Любящее сердце - Бэлоу Мэри - Страница 34

– Нет, – кратко ответил он.

Дженнифер еще сильнее побледнела от ярости.

– И вы ничего умышленно не делали, чтобы расстроить мою помолвку!

Гейб открыл было рот, но в этот раз ничего не сказал.

– Для того чтобы я вышла за вас, – продолжала Дженнифер, презрительно глядя на Торнхилла. – Вам было безразлично, что я должна была выйти замуж по любви! Отчего вы вообразили, что я с удовольствием откажусь от своего жениха ради вас? Почему вы решили, что я могу испытывать к вам какие-то иные чувства, кроме презрения и ненависти?

– Я не питаю иллюзий.

– Вам нет дела до моего счастья. Должно быть, милорд Габриэль, ваш образ, что сложился в общественном мнении, точно соответствует действительности.

Взгляд его медленно скользнул по ее телу вниз и вверх. Дженнифер внезапно ощутила, что домашнее платье почти не скрывает ее соблазнительных форм.

– Да, – сказал он.

– Вам не приходило в голову, что после того, как я навсегда потеряла лорда Керзи и собственное доброе имя, я должна отказать вам?

– Мы поженимся завтра утром, – сказал он, – а вечером отправимся в театр. На следующий день мы поедем кататься в парк, а вечером пойдем на бал к леди Траскотт. Мы уничтожим поводы для сплетен, а затем отправимся в мое поместье на севере.

– Вы, наверное, сумасшедший, – прошептала Дженнифер. – Я не выйду за вас. Только безумец мог бы подумать, что я за вас выйду.

– Подумайте о своем будущем, – предложил он.

У нее не было выбора, кроме полутюремного существования где-то в глуши. Ни семьи, ни детей, ни развлечений. И так до конца жизни. Дженнифер впервые почувствовала страх перед будущим. Даже не страх – почти животный ужас. У отца не дрогнет рука похоронить ее заживо, на этот счет Дженнифер не питала никаких иллюзий. Безжалостный по натуре, отец в жизни не поддастся ни на какие уговоры и не разрешит ей вернуться домой ни через год, ни через пять лет.

И еще перед ссылкой он собирался отрезать ей волосы. Внезапно Дженнифер вспомнила об этом. Отец сообщил ей о своем намерении, после того как высек. Отчего-то сейчас это обстоятельство больше всего напугало ее.

– Он собирается остричь меня наголо.

Дженнифер не сразу поняла, что произнесла эти слова вслух. Просто взгляд его упал на ее волосы.

– У вас не будет ни друзей, ни красивых нарядов. Никаких вылазок из дома. Ни гостей, ни даже возможности навестить тех, кому повезло меньше, ибо таких людей просто не будет. И детей у вас тоже не будет.

Дженнифер сжимала кулаки, борясь с подступающей тошнотой. И еще она пыталась обратить панику в ярость. Она готова была его растерзать.

– Мы поженимся завтра утром.

Глядя на своего мучителя – высокого, широкоплечего, с тонкими аристократическими чертами лица и проницательными темными глазами, Дженнифер говорила себе, что он виновен во всех тех ужасных вещах, которые про него рассказывали, и, что самое ужасное, виновен в том несчастье, которое обрушилось на нее. Граф Торнхилл заманил ее в ловушку, навязав свою дружбу, а затем разрушил все, что было для нее дорого. Он добился своего. Она понимала, что, ответив согласием, обрекает себя на жизнь с дьяволом в человеческом обличье. И в то же время Дженнифер почти физически ощущала прикосновение холодного металла к голове и безжалостное клацанье ножниц. Она видела, как ее роскошные волосы прядь за прядью падают на пол.

Она до боли прикусила губу.

Рука ее, холодная и влажная, внезапно оказалась зажата в его горячих и крепких ладонях. Он стоял перед ней, опустившись на одно колено. Она смотрела на него в ужасе. Опять на нее напало отупение: она потеряла способность чувствовать, понимать и мыслить.

– Мисс Уинвуд, – сказал он, – не окажете ли вы мне великую честь, став моей женой?

Он смотрел на нее снизу вверх, и она, глядя в его глаза, не могла поверить, что такой красивый и романтичный мужчина мог быть виновником всех этих злодейств. Но увы! Теперь уже сомневаться не приходилось.

Однако она снова увидела ножницы и падающие на пол темно-рыжие тяжелые пряди. Потом их сметут в кучу и сожгут. К горлу подступила тошнота.

– Да.

Дженнифер закрыла глаза. Она даже не вполне была уверена в том, что произнесла эти слова вслух.

Но все-таки они были сказаны. Потому что граф опять был на ногах и, крепко пожав ее руки, дрогнувшим голосом произнес:

– Вы еще будете рады тому, что ответили «да». Я готов посвятить этому жизнь.

– Не стоит напрасно тратить силы, – ответила она. – Завтра ночью вы будете владеть моим телом, милорд. Кажется, это для вас важно. Но вы никогда не завоюете ни моего сердца, ни моего уважения. Я буду ненавидеть вас всю оставшуюся жизнь.

– Как знать. – Он по очереди поцеловал ей обе руки, после чего оживленно произнес:

– Сегодня у меня очень много дел. Вы останетесь дома. Уверен, что это отвечает и вашим желаниям. Вы… – Вдруг он замолчал и, пристально заглянув ей в глаза, спросил:

– Когда вы вернулись домой вчера, вам пришлось несладко?

Дженнифер усмехнулась.

– Мой отец – суровый человек. Вы навлекли на него большой позор.

Гейб нахмурился.

– Он вас… трогал?

– Рукой – нет, – все с той же усмешкой ответила Дженнифер. – Он использовал розги.

Торнхилл на миг закрыл глаза.

– Я оставлю распоряжения, – сказал он, – чтобы с вами обращались как подобает до завтрашнего утра. А завтра вы будете уже под моим покровительством.

– Вы тоже держите дома розги? Или трость? Очень эффективное орудие для поддержания дисциплины, милорд. У меня до сих пор все тело болит.

– Даю слово чести, то, что с вами случилось, было в последний раз.

– Вы меня успокоили, – с горьким смехом ответила она. – Как вы сказали, милорд, – слово чести?

Гейб несколько секунд кряду пристально смотрел на нее, после чего поклонился с подчеркнутой вежливостью.

– До завтрашнего утра, – сказал он и вышел, закрыв за собой дверь.

«Вот так, – повторяла Дженнифер, – вот так». Ни одной мысли в голове. Она продолжала стоять посреди комнаты, тупо уставившись на дверь, когда в комнату вошли тетя Агата, а следом отец.

– Итак, мисс, – сказал отец, – кажется, всеобщего позора удалось избежать. Хотя как мне сегодня смотреть людям в глаза, я не знаю.

– Ну, Дженнифер, – довольно натянуто улыбаясь, сказала тетя, – у нас впереди довольно напряженный день. Надо готовиться к свадьбе.

К свадьбе. Она выходит замуж. Не через месяц, как планировалось, не в соборе Святого Георгия, в присутствии чуть ли hp всего лондонского света. Завтра их обвенчают в какой-нибудь маленькой церквушке. И выходит она не за Лайонела, которому была обещана вот уже пять лет, кого любила пять лет, а за графа Торнхилла.

Ей предстояло стать графиней Торнхилл.

Его женой.

– Да, тетя, – сказала Дженнифер и вслед за леди Брилл вышла из гостиной.

Явившись к Рашфордам, граф Торнхилл встретил примерно такой же «дружественный» прием, что и у Нордала, с той лишь разницей, что, получив отказ, тут же последовал за дворецким наверх и вместе со слугой вошел к хозяину.

– Нет, – решительно заявил Торнхилл, – вам не удастся меня выставить.

Керзи, которому случилось в это время находиться в доме отца, и граф Рашфорд, онемевшие от такой наглости, взирали на гостя.

– Я пришел, – как ни в чем не бывало продолжал Торнхилл, – за тем, что принадлежит мисс Уинвуд.

– За чем вы пришли? – не веря своим ушам, переспросил лорд Рашфорд.

– По-моему, – протянул Керзи, – он спрашивает о письме. Но с какой стати вы, Торнхилл, предъявляете права на собственность этой, с позволения сказать, шлюхи?

– Я имею честь являться женихом дамы, – с каменным лицом заявил Торнхилл, – и, как вам, несомненно, известно, Керзи, мне не хотелось бы вызывать вас на дуэль – в противном случае я бы давно это сделал. Но если вы будете продолжать оскорблять мою даму, и так перенесшую из-за вас немало страданий, вы не оставите мне выбора: придется вас убить. А теперь дайте мне письмо.