Адриан Моул: Годы капуччино - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 37

А. А. Гилл увидел, как я вхожу и приветственно вскинул руку, словно мы с ним ровня! Он что, забыл, какие гнусные гадости писал обо мне в своих рецензиях?

Я не знал, как достойно ответить Гиллу, поэтому ограничился скорбной улыбкой и вздергиванием бровей. Чуть позже, зайдя в мужскую комнату, я повторил этот трюк на бис перед зеркалом — склонясь над раковиной. Признаю, выглядел я в точности, как клоун Коко, которого всегда не выносил.

Брик уговорил меня сначала выпить четырех «белых дам»[68], а затем в течение двух с половиной часов слушал, как я рассказываю о себе. На его лицо ни единого разу не набежала скука, за исключением того мгновения, когда он подписывал счет. Я согласился пожизненно отдавать ему 20 процентов своих доходов.

Купил сегодня «Гардиан» в магазине при заправке «Бритиш петролеум» и с изумлением обнаружил на первой странице фотографию Дэва Сингха, подпись под снимком извещала об интервью на четвертой странице седьмой тетрадки. Я сел в машину и прочел статью. Меня упомянули только раз: «Искрометное остроумие Дэва и его натуралистичные эскапады, вызывающие гомерический хохот, являют разительный контраст с кислой физиономией Адриана Моула, педанта из Средней Англии».

По возвращении домой обнаружил приглашение от Лестерского Черепахового общества на открытие Рождественской ярмарки в субботу 1 ноября. Мое первое публичное выступление.

Как обухом по голове! Сегодня мама объявила, что не сможет смотреть за Уильямом, когда я снова займусь делом! Иван предложил ей вместе скитаться по миру.

— Адриан, я ведь должна поехать, правда? — вопросила она. — Не могу же я отказать всему миру.

Я предложил ей прихватить малыша с собой. Путешествие расширит его кругозор.

— Ты что, не понял, эгоист ты несчастный? — закричала мама. — Затрахало меня возиться с ребенком.

— А как же Рози? — осведомился я.

— Рози достаточно выросла, чтобы дотянуться до плиты, холодильника и гладильной доски, а кроме того, у нее есть отец, — ответила мама.

Иван и моя мать завалили весь кухонный стол картами, путеводителями и буклетами. Сказали, что намерены объехать земной шар на велосипедах. У них очевидная folie a deux[69]: до сегодняшнего дня если кто-нибудь из них что и объезжал, так лишь окрестные магазины.

Получил открытку от Артура Стоута. На одной стороне открытки — фотография норвежской крестьянки, оседлавшей свинью. На другой написано:

Прошу прислать подтверждение, что Вы приступили к работе над книгой.

Ваш, А. Стоут.

P.S. Новый крайний срок — 21 октября.

11.30 вечера.

Сегодня вечером ко мне в комнату завалилась Рози. Потребовала, чтобы я поклялся жизнью Уильяма, что унесу в могилу тайну, которую она собирается мне поведать. Поклялся.

Она на третьем месяце беременности.

Я поступил традиционно — воскликнул: «Боже мой!», хлопнул рукой по лбу, вскочил и заметался по скудному пространству между кроватью и окном.

— Как это случилось? — спросил я.

— Обычно. Типа меня посетил не дух божий, — цинично усмехнулась моя сестра. — Мы и занимались-то этим всего четыре раза.

— Без контрацепции, полагаю? — уточнил я.

— Ты говоришь, как Джек Стро, — обиделась Рози.

Оскорбление я пропустил мимо ушей. Спросил, уверена ли она.

— А то. Уверена, конечно. Сказала папику, что мне срочно нужны кроссовки «Найк», а это шестьдесят фунтов, а сама купила каку-то дешевку, остальное спустила на тест на беременность.

Я слегка позавидовал Рози — как легко она вытянула из отца шестьдесят фунтов. Всегда была его любимицей. Что ж, новость о ее беременности может вновь погрузить его пучину депрессии.

— Папа сойдет с ума, когда узнает.

— Да не узнает он, — раздраженно отозвалась Рози. — Он же понятия не имеет, как выглядят кроссовки «Найк».

Спать я лег раньше обычного, лежал в темноте и предавался мыслям о Рози и крошечном младенце-головастике, который теперь живет у нее внутри. Хотелось бы считать себя цивилизованной личностью, но меня снедало страстное желание броситься к дому Аарона Майклвейта, вытащить его на улицу и избить за ту подлость, что он сотворил с моей младшей сестрой. Он, конечно, крупнее меня, но полагаю, неожиданный и своевременный удар изданием «Войны и мира» в твердой обложке собьет его с ног.

11 ноября 1982 года я находился в родильной палате, когда на свет появилась Рози. Я вовсе не намеренно очутился там, поскольку был всего лишь мальчиком, но обстоятельства сложились столь вычурным и кошмарным образом, что мне пришлось смотреть и слушать, как рожает моя мать. Ну и видок! Ну и звуки! Несколько раз я пытался удариться в бегство, но мама намертво вцепилась в мою правую руку (которая до сих пор дает о себе знать при перемене погоды). Мама непрестанно кричала: «Не покидай меня, Адриан», — в те дни они с отцом жили раздельно. Моя бабушка Эдна Мэй Моул распространяла слухи, что с отцом Рози дело нечисто. Она так и скончалась в убеждении, что отец Рози — вовсе не Джордж Альберт Моул, человек, чье имя указано в свидетельстве о рождении моей сестры, а гад Лукас — человек, который развратом заманил маму в Шеффилд.

Насколько мне известно, Рози совершенно не в курсе, сколь драматично было ее появление на свет, сколь плотная завеса тайна покрывает ее зачатие. Я наблюдал ее в те мгновения, когда она уже покинула тело матери, но еще не успела сделать первых вдох. Наполовину лысая, с сердитым взглядом, жутко похожая на нашего отца. Она совсем не походила на гада Лукаса, но ведь зубов у нее тогда не было. Это я первым взял ее в руки, после того как с нее соскребли слизь, и это я научил ее собирать кубики «Лего». До двенадцати лет Рози ходила за мной по пятам, словно маленькая тень, но потом с ней произошла чудовищная метаморфоза, и моя сестра обратилась в демона.

Знаю, я обещал хранить ее тайну, но у меня такое ощущение, словно этот секрет разрастается во мне, подобно абсцессу. Даже Аарон Майклвейт не знает, что породил зародыша.

Сегодня вечером зашел к Рози и спросил, хочет ли она ребенка.

— Возможно, — ответила она.

Меня ее слова поразили. Рози никогда не проявляла ни малейшей тяги к материнству. Весьма непочтительно обращалась с куклами. Кромсала им волосы и ресницы, черкала по их лицам ручкой и ставила над ними жуткие эксперименты, используя содержимое отцовского ящика с инструментами. Рози больше походила на подмастерье палача, чем на юную мать. Я счел своим долгом предупредить ее, что лейбористы крайне неодобрительно относятся к родителям-одиночкам, и уж если она решила ступить на подобную жизненную стезю, то пусть не удивляется, если путь окажется «каменистым, с кочками и рытвинами».

— Тони Блэр вынудит тебя пойти работать, Рози. Если ты мечтаешь кормить ребенка грудью, глядя в телевизор, то это так и останется мечтой.

— Я ненавижу Денизу Ван Аутен[70], — сказала Рози, — и я не стану кормить грудью ни под каким видом .

В висках у меня запульсировало. Я посоветовал ей обратиться к дипломированному специалисту, но Рози отказалась.

Так мы и сидели в молчании. Я оглядел ее комнату и заметил, что всех кукол Барби она повернула лицом к стене.

Спросил, обучают ли их в школе родительским навыкам.

— Ага, типа, учат, как, типа, заполнить заявление на пособие для родителя-одиночки.

С тем я и удалился в ночь.

Как Рози может иметь ребенка? Она сама еще ребенок.

Мы с Уильямом ехали в детский сад, и тут я услышал, как по местному радио какая-то женщина рассказывает о подростковой беременности. Я как раз вовремя увеличил громкость, чтобы услышать: «…и эти куклы совсем как живые, они весят четыре килограмма. Они запрограммированы плакать, их нужно регулярно кормить и переодевать. Подростку нужно либо носить такую куклу всюду с собой, либо найти сиделку».