Любовная соната - Бэлоу Мэри - Страница 19

– А у меня есть выбор? – спросила она после долгой паузы, так что ему уже показалось, будто она не собирается ничего ему отвечать.

Он перевел дыхание.

– Нет, – признался он. – Но мне хотелось бы, чтобы ты поехала по доброй воле. Мне не хотелось бы видеть, что ты несчастна.

– Джеральд, я стараюсь тебе угождать. Не только потому, что ты платишь мне за мои услуги, и не просто потому, что ты мужчина и потому сильнее меня и можешь заставить меня тебе повиноваться. Я стараюсь тебе угождать, потому что таково мое желание, потому что я сама приняла решение стать твоей содержанкой и удовлетворять твои телесные потребности. Я могла остаться у мисс Блайд – и я бы так и сделала, если бы не захотела переехать к тебе и угождать тебе. Мне не нравится, когда ты говоришь со мной так, как ты сделал только что.

Он встал с кровати и начал одеваться. Натянув панталоны, он повернулся к ней.

– Хорошо, Присс, – проговорил он. – Выбор будет за тобой. Поезжай, если захочешь. Оставайся, если ты предпочтешь это. Я не стану тебя заставлять. Ты можешь выбрать одиночество и спокойный отдых, когда тебе не надо будет думать ни о ком, кроме себя самой. Ты заслужила это. Я намерен уехать примерно через неделю.

В ее улыбке появилось какое-то озорство.

– Я буду готова, – сказала она.

– Ехать со мной? – Он нахмурился.

– Ехать с тобой, – подтвердила она. Он застегнул рубашку.

– Женщины! – фыркнул он. – Я сойду в могилу, так и не поняв их. По-моему, и тогда я буду знать о них не больше, чем вдень своего появления на свет!

Присс встала с кровати, и его взгляд с удовольствием скользнул по ее фигурке. Она не потянулась за халатом, как обычно делала после соития.

Он обхватил ее стройную тонкую талию.

– Расстегни мне снова все пуговицы, Присс. Эта рубашка новая, и проклятущие пуговицы по-дурацки маленькие, и к тому же края у них острые. А потом ложись обратно в постель. Не знаю, как ты, а я устал. И не могу предсказать, как я буду себя чувствовать, когда посплю.

Она обняла его за шею.

В ее глазах опять появилась улыбка, и он смог снова заглянуть в них до самого дна.

Глава 7

Присцилла стала лучше понимать его после того, как они переехали в деревню, но у нее отнюдь не было уверенности, что ей хочется лучше его узнать. Сердце ее ныло от осознания того, что он – человек со многими сложностями и противоречиями, которые затрудняют ему жизнь. Возможно, было бы лучше знать его только как ее нанимателя, быть близко знакомой только с одной стороной его личности.

Они приехали в Брукхерст ближе к вечеру, слишком усталые, чтобы мечтать о чем-то, кроме теплой ванны. Они поужинали и отправились в постель. Он провел с ней час, а потом ушел к себе.

Но следующее утро, хотя и облачное, оказалось теплым и приветливым. Обоих разбудила оглушительная тишина, затем чириканье птиц и далекий лай собаки. После завтрака он повел ее гулять, чтобы показать ту часть парка, которая примыкала к дому.

– Поместье не слишком большое, – сказал он, продевая ее руку под свою, – мы никогда не числились среди крупных землевладельцев Англии. Но оно достаточно велико, а парк всегда ревниво оберегался.

– Здесь чудесно, Джеральд! – Присс закрыла глаза и вдыхала теплые летние ароматы зелени.

– Регулярные парки теперь не в моде, – добавил он, – но я не захотел вносить новшество после смерти отца, хотя мой главный садовник буквально лопался от прогрессивных идей.

– Я рада, – отозвалась она. – Цветы-и растения в парке просто великолепны.

Он провел ее к боковой стене дома, где оказалась небольшая беседка, увитая розами, в окружении тенистых деревьев. Через арку в шпалерах он провел ее в зачарованный мир нежных цветов и ароматов, от которых кружилась голова.

– Это – царство моей матери, – сказал он, – ее радость и гордость.

– А у тебя не осталось родных? – спросила Присцилла. – Она давно умерла, Джеральд?

Она отпустила его руку, чтобы бережно обхватить обеими руками нежно-розовый бутон и вдохнуть его благоухание.

– Она умерла, когда мне было тринадцать, – ответил он. – Но когда она умерла, я обнаружил, что она была жива все те последние годы, когда я считал ее умершей.

Присцилла посмотрела на него подозрительно.

– Она оставила нас с отцом, и он сказал мне, что она умерла, – пояснил Джеральд. – В тот момент мне было восемь лет. Присс, какая мать бросит своего сына в столь раннем возрасте? Я-то, глупец, думал, что она меня любит. А потом, когда мне было тринадцать, он сообщил мне, что ее везут домой хоронить, и мы оба лицемерно надели траур – спустя пять лет после того, как я по-детски глубоко пережил ее потерю! А оказалось, что все это время она жила у своих сестер.

– Мне очень жаль, – тихо сказала Присс.

– Почему? – Он бросил на нее холодный взгляд. – Разве ты виновата в том, что случилось?

Она покачала головой.

– И ты был единственным ребенком? – спросила она.

– Я был, если можно так сказать, единственным, кому удалось выжить. Насколько я понял, у нее было пугающее количество выкидышей и мертворожденных детей. Что-то около шести до меня и четырех после меня, хотя я могу и ошибиться в цифрах.

Она прикрыла глаза.

– Ох, бедная леди!

Он пожал плечами:

– Из-за этого ей легче было отречься от своих обязанностей. Кроме меня, никто из детей не выжил. Возможно, она бы осталась, если бы у нее на руках был младенец. Одни неудачные роды были всего примерно за полгода до ее первой так называемой смерти. – Он улыбнулся, сорвал розу и вплел цветок ей в волосы. – Казалось бы, она должна была любить единственного выжившего ребенка, правда?

– Ох, Джеральд! – Присцилла прикоснулась кот-вороту его сюртука. – А ты уверен, что она тебя не любила? Разве восьмилетний ребенок способен понять все сложности мира взрослых, которые его окружают? Может быть, у нее не было выбора и она вынуждена была тебя оставить.

– Возможно, ты права, – ответил он, резко отворачиваясь и проходя под аркой.

Присцилла догнала его и молча пошла рядом. Он заложил руки за спину и не стал подавать ей руку, чтобы она смогла на него опираться.

– Ты мудрая, Присс, – сказал он спустя какое-то время. – Ты знаешь, как оградить себя от рождения детей, мертвых или живых. Когдатебе захочется уехать, ты сможешь это сделать с чистой совестью, так ведь? И при этом ты избавишь нескольких несчастных смертных от необходимости воображать, будто в мире существует такая вещь, как любовь.

– Джеральд! – прошептала Присс.

И она не смогла бы сказать, чем были вызваны слезы, с которыми ей пришлось бороться, – жестокостью его слов или состраданием к его душе, в которой с тринадцати лет поселилось безрадостное разочарование.

Он очень серьезно относился к своей роли землевладельца. Присцилла убедилась в этом в первые же дни после их приезда. Он почти каждое утро выезжал верхом, чтобы посетить своих арендаторов и работников, и порой возвращался только после ленча. И, хмуря лоб, он обсуждал их проблемы, тревоги и предложения со своим управляющим, а порой и с ней. Но обычно после нескольких минут такого разговора он себя прерывал.

– Мне не стоит утомлять тебя мужскими разговорами, Присс, – говорил он в таких случаях. – Тебе следует просить меня замолчать, когда я начинаю тебе докучать.

– Но мне нравится слушать о твоих людях, Джеральд, – возражала она, и порой он благодарно ей улыбался и продолжал свой рассказ.

Иногда ей мучительно хотелось сказать ему, что многие годы она помогала отцу управлять имением. Ей страстно хотелось говорить с ним, обсуждать разные вопросы, а не просто молча его выслушивать. Ей безумно хотелось отправиться с ним на утренние инспекции.

Однако она молчала. Ей не хотелось, чтобы Джеральд знал ее так, как она начала узнавать его. И конечно, не могло быть и речи о том, чтобы куда-то отправляться вместе, если при этом они встречались бы с другими людьми. Она была его содержанкой и жила с ним в его деревенском поместье без дуэньи. Она полагала, что в округе о ней уже идут пересуды и что его осуждают за столь неподобающий поступок. Привозить любовницу в фамильное поместье считалось дурным вкусом.