Лебединая Дорога (сборник) - Семенова Мария Васильевна - Страница 34

Хельги услышал это, понял и усмехнулся, подумав, что его боги охотнее помогали всё-таки тем, кто умел владеть оружием. Бой длился недолго: очень скоро драться стало попросту не с кем…

Хельги вытер топор и сказал:

– Они колебались перед боем, но, когда дошло до дела, не струсили.

Их предводитель лежал на палубе у его ног. Он ещё силился дотянуться до выбитого у него меча, но сломанная рука не повиновалась.

– Я смотрю, Белый Бог не очень-то склонен даровать победы, когда его люди не многи числом, – проговорил Хельги задумчиво. – А что у нас?

Погибшие постарались не даром продать свою жизнь. Потерь, правда, не было, но раненые нашлись.

– Пусть их перевяжут, – сказал Хельги. – И всех этих, которые ещё могут жить. Потом решим, что с ними делать. А теперь надо посмотреть, что нам досталось!

Монахов подняли из трюма, подгоняя пинками. Викинги заглянули в опустевший трюм: там почти ничего не было, кроме скудных пожитков братии да кучи какого-то тряпья.

– Небогата наша добыча, – разочарованно протянул Бьёрн. – Вот разве что продать их всех вместе с кораблём?

Хельги с любопытством разглядывал главного монаха – высокого, худого, того самого, что насоветовал воинам сражаться. Он один не был отмечен страхом – тёмные глаза яростно горели из-под низких бровей.

– Кровожадный языческий пёс! – немилосердно коверкая северную речь, обратился он к Хельги. – За то, что ты сделал, ты пойдёшь в огонь! В огонь!

– Это ты верно подметил, – сказал ему Хельги. – Когда я погибну, меня понесут на костёр. А все эти люди были бы живы, если бы ты не послал их на смерть, потому что они не могли нас победить. Кто ты и куда ехал?

Хельги был страшен в заляпанной кровью броне, в шлеме с коваными полукружьями для глаз и нащёчниками, застёгнутыми под подбородком… Но монах его не боялся.

– Я Ульфберт из Бремена, и я нёс в эти земли божественное слово. Ты глух к нему, язычник, ты не ведаешь, что творишь. Ты не желаешь раскаяться, и тебя ждёт ад!

Сын Ворона передёрнул плечами. Раскаиваться ему было не в чем.

– Ну вот что, – сказал он святому отцу. – Мало верится мне, чтобы вы путешествовали с одним мешком сушёной рыбы. И я не видел, чтобы вы кидали что-нибудь за борт! Не хочется мне что-то ломать ни тебя, ни корабль. Где ваше добро?

Ульфберт посмотрел на него так, как сам Хельги мог бы посмотреть и на Рунольва.

– Всё наше находится у тебя в руках!

Хельги снял с головы шлем и задумался о том, что следовало предпринять сначала: обшарить судно как следует или приставить монаху к горлу секиру. Нет, не этому, этот не заговорит. Какому-нибудь другому…

Однако тут из трюма донёсся хриплый, простуженный голос.

– Не верь ему, хёвдинг… он обманывает тебя.

Все обернулись на голос: в трюме стоял босой человек в лохмотьях, с толстой цепью на обеих ногах. Его правая рука была изувечена и, похоже, разгибалась с трудом.

– Не верь, – повторил он, увидев, что его заметили. Он не мог выбраться сам, и Хельги велел двоим воинам вытащить калеку из трюма. Громыхнув цепью, тот встал на мокрые доски. Он сказал Ульфберту:

– У тебя, надевшего женскую одежду, и язык стал как у женщины, изменяющей мужу. Вели раздеть их, хёвдинг, и ты найдёшь, что искал.

Ульфберт оскалил зубы, стремительно шагнул к нему, сжимая костлявые кулаки. Хельги толкнул его в грудь, отбросил на место. Он сказал:

– Совет неплохой. Надо попробовать…

Викинги, посмеиваясь, подступили к монахам. Живо полетела на палубу бесформенная мешковина: иные разделись сами, с другими справились силой. И у многих увидели раздутые нательные пояса, которые так удобно прятать под одеждой…

Человек с цепью на ногах молча смотрел на монахов. Он был болен, на обтянутых скулах горели красные пятна. Но стоял он прямо, сложив руки на груди. Капли дождя сбегали по кудрявым тёмным волосам, по лицу.

Хельги велел раздеть Ульфберта последним и так оставить – в наказание за обман. Но когда от него отошли, голый Ульфберт откинул голову с таким достоинством, что при всём желании посмеяться над ним не удалось…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Хельги с интересом разглядывал добычу. Его внимание сразу привлекли испещренные листы пергаментной кожи, ровно обрезанные и сшитые вместе.

– Что это такое? – спросил он, трогая носком сапога красиво и богато отделанный переплёт… Ульфберт отвернулся.

– Ты, язычник, недостоин прикасаться к ним!

Секира в руках Хельги указала на совсем молоденького монаха:

– Я спрашиваю, что это такое?

Юноша упал на колени:

– Доблестный воин… это священные книги… не вели трогать их…

Губы его прыгали.

– Книги! – сказал Хельги. Нагнулся, поднял и раскрыл посередине. По желтоватым страницам букашками ползли чёрные закорючки… От их вида рябило в глазах. Хельги держал книгу вверх ногами и листал её задом наперед. Он понял свою ошибку, когда ему попался рисунок. Картинка показалась ему занятной. Он бросил книгу монаху:

– А ну прочти, что здесь написано…

Мальчишка с готовностью принялся читать:

– …когда он шёл дорогою, малые дети вышли из города, и насмехались над ним, и говорили ему: иди, плешивый! иди, плешивый! Он оглянулся и увидел их, и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса, и растерзали из них сорок два ребенка…

– Хватит! – оборвал его Хельги. – Кто был этот сумасшедший старик, о котором здесь говорилось?

Монаха затрясло:

– Это Ветхий Завет… это был великий пророк… он…

Хельги выдернул у него книгу и бросил на палубу.

– Такие, как ты, вполне заслуживают подобного Бога. Бьёрн!

Бьёрн выступил вперёд. Юный монах заслонился руками, не замечая того взгляда, которым наградил его Ульфберт… Хельги приказал:

– Посмотри, Бьёрн, эти, как их… Оставь что получше, остальные обдери и выкинь в воду. Всё равно эти листы ни на что больше не пригодны…

Кормщик кивнул и опустился на корточки. Но как только полетела в воду первая растрёпанная книжица, Ульфберт, дотоле стоявший как изваяние, с невнятным криком бросился к Хельги и жилистыми руками вцепился ему в горло.

Сын Ворона во второй раз отшвырнул его прочь. Двое викингов сгребли монаха, заломили ему руки…

– Не надо, – сказал Хельги, и Ульфберта выпустили. Хельги подошёл к нему вплотную:

– Твоих людей я продам на первом же торгу…

Ульфберт был одного с ним роста – но смотрел поверх его головы.

– Господи, Ты послал мне это за мои грехи. Благодарю Тебя!

Хельги сказал:

– Бросьте его за борт…

Монах шагнул было сам, но воины со смехом подхватили его, раскачали – и сухопарое тело, взметая брызги, исчезло в холодной воде. Однако посмеяться не удалось и на сей раз. Вынырнув, Ульфберт стал ловить книги, пытаясь приподнять их над водой…

– Мужественный человек, – похвалил его Хельги. – Здесь есть лодки – спустите-ка ему одну…

Потом он пошёл туда, где молча, не отвечая на расспросы, стоял тот другой – в оковах…

– Большую удачу ты нам принёс! – сказал ему Виглафссон. – Чем тебя наградить?

Раб ответил:

– Ты можешь наградить меня, а можешь велеть бросить в море, потому что в работники я мало гожусь. Это дело твоё!

– Клянусь деревянной рыбой! – сказал Хельги. – По твоим речам в тебе не заподозришь трэля! И ты говоришь на нашем языке точно настоящий халейг. Как твоё имя?

Человека бил жестокий озноб. А на лбу, между прядями грязных волос, виднелось клеймо. Багровый крест, глубоко вдавленный в кожу…

Человек хрипло проговорил:

– Сперва сними с меня цепь!

Воины заворчали от такой наглости, но Хельги кивнул, и это было исполнено. Тогда раб сказал:

– Я ведь не всегда носил знаки, которые ты видишь на мне. Я был викингом и хёвдингом не хуже тебя самого! У меня был добрый корабль, и родился я, точно, в Халогаланде. Но удача меня оставила, и я потерял и корабль, и людей, и даже правую руку. И меня по-разному называли, но своего имени я ещё не позабыл. Мать звала меня Торгейром сыном Гудмунда херсира Счастливого. А ты кто?