывает более суровым, чем для мужчины. Для слабого пола потеря репутации равносильна смерти.

Керзи в театре выглядел вдвойне великолепно. Еще бы, фигура трагическая и героическая одновременно. С убийственной серьезностью он оказывал знаки внимания Числи. Он засмеялся только один раз, в самом начале вечера, но, очевидно осознав, что смех не соответствует выбранной роли, больше не смеялся. Керзи выбрал мудрую тактику: нисколько не проявляя смущения по поводу разрыва помолвки, завоевал симпатию света.

С какой бы радостью Торнхилл убил его!

Но сегодня была его первая брачная ночь, напомнил себе граф. И как бы ни желал он того, что неминуемо должно было произойти вскоре, смотреть в глаза правде было нелегко. Правда состояла в том, что Дженнифер его ненавидела (она нисколько не скрывала этого) и скорее всего воспримет первый опыт физической любви как акт насилия и жестокости. И все же эта ночь должна стать ночью любви, ибо в противном случае их брак грозит превратиться в жалкий фарс, мучительный для обеих сторон.

Ее гардеробная была пуста. Он прошел через темную комнату и осторожно постучал в дверь спальни. Не дожидаясь ответа, открыл ее. Комната его жены. Довольно странное чувство – знать, что в давно пустующей комнате дома теперь живет самый близкий человек, его жена.

Она была не в постели. Стояла лицом к камину, хотя огня в нем не было. На ней была белая, отделанная кружевом ночная рубашка. Распущенные волосы тяжелыми волнами падали на плечи, покрывали спину. Она не могла не слышать, что он вошел, и тем не менее даже не повернула головы. Плечи ее были чуть приподняты, выдавая напряжение.

Боже, как он хотел ее! Но сознание того, что он хочет ее, вселяло чувство вины, несмотря на то что Дженнифер была его женой и он намерен был спать с ней. Он знал, что для нее сейчас наступает самый трудный момент из цепи несчастий, выпавших на ее долю за последние два дня. Разве что одна деталь внушала ему оптимизм: он знал, что небезразличен ей как мужчина. Возможно, она и сама не хочет себе в этом признаться, но Гейба трудно обмануть: в карете она отвечала на его поцелуи.

– Дженнифер.

Торнхилл подошел к ней со спины, но отчего-то не посмел к ней прикоснуться.

Она повернулась к нему лицом: бледная, с выражением непреклонной решимости.

– Да, – сказала она, – я здесь, и я ваша. Я знаю, в чем состоит мой долг, и исполню его без протеста.

– И без удовольствия, – сказал он.

– Удовольствия?

Он видел, как краска залила ее лицо, понимая, что причиной тому был скорее гнев, чем стыд.

– Вы не тот человек, чтобы дарить мне удовольствие, – тихо и раздельно произнесла она. – Вы не тот, милорд Габриэль.

Он положил руки ей на плечи и почувствовал, как они трепещут.

– Так не пойдет, – сказал он. – Я понимаю ваш гнев и вашу горечь, хотя виноват не в той степени, как вам это кажется. Но, Дженнифер, горечь и гнев только усугубят ваше несчастье, а может, даже сломят вас.

– Вы уже и так сломали мою жизнь.

– Возможно. – Торнхилл принялся массировать напряженные мышцы ее спины. – Но я женился на вас и намерен позаботиться о вашем положении в свете. Мы принадлежим обществу и не можем жить вне его, не страдая. Я намерен обращаться с вами, как это принято среди цивилизованных людей – с нежностью и любовью. Пойдите мне навстречу. Я не тот человек, которого бы вы выбрали. Вы верите, что я навязал вам этот брак, и отчасти вы правы. Но нравится вам это или нет, вы замужем за мной. Замужем на всю оставшуюся жизнь. Поймите, я не смогу сделать вас счастливой, если вы не захотите принять моей любви. Не вычеркивайте меня из своей жизни лишь из желания наказать.

– Я знаю, что должно произойти на этой кровати, – сказала Дженнифер.

Она стояла перед ним бледная, с упрямо поджатыми губами. Она не намерена была уступать ни на дюйм. Гейб, разминая ей плечи, пальцами чувствовал, как отчаянно она сопротивляется.

– Я знаю, как это происходит, хотя у меня еще этого не было. Делайте, что вам надлежит, и оставьте меня в покое: я хочу спать. Я устала.

Довольно вульгарная реплика. Трудно было ждать подобных слов от девушки, получившей хорошее воспитание. Еще два дня назад она не была способна на такую грубость. Но события последних двух суток сильно ее изменили.

Гейб опустил голову и накрыл своим ртом ее рот.

Он чувствовал, как подрагивали ее губы. Не от страсти, а от обиды и страха. Он все понимал и тем не менее не отступал. Одной рукой обняв ее за плечи, другой за талию, он притянул ее к себе. И в первый раз ощутил прикосновение ее стройного тела. Те самые длинные ноги, о которых он мечтал, прижимались к его ногам. Ее полная грудь касалась его груди. Сделать это скорее… Тело его изнемогало от желания поддаться и сделать все так, как она хотела: быстро и обыденно. Но он обязан был контролировать ситуацию.

Он нежно поцеловал ее, лаская губами ее губы до тех пор, пока они слегка не раскрылись. Гейб проник кончиком языка внутрь, лизнул ее зубы, ощущая нежный вкус ее рта.

Он почувствовал, как руки ее схватили атласный воротник его халата.

Он пробежал языком по ее зубам, принуждая их раскрыться, и коснулся ее неба. Он целовал ее глаза, виски, подбородок, шею. Нежное кружево ее рубашки касалось его лица. Он чувствовал, что она дрожит, и когда он вновь поцеловал ее в губы, они оказались полураскрытыми.

Руки ее продолжали лежать у него на плечах.

Целуя ее, он стал расстегивать ночную рубашку. Просунув руки под ткань, обнял ее за плечи и почувствовал, что она обмякла. Он провел ладонями вдоль ее тела и ощутил слабость в коленях.

Но она судорожно втянула в себя воздух, откинула голову и посмотрела на него широко распахнутыми глазами.

– Красивая, – прошептал он, глядя на нее, – моя жена красивая. Поцелуй меня.