Фабрика грез - Бэгшоу Луиза - Страница 42

Но не в натуре Роксаны Феликс ничего не предпринимать. Она всегда планировала наперед. С тех пор… с тех пор как…

В затемненных окнах лимузина мелькнула тень страха и боли, исказившая красивое лицо Роксаны Феликс. Губы ее плотно сжались. Нет, нет, нет! Оно, никогда не думала об этом, никогда.

Итак, планирование прежде всего. Не пройдет и месяца, как они выйдут на съемочную площадку, и вот тогда она развернется вовсю. Она обязательно заведет себе врагов. А что в этом нового? Ей нужны враги. Ясно как день.

Значит, пока надо спокойно наблюдать, рассчитывать, изучать. У кого в руках власть? У Дэвида Таубера? Нет… Это просто видимость. Для Меган Силвер он солнце. Зак Мэйсон, в общем, рад работать с ним. Пока… Но Роксана — самостоятельная женщина. Она не верит агентам. Боб Элтон это понимает. А Дэвид слишком зеленый и наглый. Он считает себя львом, но не видит даже того, что Элеонор, Том и Сэм просто снисходят до него. У Сэма есть Фред, это фильм Сэма. Все фильмы принадлежат Сэму. Вот кто на самом деле лев. А Дэвид Таубер просто шакал, который питается объедками с хозяйского стола и называет их свежей дичью. Он парень не без таланта, но и только. Она думала: если Таубер когда-нибудь польстится на большой выигрыш и скрестит мечи с боссом, вот тогда он поймет, что к чему.

Сэм Кендрик действительно обладает властью.

И доказал ей это.

Сэм может оказаться полезным. Она использует его. А когда сумеет этого мерзавца подцепить на крючок, вот тогда-то и выбьет у него власть и завладеет ею. Она должна разрушить его.

Такая сладкая месть.

Ну и что, что он хорош в постели? Тем лучше, если она и себя может ублажить. Это все равно ничего не меняет.

Сэм Кендрик полагает, что может позволить себе оскорблять Роксану Феликс. Ему стоит понять другое: за это придется заплатить. Он за все заплатит, и дорого — всем, чем владеет.

Сэм уже успел в нее влюбиться. Так что на Сэме не стоит сегодня утром сосредотачиваться. Он никуда от нее не денется.

Итак, роман с этим мужчиной должен стать достоянием публики. Роман суперзвезды… Он должен помочь ей с этим фильмом, который станет основой ее карьеры актрисы.

А потом она подберется к следующему любовнику.

Заку Мэйсону.

Глава 15

— Я получила результаты ваших анализов, — сообщила доктор Хэйди.

Элеонор почувствовала, что ей хочется закричать на нее.

«Конечно, у вас есть результаты моих анализов, иначе зачем бы вы звонили мне в офис?» Но она ничего не сказала.

Она всегда сдерживалась. Просто страх был слишком велик.

Обследование раз в три года у самого лучшего специалиста-акушера в Лос-Анджелесе было необходимо, и Элеонор очень боялась его. Обследование необходимо, потому что ей надо было убедиться: еще не поздно. Элеонор боялась, что однажды придет за результатами, а доктор Хэйди пробормочет, что, мол, мало надежды. Не говоря уж о том, что ходить в эту клинику было невыносимо тяжело. С каждым днем, понимала она, все ближе последняя черта. Пора делать выбор.

Соединиться с Полом или оставить его. Рискнуть возможностью иметь ребенка. Потому что именно сейчас она не знала никакого другого мужчины. А время ее уходило.

С тех пор как начались предварительные съемки фильма, Том Голдман совершенно перестал обращать на нее внимание. Они виделись только на людях. Как-то выходило, что самые важные вопросы относительно руководства студией они обсуждали по телефону. А каждый раз, когда Джейк Келлер заявлял новый протест по поводу переделки сценария, Том из кожи вон лез, чтобы официально запротоколировать каждое слово. Он вдруг снова стал главой студии, воплощением непререкаемой власти, судьей беспристрастным, как царь Соломон.

Элеонор не удивлялась. Он пришел в себя, она знала: так и будет. Он вернулся в свою скорлупу, смущенный мыслью о том, что могло произойти между ними. Она окунулась в работу, и дел было более чем достаточно. Элеонор практически одна отвечала за этот очень большой дорогостоящий фильм — девяносто пять миллионов долларов поставлено на карту.

Но Элеонор горевала.

Что-то глубоко внутри ее умерло.

— Я рада сообщить: похоже, все прекрасно, — продолжала доктор Хэйди.

Элеонор испытала громадное облегчение. Она обвела взглядом элегантный кабинет, выдержанный в пастельных тонах, голубом и розовом, плакаты по исследованию рака груди и упражнениям в период беременности, пытаясь скрыть свои чувства. Доктор Хэйди наверняка считает ее довольно странной женщиной. Если она так волнуется, может ли забеременеть, то зачем медлит? Должно быть, она единственная клиентка этого престижного заведения, кто регулярно пользуется противозачаточными средствами.

Посидев в отделанной дубом приемной вместе с другими пациентками, нервными и испуганными, готовыми принимать любые лекарства, использовать календари, искусственное осеменение и Бог знает что еще, Элеонор поняла: они отдали бы все за то, чтобы оказаться сейчас на ее месте. Да, вряд ли доктор может понять ее поведение. Да и она сама тоже. Что, интересно, врач думает про нее? Эгоистичная?

Бездумная? Аморальная?

Элеонор крепко стиснула руки на коленях. Да кому какое дело до того, что она думает? Имеет же она право знать, способна ли забеременеть, если ей хочется? Это вовсе не значит, что она обязана забеременеть. Это ее тело, и она сама делает выбор.

— Однако ваша способность к зачатию несколько понизились, — продолжала доктор. Ее голос звучал холодно и профессионально. — Это естественно, возраст берет свое.

Теперь этот процесс пойдет быстрее.

Чувство облегчения, только что испытанное, сменилось холодным, липким страхом.

— Но вы сказали, что я еще могу, да? — настойчиво спросила Элеонор.

Доктор Хэйди посмотрела на нее поверх очков.

— Да, в данный момент безусловно. Но возможность забеременеть и забеременеть не одно и то же. — Ее взгляд был твердым. — Мисс Маршалл, вы входите в последний период своей репродуктивной жизни. Если хотите иметь ребенка, моя обязанность посоветовать вам попытаться забеременеть как можно скорее. Но в любом случае у вас не больше полугода.

Элеонор продолжала молчать.

Лиз Хэйди протянула руку и потрепала Элеонор по щеке.

— Еще не слишком поздно. Вы понимаете.

Элеонор сделала усилие и улыбнулась:

— Спасибо, доктор.

Еще не слишком поздно, промелькнуло в голове Элеонор. Но скоро будет поздно.

Меган говорила:

— А я хочу, чтобы он пил молоко. Это сделано специально. Морган сидит у него за спиной и добавляет водку в апельсиновый сок. Она ведь совсем другая: употребляет наркотики и пьет. Но Джейсон сумасброд только на первый взгляд, на самом деле — нет. Вот я и хочу подчеркнуть, что он тянется за пакетом молока. Он добродетельный. В отличие от нее. Это контраст.

Жара в комнате стояла невероятная, несмотря на открытые окна и включенный на полную мощность кондиционер. На улице яркое лос-анжелесское солнце жгло ветви пальм, они беспомощно обвисли. Горячие лучи упирались в длинную линию припаркованных лимузинов возле киностудии. Начальники ходили с закатанными по локоть рукавами, обмахиваясь листками сценария. Лед в кружках с холодной водой таял в пять минут.

Никому не хотелось работать. Но надо было. Оставалось три недели до начала съемок.

Президент студии, одетая в костюм кремового цвета, сидела, ни слова не говоря, и делала заметки. Роксана Феликс, с длинными темными волосами, заплетенными в две толстые блестящие косы, разлеглась на диване из черной кожи, подперев голову рукой. Красивое лицо легонько тронуто макияжем, короткая майка из персикового шелка не закрывала плоского живота, белые атласные шорты обтягивали бедра. Кожа Роксаны загорела и стала медово-коричневой, не светлее и не темнее, а именно того тона, который четко контролировал солнечный экран. Из-за косичек она выглядела на шестнадцать — просто девочка, развитая не по годам. Какие многообещающие груди! Только слишком яркие влажные губы и две огромные бриллиантовые сережки в ушах портили картину. Она выглядела потрясающе.