Лебединая Дорога (сборник) - Семенова Мария Васильевна - Страница 22

Эрлинг сказал так:

– Я просил Вана-Ньёрда спасти ваш корабль и пообещал ему пленника.

Эйнар чуть поднял кудрявую голову. Только и видно было, как сильней сжались его челюсти да скривились сомкнутые губы. Тот, с перебитой рукой, подал голос:

– Возьми и меня, Приёмыш. Мы с ним друзья.

Эйнар обернулся и подмигнул ему, оскалив в улыбке ровные зубы.

Эрлинг вытянул руку:

– Ступай в море.

Эйнар промедлил как раз столько, сколько требовалось, чтобы не показаться покорным… Трусом, он знал, его не назовут и без этого. Потом шагнул вперёд и легко, по-кошачьи, вскочил на борт. И встал, балансируя, на самом ребре доски.

– Будь здоров, Приёмыш, – проговорил он спокойно, положив руки на узкие бёдра. – Нынче твоя взяла, но ты ведь сам знаешь, что всё может и перемениться. А я хоть посмотрю, каков с виду морской Бог Ньёрд и вправду ли так велик его корабельный двор Ноатун, как об этом болтают. До встречи, Бёдвар, друг!

Связанный Бёдвар рванулся встать – его ударили черенком копья, повалили на палубу.

Эйнар шагнул в море. Стылая вода приняла его, но вскоре он вынырнул. Погрозил кулаком и быстро поплыл прочь от корабля…

Кто-то из стоявших подле Эрлинга взялся за лук и стал прилаживать к жилке стрелу.

– Пусть его, – подняв руку, сказал Виглафссон. – Теперь им распоряжается Ньёрд…

Рагнар перетягивал Бьёрну окровавленную руку, когда внизу, под ними, что-то тупо стукнуло в днище. Потом опять.

– Мертвец, – сказал Бьёрн.

Но тут снизу послышалось царапанье, и оба вскочили, перегнулись через борт.

По дубовой обшивке, сдирая ногти, сползала страшная синяя рука. Скрюченные пальцы шевелились, пытались зацепиться… и не могли.

Рагнар отшатнулся, но в следующий миг ему почудилось нечто знакомое. Не родимое ли пятно на запястье? Так и не вспомнив, где видел его, он всё-таки свесился вниз и схватил уже ускользавшую руку, и та, вздрогнув, вцепилась в него смертным пожатием.

Рагнар храбро сражался с людьми – но не с выходцами из могил. Он мгновенно взмок от ужаса и завопил не своим голосом:

– Бьёрн!

Бьёрн обхватил его поперек тела, не пожалев раненого плеча… и в глубине проступило запрокинутое лицо Этельстана. Глаза англа были закрыты, из ушей и ноздрей тёмными струями плыла кровь. Подоспевшие на помощь рванули его вверх. Голова приподнялась над водой, но и только: что-то держало его там, внизу, точно камень, привязанный к ногам. Двое отчаянных выпрыгнули за борт…

Пальцы в волосах Рунольва не разомкнулись даже на палубе, когда обоих уложили и стали откачивать…

18

Три дня и три ночи бушевал шторм… Но потом занялось ясное, чисто умытое утро, и обледеневшие скалы засверкали на солнце.

В это утро к воротам Сэхейма верхом на лошади прискакал Сигурд Олавссон.

– Возвращаются! – крикнул он выбежавшим навстречу. – Наш идет впереди!

И первым звуком, ответившим ему со двора, был женский плач. Плакала красавица Гуннхильд, все три дня просидевшая с сухими глазами и молча. Теперь она обнимала подбежавшую Звениславку, и ноги у неё подгибались.

Люди Морского Дома, всё это время державшие оружие под руками, высыпали на берег… Хотя корабли были, конечно, ещё далеко. Эрлинг возвращался. Он победил в бою, из которого его ждали почти без надежды. Эрлинг вождь…

Потом подъехал Видга. Сын хёвдинга не мог покинуть сторожевых скал прежде, чем корабли войдут в фиорд. Наверное, он видел их совсем близко. И даже разглядел на палубе нечто, укрытое кожаным пологом от ветра и брызг.

Видга спрыгнул с коня и отдал поводья рабу.

– Эрлинг отбил отца, – сказал он негромко. И тоже пошёл на берег, обходя столпившихся людей. Скегги хотел было подойти к нему, но не посмел.

И вот наконец из-за поворота фиорда выдвинулись корабли… Совсем как тогда – один за другим. Но только теперь чёрный корабль шёл впереди. И оба двигались медленно. Словно бы устало. На каждом трудилась едва половина обычного числа гребцов…

И Эрлинг Виглафссон действительно махал рукой, стоя на носу.

Видга жадно следил за тем, как два драккара входили в ограду и подтягивались к берегу, бросая якоря. Их не будут вытаскивать: завтра же, как рассветет, воины пойдут грабить Торсхов!

Вот наконец причалили, и с берега понесли сходни – Видга держал их за один конец… И едва сходни легли, он в два прыжка взлетел по ним на борт.

Может быть, Эрлинг что-то сказал ему, но он не услышал. Видга не слышал голосов людей, сходивших с корабля и рассказывавших о бое. Не слышал горя женщин над телами восьмерых павших.

Халльгрим хёвдинг лежал на палубе своего корабля… На разостланном кожаном плаще, закутанный в тёплый мех. Тот не викинг, кто не умеет обогреть раненого и позаботиться о его ранах. И начертать на палочке руны, унимающие муку. И даже если вокруг море и палуба корабля уходит из-под ног…

Для Видги во всём мире существовало только лицо отца. Бескровное, с закрытыми глазами. Покрытое щетиной, как ржавчиной, облепившей железное остриё…

Видга сел на палубу и провёл ладонью по его щеке. Осторожно, чтобы не потревожить. Только четыре дня назад он, смеясь, садился в седло – ехать к Рунольву. Четыре дня назад!

– Подбери нюни, недоносок! – долетело через борт. Видга вскинул глаза – и рука сама собой метнулась к ножу! Ибо на пёстром корабле только что подняли на ноги Рунольва. И отвязывали от мачты, чтобы вести на берег.

– Теперь-то меня может убить даже такой никчемный, как ты, – подметив движение Видги, сказал Рунольв. – Однако тот бой мог бы кончиться по-другому!

У Видги побелели скулы, но он ответил тихо:

– Тогда у него остался бы сын.

Рунольв издевательски засмеялся… Его толкнули в спину, и он шагнул по палубе к сходням. Но всё-таки обернулся, чтобы насмешливо бросить через плечо:

– Ты не его сын, и потому-то он не спешит ввести тебя в род.

Рунольв спускался по сходням с высоко поднятой головой, навсегда покидая свой корабль.

Он совсем не выглядел измученным или ослабевшим. Он не был ранен в бою. Да и на обратном пути ни холодом, ни голодом его не морили. Люди Эрлинга с радостью учинили бы над ним ещё что-нибудь похуже того, что сам он сделал с Халльгримом Виглафссоном. Но Эрлинг расправу запретил. И Рунольв понимал, почему.

Он знал, что жизни ему не оставят. И полагал, что прощание с ней окажется долгим и трудным… Он с усмешкой оглядел Сэхейм, когда-то принадлежавший ему. Весь – вместе с хозяйкой! Потом мельком – стоявших во дворе людей. Когда будут раскраивать спину, он не позабавит их криком. Он, Рунольв хёвдинг сын Рауда, по прозвищу Скальд! А над головой горело синее небо, и где-нибудь там – скоро он узнает, где именно, – поднимется перед ним Вальгринд, кованая входная решётка обители Отца Богов!

Халльгрима вынесли с корабля на кожаном плаще… Один из углов – крепко, не выскользнет! – держал Видга. Халльгрим не застонал, когда поднимали плащ. Воины осторожно сошли наземь и медленно пересекли двор, и люди подходили посмотреть на вождя. Халльгрима внесли в дом и уложили на его спальное место, на широкую лавку у очага… Они сделали для него всё, что могли. Теперь он боролся сам.

Видга сел возле отца, взял холодную, изуродованную путами руку. Стал гладить её, отогревать дыханием… Во дворе прокричал рог, созывая людей на домашний сход – хустинг. Видга не повернул головы.

Зеленоокая Гуннхильд ни на шаг не отходила от мужа. Эрлинг гладил её растрепавшиеся волосы, целовал заплаканные глаза.

– Сколько наших погибло? – спросил его Хельги.

– Восемь… Семеро в битве, и ещё один умер от ран.

– Кто?

Эрлинг назвал.

– А у Рунольва?

Эрлинг ответил коротко:

– Мы привезли троих.

– Так! – сказал Хельги. – Давненько в Торсхове не видели красного щита на мачте, брат!

Звениславка уже водила его на пёстрый корабль. И он ходил по его палубе, трогая зрячими пальцами следы боя. Ему рассказали, каким был этот бой.