Лебединая Дорога (сборник) - Семенова Мария Васильевна - Страница 46

Эрлинг сощурился:

– Я смотрю, глубоко же сидит в тебе раб…

Рагнар, стоявший под мачтой, заметил:

– Я тоже родился рабом.

Эрлинг улыбнулся.

– Пока ты был невольником, ты поступал по большей части так, как отваживается поступать не всякий сын ярла. А этот и есть немужественный трэль, хоть ему и дали свободу. Пожалуй, я и вправду останусь. Но только вместо меня пойдёт не этот раб, а Скегги. С него, как мне думается, толку будет побольше.

Скегги, как и Сигурду с Рагнаром, достался несчастливый жребий.

Гуннхильд молча поднялась на ноги в лодке.

– Скегги, – сказал Эрлинг. – Я уступаю тебе свой черёд, как воин воину. В этом нет никакого стыда.

Рагнар взял мальчика за плечо, подтолкнул к борту:

– Иди, Скегги Скальд…

Но Скегги встрепенулся, сбрасывая его руку. Он сказал:

– Не надо мне твоего жребия, Эрлинг Виглафссон, у меня есть свой. И он мне по душе.

– Я пойду! – закричал Грис. Ему показалось, что палуба начала уходить у него из-под ног.

Эрлинг смотрел на него с прежним прищуром:

– Иди… трэль.

Одним скачком Грис оказался у борта, второй перенёс его в лодку… Было видно, что он вцепился бы в глотку любому, кто попробовал бы его тронуть! Две женщины, оказавшиеся подле него, отодвигались прочь, насколько позволяла теснота.

– Отправляйтесь, – сказал Эрлинг. Сказал так, будто речь шла о поездке на рыбную ловлю. – Если встретите наших, пошлите их сюда.

Воины стали отвязывать лодки от корабля. Тут Скегги, точно вспомнив о чём-то, побежал туда, где сидела заплаканная Ас-стейнн-ки. Её слуга, купленный в Бирке, держал свою госпожу за руку и что-то говорил ей по-гардски: наверное, утешал… Сам он оставался на кнарре – ему, невольнику, жребия и не предлагали.

Скегги подлез под его локоть, пробираясь к самому борту. И стащил через голову свой оберег – замысловатую цепь с крохотным молотом Тора… На прощание погрел его в руке, потом решительно надел Звениславке на шею:

– Пускай Враг Великанов вспомнит о том, как сам однажды ездил в море на лодке. Он поможет вам спастись!

Звениславка обняла его и расплакалась снова.

– Не надо, – сказал Скегги. – Не плачь, ведь я ещё жив.

А Эрлинг стоял на покосившейся палубе кнарра и смотрел на жену. Он не подошёл её обнять. Гуннхильд смотрела на него из лодки. Она не плакала.

15

Кнарр медленно раскачивался на волнах… Время от времени, надсаживая лёгкие, воины дули в рог. Рог кричал над морем, как смертельно раненный зверь. Но на помощь никто не спешил.

Эрлинг стоял на носу, возле деревянного дракона. Как с другом – спиной к спине! Резное чудовище виновато разевало бессильную пасть: здешняя нечисть оказалась ему не по зубам.

По палубе разливалась вода, и люди на скамьях поджимали под себя ноги. Двое тщетно пытались согреться, закутанные в чужие одежды: они ныряли в трюмную черноту, разыскивая там пробоину. Пробоина оказалась страшная: такие заделывают только на берегу. И не в один день…

Эти двое спихнули в неё камни, лежавшие в трюме для остойчивости корабля. Теперь кнарр будет погружаться медленно. Всё равно: не утонешь, так замёрзнешь в воде.

Сигурд по давней привычке устроился на корме, у правила. Правило болталось: никто больше не положит на него руку, направляя корабль. Сигурд подозвал к себе Скегги и усадил его подле себя, отдав ему остатки своего голубого плаща.

Скегги сказал:

– Много хороших жребиев можно было из него сделать!

Сигурд подумал и ответил:

– Моему старику часто удаётся то, что ни у кого больше не выходит.

Скегги сказал:

– Не утешай меня, я же не маленький.

Плыло неторопливое время, и в тумане медленно разгорался розовый свет: приближался восход. Чуть поредевшая мгла позволяла теперь видеть весь кнарр, от носа до кормы.

– Не такого конца я ждал, – сказал Сигурд. – Не слышал я что-то, чтобы попадали в Вальхаллу те, кому случилось отправиться в гости к Эгиру! Я думал, что умру сражаясь…

Скегги, молча смотревший куда-то в сторону, вдруг проговорил:

– По-моему, это тебе ещё удастся.

Сигурд живо повернулся к нему, слышавшие стали оборачиваться. Скегги помялся и объяснил, как всегда застенчиво:

– Я вроде бы слышу плеск вёсел… И это не Халльгрим вождь, потому что они там не торопятся и не кричат!

– Кто же ещё? – спросил Эрлинг, бредя к ним по залившей палубу воде. – Опять ингры?

– А хотя бы и так! – сказал Сигурд. – Всё-таки не тонуть!

Вскоре и Олавссон различил мерный звук вёсел, вращавшихся в гребных люках… И поскольку каждому кораблю, идущему на вёслах, присущ свой собственный голос, Сигурд кормщик сразу же понял, что малыш не ошибся. К ним подходили чужие.

И незнакомец двигался так, как двигается только подкрадывающийся к добыче драккар. Так идёт боевая лодья, когда на вёслах остаются немногие, а большинство уже стоит в проходе между скамьями, надев на головы шлемы.

Он поднял глаза на Виглафссона, и тот его понял. И приказал:

– Разбирайте оружие. Мало похоже на то, что мы по-хорошему с ними разойдёмся!..

Злополучный рог сунули под скамью, но те, на боевом корабле, ошибиться уже не могли. Вот качнулась в тумане страшная тень…

И явилась над бортом кнарра ощеренная деревянная пасть, высоко поднятая на форштевне!

А возле страшилища, положив твёрдую руку на его чешуйчатое плечо, стояла – Вигдис Рунольвдоттир! И глядела с корабельного носа на Эрлинга и его посиневший от холода хирд. На груди Вигдис сверкал посеребрёнными чешуйками боевой панцирь. А за спиной бородатой стеною стояла дружина: отчаянные берсерки Харальда конунга.

Красный драккар навалился форштевнем на самую середину тонувшего корабля, и тот застонал, медленно высвобождаясь из-под его тяжести. Вигдис заговорила первой.

– Ну здравствуй, Приёмыш… Легки же вы на ногу, Виглафссоны! Как и все трусы. Пришлось-таки мне погоняться за вами, но вот я здесь. Я поклялась истребить лучшего человека в этом роду, однако, я вижу, начать придётся с самого худшего. Ведь ты, Эрлинг, даже не Виглафссон. Ты из рода рабов, в тебе течет рабская кровь.

Эрлинг ответил:

– Моей крови достало побросать в море людей твоего отца. А его самого привезти на берег связанного, как барана.

Он ждал, что Вигдис немедленно отдаст приказ начать расправу – потому что о равном бое и речи быть не могло, – но Вигдис только засмеялась:

– Ты ждешь стрелы, Эрлинг Приёмыш? Мои храбрецы не станут пачкать оружия о твою шкуру… Ты утонешь, и мой отец порадуется, глядя, как ты барахтаешься в воде. А если ты попробуешь взобраться к нам нам на корабль, я сама отсеку тебе руки! А когда я повстречаю Халльгрима или Хельги, я привяжу их по разным штевням моей лодьи и позабочусь, чтобы они не умерли слишком быстро!

И таким странным был её смех, почему-то больше похожий на плач, что Эрлинг посмотрел внимательнее ей в лицо… Нет! Неистовые глаза были сухими.

Берсерки потеснились: вперёд протискался кудрявый парень. И встал около Вигдис, на носу.

– Посмотри-ка на меня – не припоминаешь? – спросил этот человек. – А ведь навряд ли я так изменился с тех пор, как ты приносил меня в жертву Вана-Ньёрду, Приёмыш! Я ещё сказал тебе тогда, что всё может перемениться, и вышло по-моему!

– Теперь и я могу ответить тебе тем же, – проговорил Виглафссон. – Впрочем, я вижу, Ньёрд тебя выплюнул.

Должно быть, принял тебя за тухлую рыбёшку. Надо мне было выбрать кого-нибудь достойней…

– От тебя-то он навряд ли откажется! – зарычал Эйнар. – Ты ему придёшься как раз по вкусу!

Берсерки веселились, слушая перебранку. Но в это время маленький Скегги, которого заботливые воины как могли прикрывали собой, неожиданно появился у борта.

Вид у него был отчаянно решительный.

– Дроттнинг! – прозвенел его тонкий голос. – Позволь, я скажу хвалебную песнь, которую сложил для тебя!..

Вигдис удивилась:

– И ты здесь, лягушонок? А не рано ты стал называть себя скальдом?