Полное собрание сочинений. Том 3. Развитие капитализма в России - Ленин (Ульянов) Владимир Ильич - Страница 65

Чтобы подтвердить наше положение о необходимой причинной связи между мелким производством на рынок и господством торгового капитала, остановимся подробнее на одном из лучших описаний того, как появляются скупщики и какую роль они играют. Мы имеем в виду исследование кружевного промысла в Московской губернии («Пром. Моск. губ.», т. VI, вып. II). Процесс возникновения «торговок» таков. В 1820-х годах, т. е. во время возникновения промысла, и позднее, когда кружевниц было еще мало, – главными покупателями были помещики, «господа». Потребитель был близок к производителю. По мере распространения промысла крестьяне стали отсылать кружева в Москву «с каким-нибудь случаем», напр., через гребенщиков. Неудобство такого примитивного сбыта сказалось очень скоро: «где же мужику, не занимающемуся этим делом, ходить по домам?» Стали поручать сбыт одной из кружевниц, вознаграждая ее за потерянное время. «Она же и привозила материал для плетения кружев». Таким образом, невыгодность изолированного сбыта ведет к выделению торговли в особую функцию, исполняемую одним лицом, собирающим изделия от многих работниц. Патриархальная близость этих работниц друг к другу (родня, соседи, односельчане и пр.) вызывает сначала попытку товарищеской организации сбыта, попытку поручать сбыт одной из мастериц. Но денежное хозяйство немедленно пробивает брешь в старинных патриархальных отношениях, немедленно приводит к тем явлениям, которые мы констатировали выше по массовым данным о разложении крестьянства. Производство продукта для сбыта приучает ценить время на деньги. Становится необходимым вознаградить посредницу за потерянное время и труд; посредница привыкает к своему занятию и начинает обращать его в профессию. «Подобные поездки, повторявшиеся несколько раз, и выработали тип торговки» (1. с., 30). Лицо, ездившее несколько раз в Москву, заводит там постоянные сношения, которые так необходимы для правильного сбыта. «Вырабатывается необходимость и привычка жить заработком от комиссионерства». Кроме платы за комиссию торговка «норовит накинуть на материал, бумагу, нитки», берет себе вырученное за кружева сверх назначенной цены; торговки объявляют, что получили цену ниже назначенной: «хочешь отдавай, хочешь нет». «Торговки начинают доставлять товар из города и пользуются тут значительной прибылью». Комиссионерка превращается, следовательно, в самостоятельную торговку, которая уже начинает монополизировать сбыт и пользоваться своей монополией для полного подчинения себе мастериц. Наряду с операциями торговыми появляются и ростовщические, отдача денег в долг мастерицам, прием товара от мастериц по пониженным ценам и т. д. «Девушки платят за продажу по 10 коп. с рубля, причем очень хорошо понимают, что торговка и кроме того с них берет, продавая кружево за более дорогую цену. Но они положительно не знают, как иначе устроиться. Когда я им говорила, чтобы они по очереди в Москву ездили, – они отвечали, что хуже будет, не знают, кому сбывать, а торговка уже хорошо знает всякие места. Торговка сбывает их готовый товар и привозит заказы, материал, сколки (узоры) и проч.; торговка дает им всегда и деньги вперед, или взаймы, и ей даже прямо можно продать срезку, коли нужда случится. С одной стороны, торговка делается самым нужным, необходимым человеком, – с другой, из нее вырабатывается постепенно личность, сильно эксплуатирующая чужой труд, женщина-кулак» (32). Необходимо добавить к этому, что вырабатываются такие типы из тех же самых мелких производителей: «Сколько ни приходилось расспрашивать, все торговки, оказывалось, прежде сами плели кружева, следовательно, были лицами, знающими самое производство; вышли они из среды этих же кружевниц; они не обладали какими-либо капиталами первоначально, и только мало-помалу принимались торговать и ситцами и другими товарами, по мере того как наживались своим комиссионерством» (31)[337]. Таким образом, не может подлежать сомнению, что в обстановке товарного хозяйства мелкий производитель неизбежно выделяет из своей среды не только более зажиточных промышленников вообще, но и в частности – представителей торгового капитала[338]. А раз образовались эти последние, вытеснение мелкого раздробленного сбыта крупным оптовым сбытом становится неизбежным[339]. Вот несколько примеров того, как на деле организуют сбыт более крупные хозяева из «кустарей», являющиеся в то же время и скупщиками. Сбыт торговых счетов кустарями Московской губернии (см. статистические данные о них в нашей таблице; приложение I) производится главным образом на ярмарках по всей России. Чтобы торговать самому на ярмарке, необходимо иметь, во-1-х, значительный капитал, так как торговля на ярмарках ведется только оптовая; во-2-х, необходимо иметь своего человека, который бы скупал изделия на месте и присылал торговцу. Этим условиям удовлетворяет «единственный торговец-крестьянин», он же и «кустарь», имеющий значительный капитал, занимающийся формовкой счетов (т. е. изготовлением их из рамок и косточек) и торговлей ими; «исключительно торговлей занимаются» его 6 сыновей, так что для обработки надела приходится нанимать двоих работников. «Не мудрено, – замечает исследователь, – что он имеет возможность с своими товарами участвовать на всех ярмарках, сравнительно же мелкие торговцы сбывают свой товар обыкновенно поблизости» («Пром. Моск. губ.», VII, в. I, ч. 2, с. 141). В этом случае представитель торгового капитала настолько еще не дифференцировался от общей массы «мужиков-землепашцев», что сохранил даже свое надельное хозяйство и патриархальную большую семью. Очешники Московской губернии находятся в полной зависимости от тех промышленников, которым они сбывают свои изделия (очешные станки). Эти скупщики – в то же время и «кустари», имеющие свои мастерские; они ссужают бедноту сырыми материалами с условием поставки изделий «хозяину» и т. д. Пытались было мелкие промышленники сами сбывать продукт в Москве, но потерпели неудачу: слишком нерасчетливо оказалось сбывать по мелочам, на какие-нибудь 10–15 рублей (ib., 263). В кружевном промысле Рязанской губернии торговки получают барыша 12–50 % к заработку мастериц. «Солидные» торговки установили правильные сношения с центрами сбыта и высылают товар по почте, что сберегает путевые расходы. До какой степени необходим оптовый сбыт, – видно из того, что торговцы считают расходы по сбыту не окупающимися даже при сбыте на 150–200 руб. («Труды куст. ком.», VII, 1184). Организация сбыта белевских кружев следующая. В гор. Белове есть три разряда торговок: 1) «прасольщицы», которые раздают мелкие заказы, сами обходят мастериц и сдают товар крупным торговкам. 2) Торговки-заказчицы производят лично заказы или скупают товар у прасольщиц и возят его в столицы и пр. 3) Крупные торговки (2–3 «фирмы») ведут дело уже с комиссионерами, отправляя им товар и получая крупные заказы. Везти свой товар в большие магазины провинциальным торговкам «почти невозможно»: «магазины предпочитают иметь дела с гуртовыми скупщицами, доставляющими изделия целыми партиями из самых разнообразных плетений»; торговки и должны сбывать этим «поставщицам»; «от них узнают все обстоятельства торговли; они же назначают цены; словом, помимо их – нет спасения» («Труды куст. ком.», X, 2823–2824). Число подобных примеров можно бы увеличить во много раз. Но и приведенных вполне достаточно, чтобы видеть, какой абсолютной невозможностью является мелкий раздробленный сбыт при производстве на крупные рынки. При раздробленности мелких производителей и полном разложении их[340], крупный сбыт может быть организован только крупным капиталом, который в силу этого и ставит кустарей в положение полной беспомощности и зависимости. Можно судить поэтому о нелепости ходячих народнических теорий, рекомендующих помочь «кустарю» посредством «организации сбыта». С чисто теоретической стороны, подобные теории относятся к мещанским утопиям, основанным на непонимании неразрывной связи между товарным производством и капиталистическим сбытом[341]. Что же касается до данных русской действительности, то они просто игнорируются сочинителями подобных теорий: игнорируется раздробленность мелких товаропроизводителей и полное разложение их; игнорируется тот факт, что из их же среды выходили и продолжают выходить «скупщики»; что в капиталистическом обществе сбыт может быть организован только крупным капиталом. Понятно, что, выкинув со счета все эти черты неприятной, но несомненной действительности, не трудно уже фантазировать in's Blaue hinein[342].[343]