Слуги Темного Властелина - Бэккер Р. Скотт - Страница 90

И снова Келлхус первым заметил, что что-то неладно.

– Это становище мертво, – заметил он ровным тоном. И Найюр понял, что дунианин прав. Он видел несколько десятков якшей, но ни единого человека – и, что важнее, скота тоже не было. Пастбище, через которое они ехали, поросло высокой травой. И само стойбище имело пустой, иссохший вид давно заброшенной вещи.

Радость сменилась разочарованием. Не будет обычных людей. Не будет обычных разговоров. Не будет передышки.

– Что тут случилось? – спросил Келлхус.

Найюр сплюнул в траву. Он-то знал, что случилось. После разгрома при Кийуте нансурцы прокатились по всем предгорьям. Какой-то отряд наткнулся на это стойбище, всех перерезал либо угнал в плен. Аккунихоры… Ксуннурит был аккунихором. Возможно, его племя уничтожено полностью.

– Икурей Конфас, – сказал Найюр, слегка изумленный тем, насколько безразлично сделалось ему это имя. – Это сделал племянник императора.

– Почему ты так уверен в этом? – спросил Келлхус. – Быть может, это место просто перестало быть нужным своим обитателям.

Найюр пожал плечами. Он знал, что дело не в этом. Мест в степи довольно, но вещи просто так никто не бросит. Все нужно, все пригодится.

И тут он с неизъяснимой уверенностью осознал, что Келлхус его убьет.

На горизонте высились горы, а позади расстилалась степь. Степь расстилалась позади. Он больше не нужен сыну Моэнгхуса.

«Он убьет меня во сне».

Нет. Этому не бывать. После того как он столько проехал, столько перенес! Он должен воспользоваться сыном, чтобы найти отца. Это единственный путь!

– Надо перейти Хетанты, – сказал он, делая вид, что разглядывает опустевший якш.

– Выглядят они устрашающе, – заметил Келлхус.

– Они действительно суровы… Но я знаю самый короткий путь.

В ту ночь они расположились на ночлег посреди безлюдного стана. Найюр отвергал все попытки Келлхуса втянуть его в разговор. Вместо этого он вслушивался в доносимый ветром вой горных волков и вскидывал голову на всякое потрескиванье и поскрипыванье пустых якшей.

Он заключил с дунианином сделку: свобода и безопасный проезд через степь в обмен на жизнь его отца. Теперь, когда степь практически осталась позади, Найюру казалось, будто он с самого начала знал: сделка эта была фальшивая. Как могло быть иначе? Разве Келлхус – не сын Моэнгхуса?

И почему он решил идти через горы? В самом деле затем, чтобы выяснить, участвует ли империя в Священной войне, или затем, чтобы подольше растянуть ложь, на которую он надеялся?

Использовать сына. Использовать дунианина…

Какая глупость!

В ту ночь он не спал. Не спали и волки. Перед рассветом он заполз в чернильную тьму якша и скорчился между проросших в полу сорняков. Нашел младенческий череп – и разрыдался: он орал на веревки, на деревянные подпорки, на стены из шкур; лупил кулаками по подлой земле.

Волки хохотали и обзывали его унизительными кличками. Отвратительными кличками.

Потом он прижался губами к земле и стал переводить дух. Он чувствовал, как тот подслушивает где-то снаружи. Он чувствовал, что тот знает.

Что он видит?

Неважно. Огонь разгорелся, и его необходимо поддерживать.

Пусть даже и ложью.

Потому что огонь горит на самом деле. Огонь настоящий.

Как холоден ветер, хлещущий опухшие глаза! Степь. Степь, лишенная дорог.

Они уехали из опустевшего стойбища на рассвете. В траве там и сям виднелись пятна гниющей кожи и костей. Оба молчали.

В восточном небе все выше вздымались Хетанты. Склоны становились круче, приходилось ехать вдоль извилистых гребней, чтобы поберечь коней. К середине дня они оказались уже глубоко в предгорьях. Найюра, как всегда, перемена пейзажа выбила из колеи, как будто годы вытатуировали изломанную линию горизонта и глубокую чашу небес прямо на его сердце. В горах может таиться что угодно и кто угодно. В горах приходится взбираться на вершины, чтобы оглядеться вокруг.

«Дунианский край», – подумал он.

И словно бы затем, чтобы подтвердить эти размышления, на соседнем гребне холма появилось около двадцати всадников, едущих по той самой тропе, которой ехали и Найюр с Келлхусом.

– Еще скюльвенды, – заметил Келлхус.

– Да. Возвращаются из паломничества. Может, они знают насчет Священной войны?

– Из какого они племени? – спросил Келлхус. Этот вопрос снова возбудил подозрения Найюра. Этот вопрос был чересчур… скюльвендским для чужеземца.

– Увидим.

Кто бы ни были эти всадники, внезапное появление незнакомцев смутило их не меньше, чем самого Найюра. Небольшая кучка воинов отделилась от отряда и поскакала им навстречу, в то время как остальные сгрудились вокруг того, что выглядело группой пленников. Найюр внимательно рассматривал приближающихся всадников, ища знаки, которые идентифицировали бы их принадлежность к тому или иному племени. Он быстро определил, что это скорее мужчины, чем мальчишки, однако ни на одном из них не было кианских боевых шапок. Это означало, что все они были слишком молоды и не участвовали битве с фаним при Зиркирте. Наконец Найюр разглядел в их волосах пряди, выкрашенные белой краской. Мунуаты.

На него нахлынули образы Кийута: тысячи мунуатов, несущихся по дымящейся равнине навстречу колдовским огням Имперского Сайка. Этим людям как-то удалось выжить.

Едва взглянув на их предводителя, Найюр сразу понял, что этот человек ему не понравится. От него даже на расстоянии исходило ощущение беспокойной заносчивости.

Разумеется, дунианин увидел и это, и многое другое.

– Тот, что впереди, видит в нас возможность показать себя, – предупредил он.

– Я знаю. Молчи.

Незнакомцы подъехали вплотную и на скаку осадили коней. Найюр заметил у них на руках несколько свежевырезанных свазондов.

– Я Пантерут урс Муткиус из мунуатов, – объявил предводитель. – А вы кто такие?

Шестеро его родичей сгрудились позади него. Выглядели они необузданными разбойниками.

– Найюр урс Скиоата…

– Из утемотов?

Пантерут окинул их взглядом, с сомнением оглядел свазонды, опоясывающие руки Найюра, потом перевел взгляд на Келлхуса и сплюнул на скюльвендский манер.

– А это кто еще? Раб твой?

– Он мой раб, да.

– Ты дозволяешь ему носить оружие?

– Он рожден в моем племени. Я счел это разумным. В степи нынче неспокойно.

– Что да, то да! – бросил Пантерут. – А ты что скажешь, раб? Ты действительно родился среди утемотов?

Подобная дерзость ошеломила Найюра.

– Ты сомневаешься в моих словах?

– В степи нынче неспокойно, как ты и говорил, утемот. Ходят слухи о шпионах.

Найюр фыркнул.

– О шпионах?

– А как еще нансурцам удалось взять над нами верх?

– Умом. Силой оружия. Хитростью. Я был при Кийуте, малый. То, что там произошло, не имеет никакого отношения к…

– И я тоже был при Кийуте! И то, что я видел, можно объяснить только одним: предательством!

Сомнений быть не могло: мунуат говорил задиристым тоном человека, который жаждет крови. У Найюра зачесались руки. Он взглянул на Келлхуса, зная, что дунианин прочтет все, что надо, по его лицу. Потом снова обернулся к мунуату.

– Знаете ли вы, кто я? – спросил он, обращаясь ко всем людям Пантерута.

Молодого воина это, похоже, застало врасплох. Но он быстро опомнился.

– Да уж, мы про тебя наслышаны! Нет в степи человека, который не смеялся бы над Найюром урс Скиоатой.

Найюр отвесил ему мощную оплеуху.

Мгновенное замешательство, потом все сцепились.

Найюр наехал конем на Пантерута, ударил его во второй раз и вышиб из седла. Потом бросил коня вправо, в сторону от ошеломленных соплеменников своего противника, и выхватил палаш. Когда прочие рванулись следом за ним, хватаясь за собственное оружие, он развернул коня обратно, бросил его в самую гущу мунуатов и зарубил двоих, прежде чем те успели обнажить клинки. Увернулся от рубящего удара третьего, нанес колющий удар, пробил его кожаный, обшитый железными бляхами доспех, проломил ребра и попал в сердце.