Бессердечный - Бэлоу Мэри - Страница 55

Эшли неприветливо взглянул на Люка.

– Я что-нибудь сделал не так? – спросил он. – Ты выглядишь довольно мрачно. Может, лучше поговорим в кабинете – ты по одну сторону письменного стола, а я по другую?

– Там я тебя там даже не смогу разглядеть из-за кучи книг, оставленных Колби, – ответил Люк. – Мне нужна твоя помощь, Эш.

Его брат удивленно приподнял брови.

– Надо же, – сказал он, – давно меня уже никто так не называл. – Затем нахмурился. – Что за помощь тебе нужна?

– Ты когда-нибудь представлял себя в роли управляющего? – спросил Люк.

– Ты хочешь, чтобы я занял место Колби? – с удивлением спросил Эшли.

– Если ты считаешь, что ты мог бы это сделать, – сказал Люк, – и если ты, конечно, хочешь этого. Ты ничего не обязан делать для меня.

– Это беда всей моей жизни, – сказал Эшли. – Я никому ничего не обязан. Наоборот, все обязаны заботиться обо мне. Иногда мне приходит в голову, что лучше уж прямо дуло к виску.

– Не стоит, – коротко бросил Люк.

– Я полагаю, – продолжал Эшли, – мне следовало стать священником или уйти в армию, когда мне это предлагали.

– Вовсе нет, если тебе это не нравится, – ответил Люк. – нам надо поговорить об этом, Эш, и найти что-нибудь, что тебе подойдет и придаст смысл твоей жизни. А сейчас, не сможешь ли ты помочь мне, покуда я не найду кого-нибудь на место Колби?

Эшли медленно кивнул.

– По правде говоря, Люк, – сказал он, – меня всегда интересовала коммерческая деятельность. Я как-то упомянул при папе Вест-Индскую компанию, но он просто взорвался. Ни один из его сыновей... Ну а дальше – сам представляешь остальное. Я мечтал уехать в Индию.

Люк пристально посмотрел на него.

– А сейчас тебе это уже неинтересно? – спросил он. Эшли пожал плечами.

– В таком случае нам надо немедленно заняться осуществлением этой идеи, – сказал Люк. – Если это действительно то, чего ты хотел бы, Эш. Но пока мы будем этим заниматься, не поможешь ли ты мне?

Эшли улыбнулся.

– Все у тебя на столе? – спросил он. – Я посмотрю. Я всегда заставлял Колби все мне объяснять. Да, я сделаю это для тебя, Люк.

Люк протянул вперед правую руку, и, мгновение поколебавшись, его брат протянул в ответ свою. Они обменялись крепким и теплым рукопожатием.

– Эш, – сказал Люк, – я так запутался. Дашь мне еще один шанс?

Эшли рассмеялся.

– Будь на твоем месте папа, – сказал он, – или даже Джордж, меня бы уже разложили на ближайшем столе и от души выпороли. И я могу сказать, что я заслужил каждый удар. Твое презрение было еще хуже, поскольку оно на меня подействовало сильнее, чем любая порка. Дашь ли ты МНЕ еще один шанс?

Люк хлопнул его рукой по плечу.

– Да, и прямо сейчас, – сказал он, – у меня в кабинете, мой дорогой. Нет, извини, – у меня в кабинете, мой брат.

Глава 20

Два месяца после рождения ребенка Анна прожила на одном дыхании. Она была все время занята и была очень счастлива.

И письма больше не приходили. Может быть, он устал мучить ее, думала она. Может, он признал поражение, узнав, что у нее ребенок от Люка. Может, он понял, что потерял ее.

Ни на минуту она не верила этому. Но изо всех сил старалась поверить. И иногда ей это почти удавалось.

Через неделю после крестин Джой была назначена свадьба Агнес. Все было продумано заранее, чтобы гости, прибывшие издалека, могли бы отпраздновать и то и другое. Анна с нетерпением ожидала приезда Виктора с Констанцией, и Шарлотты с мужем, и, конечно, тети Маджори. И лорда Куинна, дяди Люка.

Но не только суматоха, вызванная подготовкой к праздникам, и то, что больше не было писем, делало ее счастливой. Такая долгая и ужасная отстраненность Люка, казалось, была позади. Ребенок объединил их. Часто, входя в детскую, чтобы покормить Джой, Анна находила его там рядом с малышкой: он или играл с ней, или напрасно пытался успокоить дочку, если она начинала плакать от голода. А однажды, как ни сопротивлялась няня, он сам поменял малышке пеленки. И почти всегда он оставался посмотреть на кормление девочки.

Он любил их дочь. Анна была до боли счастлива, что он ее так полюбил, хотя иногда ей и становилось горько – почему на нее он никогда не смотрел так же, как на Джой!

И все же это было счастье. Он говорил с ней намного больше и чаще, чем раньше. И говорил он не простые, банальные слова. Иногда она задавалась вопросом, понимает ли он сам, что теперь общается с ней как с женой.

Он обсуждал с ней планы Дорис и матери поехать после крестин в Лондон, и свои попытки найти нового управляющего, чтобы Эшли смог поступить в Вест-Индскую компанию. А однажды чудесным вечером он пошел с ней и Джой на прогулку к водопадам и там рассказывал о своем детстве.

– Мы здесь всегда шалили, – говорил он. – Нам строго-настрого запрещали подходить близко к воде, поэтому мы, конечно, всегда переходили водопад вброд, на пари: сможем ли спуститься, устояв на ногах. Я обычно подговаривал Эшли, когда сам подрос и перестал это делать.

– А Джордж подстрекал тебя? – спросила она. Люк немного помолчал.

– Да, наверное, – сказал он наконец.

Она уже заметила, что он никогда не говорит о своем старшем брате.

– Это были счастливые дни, Анна, – тихо произнес он. – Я бы хотел, чтобы наши дети были так же счастливы.

Она восприняла эти слова с такой радостью, как будто это было выражением его любви, его гарантией ее будущего, потом он передал малышку Анне и направился к лужайке, чтобы собрать букет нарциссов.

– Мадам, – сказал он с официальным поклоном, хотя был одет в домашний камзол и бриджи, а волосы его не были напудрены. – Эти цветы так подходят к вашей солнечной улыбке. – Он отдал ей букет и снова взял Джой на руки.

– Ваша светлость, – Анна прижала руку к сердцу, – вы мне льстите.

Она легко рассмеялась, хотя в глубине души плакала от счастья.

Она хотела, чтобы этот день никогда не кончался.

Люк наслаждался беспорядочной суматохой, сопровождав шей крестины Джой и свадьбу Агнес и Вилла. Брат Анны с женой и ее сестра прибыли одновременно, а на следующие день приехали леди Стерн и его дядя. Дом вдруг наполнился смехом многими голосами.

К удивлению Люка, он наслаждался всем этим. Да, он много времени проводил в парижском обществе и всегда выбирал самые блестящие, самые шумные развлечения. Но он воспринимал их как бы со стороны, никогда не участвуя в праздниках всей душой.

Теперь он был со своей семьей и с семьей своей жены и вовсю наслаждался ощущением причастности. Чувством, что он был частью всего этого.

– Ну, парень, – сказал ему дядя, хлопнув по плечу, как только они остались наедине, – я горжусь тобой. Я всегда знал, что, если тебя чуть-чуть подтолкнуть, ты вернешься сюда и исполнишь свой долг.

– Есть и такие, дорогой мой, – сказал Люк, взяв понюшку табаку и осторожно вдыхая ее каждой ноздрей, – кто говорит, что это отнюдь не было моим долгом – сделать своим первенцем дочь.

Лорд Куинн от всего сердца рассмеялся.

– Но ведь и для этого, как и для всего остального, нужна практика, – сказал он. – В этот раз – девочка, в следующий мальчик. У тебя еще куча времени, приятель.

Иногда Люку начинало казаться, что его дочь ему не принадлежит. Она все время была у кого-то на руках, и кто-то склонялся над ней, а вокруг толпа женщин ожидала своей очереди. Но только он – и, конечно, Анна – умели вызвать ее улыбку. Это всего лишь каприз, сказала ему его мать, когда он неразумно похвастался этим при ней. Но он твердо знал, и Анна знала, что девочка улыбается папе и маме.

Иногда Люк вспоминал себя, каким он был в Париже, и сам удивлялся, что он тогда и сейчас – один и тот же человек.

Как и полагалось отцу семейства – тем более, когда обнаружилось столько теть и бабушек, которые соглашались заняться детьми, – он проводил все время за работой, или с братом, или с зятьями и дядей. И с Виллом, который выглядел последние дни так, словно ему слишком туго завязали галстук.