Первая (ЛП) - Притекел Ким - Страница 66

"Ты просто обязана познакомиться с Конни," - сказала она, потянув меня за руку на третий этаж старого дома. Когда мы двинулись вверх по лестнице, я услышала стук. "Дорогая?" - позвала Моника, ведя меня сквозь лабиринт комнат и дверей до тех пор, пока мы наконец не попали в хорошо освещенную комнату, заполненную светом из окон. В дальнем углу комнаты на лестнице стояла женщина и стучала молотком по балке на потолке.

"Конни? - позвала Моника, не дождавшись ответа, она выкрикнула. - Конни!"

"Что?!" Женщина от неожиданности дернулась и чуть не упала с лестницы. Она приложила руку к груди и сердито посмотрела на Монику. "Ты что, пытаешься убить меня?" - прохрипела она. Моника усмехнулась.

"Прости, детка. Я хочу тебя кое с кем познакомить. Конни, это Эмили Томас. Эмили, это мой партнер Конни". Я улыбнулась довольная тем, что мне наконец-то удалось повстречаться с женщиной, которая оказалась в состоянии дать моей старой подруге то, о чем она всегда мечтала - любовь, надежность и тепло домашнего очага.

"Здравствуй, Эмили", - сказала Конни, ступая вниз по ступеням лестницы и вытирая руки о запачканные пятнами краски штаны. "Извини за этот беспорядок. Мы тут затеяли перепланировку", - улыбнулась она, протягивая мне руку.

"Не беспокойся, все хорошо", - улыбнулась я и с теплотой пожала её протянутую руку.

"Определенно, я желала бы встретиться с тобой при более приятных обстоятельствах, но как бы то ни было, я все равно рада встрече", - произнесла она, накрывая ладонью наши соединенные руки.

"Полностью согласна", - сказала я, глядя в ее бездонные голубые глаза, лучившиеся светом и добротой. Ее темные русые волосы с крапинками белой краски, осевшей на них, были зачесаны назад и затянуты в хвостик. Конни совсем не походила на Монику, они были такими разными. Конни была обычной, особо ничем не выделялась, но при этом была прекрасна в своей простоте, а исходящее из её доброго сердца тепло, словно сияние озаряло все вокруг.

"А где Ребекка?" - поинтересовалась Моника. Я повернулась к ней.

"Осталась нянчиться с детьми, - застенчиво сказала я. - Она так обожает детей, поэтому Билли с Ниной конечно же, подпрыгивая на месте, с радостью ухватились за такую возможность". Они обе понимающе улыбнулись.

"Что ж, давайте-ка пройдем вниз, там ты сможешь рассказать нам о своей жизни в "Большом Яблоке".

* * *

Я встала, оставив на полу разложенные по стопкам файлы, и подошла к окну, выглядывая на темную улицу. Одинокий фонарь освещал двор перед фасадом дома. Скрестив руки на груди, я прислонилась плечом к стене.

"Эмили?" - послышался тихий голос, раздавшийся позади меня.

"Хм?" - рассеянно спросила я, мысленно находясь совсем в другом месте.

"Ты в порядке, дорогая?" Я расслышала озабоченность в голосе Моники и кивнула.

"Да. Просто задумалась".

"О чем?"

А в самом деле, о чем? Я наблюдала, как двое мальчишек, на секунду выхваченные из темноты оранжевым светом уличного фонаря, промчались мимо и исчезли, и только их смех все еще был слышен в ночной тиши. Я попыталась сосредоточиться на своих мыслях и упорядочить их, чтобы хоть как-то объяснить эти мысли Монике, учитывая, что для меня самой в них не было абсолютно никакого смысла. Я развернулась.

"Моника, я ничего не могу понять", - тихо произнесла я, остановив свой взгляд на журнальном столике.

"Ты о чем?" - голосом, в котором звучали мягкие поощряющие интонации, снова спросила она.

"Помнишь, на прошлой неделе мы столкнулись с Бет?" - спросила я. Она согласно кивнула. Я отвернулась к окну, не желая во время своей исповеди смотреть ей в лицо, поэтому уставилась на свое отражение в стекле, которое ночь превратила в зеркало. Мои глаза смотрели в сторону запада. Огромная молния осветила ночное небо, превращая ночь в день, и на мгновение заставила исчезнуть мое отражение со стекла, но затем оно появилось там вновь. "Как можно…" - я запнулась, пытаясь сформулировать свою мысль и подобрать нужные слова. "Как можно потерять то, чего у тебя никогда не было?" Я посмотрела в глаза своему отражению. Мои глаза, там - в стекле, были прозрачными из-за темноты, стоявшей на улице, и я задавалась вопросом - а что, если и я все это время была такой же призрачной, ненастоящей? А что, если я всегда знала, чего я хотела на самом деле, но была слишком трусливой и не решилась взять это?

"Что ты имеешь в виду?" - услышала я тихий вопрос, но понимала ли я саму себя? Так что же я имела в виду?

"Бет". Это имя было произнесено почти так же, как произносят молитву. "Когда вы с ней в тот день разговаривали на улице, я ревновала. Два слова - Бет и ревность. И это был уже не первый раз, когда эти два слова стояли в одном предложении, - сказала я. - И пока я наблюдала, как она разговаривает с тобой, я поняла, что слово "Моника" тоже должно быть добавлено к ним". Я не отваживалась посмотреть на Монику, ужасаясь последствий, которые могло принести это признание. "И я испугалась".

"Почему, Эмили?" Я совсем близко от себя услышала этот вопрос, обращенный ко мне. По-прежнему не оборачиваясь, я посмотрела на туманное отражение лица Моники, стоявшей за моей спиной. Глубоко втянув в себя воздух, я подумала: - А может быть это как раз хорошо - закончить все здесь и сейчас. Все равно я скоро уеду учиться. "Я боялась потерять кого-нибудь из вас. Или обеих", - я печально улыбнулась. "Глупо, да?" Наконец я набрала достаточно смелости, чтобы повернуться и взглянуть прямо в лицо своей подруги, а увидела в ее глазах взгляд понимания; руки она засунула глубоко в карманы. "Я не понимаю этого, Моника", - я пожала плечами, признавая свое поражение. Она улыбнулась.

"Ты ещё так молода, Эмили, и совершенно не представляешь, как сильно напоминаешь мне саму себя десять лет назад. Такую же амбициозную, умную, но вконец запутавшуюся и в придачу совсем слепую. Однажды я спросила себя, как я могу быть такой умной и одновременно такой же глупой?" - она улыбнулась, вспоминая себя ту, и шагнула ко мне. "Эмили, иди к Бет. Она - та, к кому стремится твоё сердце, а глядя на меня, ты видишь того, кем хочешь быть ты. Не перепутай это желание с чем-то другим, что не является таковым". Я ощутила, как жало сумбурных эмоций подступило к моим глазам.

"А что, если уже слишком поздно?" - спросила я. Она протянула руку и провела пальцами по моей щеке.

"Ты никогда не узнаешь об этом, если не попытаешься. Тебе уже удалось так много выяснить о себе. Не вздумай сейчас остановиться на этом".

Я снова лежала в постели, уставившись в темный потолок. Далекий гром продолжал грохотать в глубине ночного неба. Я прижала к груди своего верного друга - плюшевого мишку Рюфлеса, цепляясь за него, как за напоминание о том, кем я была, кем, я думала, что была, и кем столь долго и так упорно притворялась. Рюфлес прошел со мной через все это, был свидетелем всего того, что происходило в моей жизни. Он видел все мои пожелания, мечты и разочарования. Наверное, он знал меня лучше, чем я знала саму себя. Я ослабила хватку и повернула медведя, чтобы усадить его к себе на живот, затем уставилась в такую знакомую, немного потертую мордочку.

"Так как же мне быть, Рюфлес?" - спросила я, проводя пальцем по крошечному шву, там, где когда-то очень давно он порвался и был зашит снова вместе со слезами пятилетнего ребенка. "Парень, как бы мне хотелось, чтобы ты умел разговаривать", - глубоко вздохнув, я прижала его обратно к груди и кинула взгляд на двери шкафа, откуда Бонни Тайлер и Оливия Ньютон-Джон улыбаясь глядели на меня. Мои глаза смотрели на их лица, столь же знакомые, как моё собственное лицо, в большие голубые глаза Оливии и на её невинную улыбку. Почему-то этой ночью они показались мне более красивыми, чем всегда. И тут же в моей голове раздался ее голос, поющий "Безнадежно предана тебе". Я иронично хмыкнула. "Так что же мне делать, девочки?  Должна ли я идти к ней?"