Подвиг на Курилах - Гритченко Александр Александрович - Страница 22

И вот под днищем зашуршала галька.

Десантники бросились в воду, быстро достигли берега, а там стали быстро продвигаться в глубь острова. Надо было воспользоваться всеми преимуществами внезапного нападения.

Пробиваясь через заросли кедрача, спотыкаясь о кочки, продвигался вперед Иван. С внутренней стороны фланелевки, слева, он пришил специальный карман из крепкой холщовой ткани, в котором хранил партийный билет. И теперь они не разлучались: он и самый важный для него документ.

Внезапно грохнул залп береговых батарей. Все заволокло дымом. Отступающие самураи побежали к склонам высоты над бухтой.

Кобзарь потерял счет времени. Он не знал, сколько прошло, час или целые сутки с той минуты, как ступил на каменистый берег Шумшу. Рядом бежали товарищи навстречу бьющим из кустарника, из-за покатых валунов пулеметным очередям, падали, пережидая пока спадут земляные фонтаны, поднятые близкими разрывами мин и снарядов. Потом снова устремлялись вперед. Пот заливал их глаза, ныли колени, разбитые о каменистую крошку, но никто не думал останавливаться, чтобы передохнуть.

Вот и настал час Ивана. Тот, о котором думал он всякий раз, слушая или читая сводки Советского информбюро. Его братья — Антон, Василий, Григорий почти с первых дней войны были на фронте. На Антона пришла похоронка… Васе и Грише посчастливилось дожить до светлого дня Победы. Мать рассказывала Ивану в письме, что соседки ей говорят: «Не гневи бога, Анастасия Федоровна, из четырех сыночков трое живы-здоровы».

«…Какой замечательный у нас народ! Если у тебя нет родителей — обратись к народу, найдешь тысячи отцов и матерей. Если нет у тебя братьев и сестер — обратись к народу, сотни и тысячи братских рук протянутся к тебе. Если у тебя несчастье, обратись к народу, он тебя утешит и сделает счастливым. Разве такой народ можно победить?! Нет!»

Так писал Иван Кобзарь Василию Кобзарю. Братья думали одинаково.

«Дорогой брат! Поздравляю тебя с историческим событием в нашей стране — Днем Победы над фашистской Германией! Сколько радости и гордости было у нас, когда мы услышали долгожданное слово „победа“. Это даже трудно описать. Мне только обидно, что я далеко от этих исторических событий.

Ну, ничего. Куда партия пошлет нас, там мы и должны стоять на боевом посту. Было время, когда лучших воинов отбирали на Дальний Восток, так как здесь был самый заядлый враг. Да он и сейчас коварный и хитрый. Хорошо бы за одно рассчитаться и с ним. Заверяю тебя, дорогой брат, что, если придет этот час, я с честью выполню свой долг»…

Только так и не иначе рассуждал Иван Кобзарь.

Он, как и большинство десантников, знал о войне по книгам, по кинофильмам да по рассказам фронтовиков, с которыми довелось встречаться. Но все это ни шло ни в какое сравнение с тем, что пришлось испытать уже в первые часы боя.

Кобзарь и сам не мог бы объяснить, почему он во время вражеского обстрела избрал для укрытия именно этот колючий кустарник. Наверное, сработали полученные на тактических занятиях навыки, а может, сказался могучий инстинкт самосохранения.

Кустарник, за которым выдолбил Иван неглубокий окопчик, был жестким, как проволока, со скрученными спиралью свирепым океанским ветром ветками. Листья узкие и острые, словно ножи.

«Сама природа построила здесь заграждения, — невесело размышлял Кобзарь. — Попробуй пробиться через такой кустарник, кровью изойдешь».

Поначалу ему казалось, что он один залег под этой колючей изгородью. Но затем, осмотревшись, увидел, что справа и слева от него за невысокими брустверами окопов притаились другие десантники. А немного позади оборудовал свой наблюдательный пункт командир роты.

Рядом с командиром находились связные взводов и ординарец. Этого ординарца Иван знал еще по Петропавловску. Звали его Васей, у него было смешное прозвище: «Вася, ты меня уважаешь?» Служил Вася на тральщиках, роста был небольшого, жилистый и такой подвижный, что никогда ему не сиделось на месте. Кроме того, он был очень обидчивый. Все ему казалось, что товарищи относятся к нему не очень серьезно. Поэтому, очевидно, то и дело спрашивал:

— Ты меня уважаешь?

Сейчас Вася, чуть пригнувшись, бежал к окопчику Кобзаря. Отдышавшись и утерев с раскрасневшегося лица пот, строго сказал:

— Товарищ старший сержант, вас срочно вызывает командир роты.

— Не знаешь, зачем я ему понадобился? — попытался выяснить, в чем дело, Иван.

Вася укоризненно поглядел на него.

— Никак нет. Если вызывает, значит, надо.

У ротного окоп был отрыт в полный рост. В выдолбленных нишах лежали гранаты, запасные «рожки» для автомата.

— Я, товарищ старший сержант, — сказал он, — вызвал вас вот по какому поводу… Надо кое-что разведать. А главное, где и сколько сосредоточено японских танков. Дело это не простое. Пойдете с Никифоровым. — Командир кивнул в сторону Васи.

Он показал на карте лощину, где самураи могли предположительно сосредоточить танки.

— Хорошо, если бы вам удалось взять «языка». Но такую задачу я перед вами не ставлю. Посмотрите по обстановке. Главное — узнать, где танки.

Сколько раз потом Иван был благодарен командиру, что тот послал с ним именно Васю «Ты меня уважаешь?». В разведке Вася оказался отличным товарищем. С какой-то кошачьей ловкостью, без единой царапины, пробирался он через колючий кустарник, о который Кобзарь обдирал в кровь лицо и руки.

Двигались они очень осторожно — ведь на каждом шагу их могла подкарауливать засада. Раз Кобзарь и Никифоров почти напоролись на хорошо замаскированную позицию японской артиллерийской батареи. Но им удалось не обнаружить себя. Лежа за грудой размолотых нашими снарядами камней, Иван внимательно наблюдал за действиями вражеских артиллеристов. Вот так же, вскинув жерла, стояли орудия его родной батареи, укрытые маскировочной сеткой, вот так же, как этот длинный сутулый японец, должно быть наводчик, он, Иван Кобзарь, наводил орудие. Все, как у нас, и вместе с тем совсем по-другому. С каким страхом поглядывают японские солдаты на командира, который важно расхаживает возле орудия! «Не люди, автоматы, — презрительно подытожил свои наблюдения Иван. — А что, если попробовать взять „языка“ с батареи? Было бы здорово».

Он понимал, что навряд ли из этой затеи что-нибудь получится. Исчезновение одного из номеров орудийного расчета сразу будет замечено, и тогда Кобзарю и Никифорову не уйти от погони, да еще с «языком».

…Батарея осталась позади. По заброшенной траншее, которая вилась по обратным склонам высотки и, как определил Иван, вела к запасным позициям артиллеристов, разведчикам удалось пробраться в лощину. Ту самую, что показывал Кобзарю командир роты на карте. Никаких танков там не оказалось. «Японцы тоже не дураки, чтобы сосредоточить танки в таком месте, которое без труда может разведать противник, — размышлял сержант. — Несколько хороших артналетов, и от бронированных машин останется утильсырье».

Разведчики решили передохнуть и собраться с мыслями. Конечно, танки это не коробки спичек, в кармане их не спрячешь. Но на такой холмистой, изрезанной местности найти достаточно надежное укрытие не так уж сложно. Причем оно должно быть недалеко от переднего края, чтобы успеть нанести по нашему десанту неожиданный удар.

— Вот, что сделаем, Василий, — произнес Кобзарь, глядя в его серьезные светло-голубые глаза. — Ты проберись вон к тем зарослям и оттуда понаблюдай. А я выйду на вершину того холмика. Встретимся на этом месте.

Василий скрылся за кустами, будто растворился. Кобзарь немного переждал и тоже стал пробираться к своему рубежу. Туда было не меньше километра. Он успел сделать шагов сто пятьдесят, когда неожиданно услышал почти рядом японскую речь. По спине пробежал холодок. «Так можно самому попасть в лапы к самураям».

Он притаился между двумя стоявшими рядышком валунами. Взял наизготовку автомат, расстегнул подсумок с гранатами. На всякий случай.

По едва приметной тропинке, близко от него, так что он услышал смешанный запах табака и ваксы, прошли три японских солдата. На них были темные комбинезоны и шлемы.