Золотой киль - Бэгли Десмонд - Страница 38

Я позвал Курце и рассказал ему обо всем.

— Когда отправитесь за яхтой, сообщи в полиции, что со мной в горах произошло несчастье и я нездоров. Бурно, возмущайся ограблением, как положено честному человеку. Зайди в больницу навестить Луиджи и скажи ему, что больничный счет будет нами оплачен и сверх того он получит за причиненный ему ущерб.

— Позволь я займусь этими мерзавцами. Ведь не было у них необходимости избивать старика.

— И близко не смей подходить к ним, — ответил я. — Это можно будет сделать только перед самым отплытием.

Курце заворчал, но спорить не стал, и они с Уокером отправились выяснять, какой ущерб нанесен яхте. После их ухода я поговорил с Пьеро:

— Слышал о Луиджи?

— Да, грязное дело, но очень похоже на Торлони.

— Думаю, нам понадобится здесь охрана.

— Мы уже принимаем меры, — сказал Морезе. — Нас здесь хорошо охраняют.

— А Франческа знает об этом?

Он покачал головой.

— Женщинам не стоит вникать в такие дела. Я скажу мадам, когда будет необходимость. Но верфь хорошо охраняется. Я могу собрать десять человек в течение пятнадцати минут.

— Нужны сильные и выносливые, чтобы справиться с бандитами Торлони.

На лице Пьеро мелькнула мрачная усмешка.

— Люди Торлони — профаны, — сказал он презрительно. — А люди, которых могу собрать я, — настоящие бойцы, они убивали вооруженных до зубов немцев голыми руками. Если бы не Луиджи, я бы им даже посочувствовал.

Его слова меня успокоили. Могу себе представить, какой портовый сброд работает на Торлони, им не устоять против людей, привыкших к дисциплине и закаленных в боях.

— Только помни — трупы нам ни к чему.

— Трупов не будет, если они не начнут первыми. А если начнут… — Он пожал плечами. — Я не могу поручиться за разгневанных людей.

Я простился с ним и пошел в домик, чтобы почистить и смазать пистолет. В туннеле было сухо, и шмайссер практически не пострадал. Сомневался я в патронах: столько лет пролежали, годятся ли еще? Но выяснится это только во время перестрелки. А может, обойдется без перестрелки? Хорошо бы, Меткаф и Торлони не узнали о нашей связи с партизанами — я ведь вроде все сделал, чтобы скрыть ее. Если Торлони предпримет нападение, для него их присутствие будет сюрпризом. И все же лучше, если бы нападения не было, очень уж не хотелось вовлекать итальянцев в наши дела.

Поздно вечером Курце с Уокером привели «Санфорд» на верфь, и сыновья Пальмерини сразу занялись ею — подняли на стапель и сняли мачту.

Курце сообщил, что за ними следовал мощный катер.

— Значит, они знают, что мы здесь?

— Да, — ответил он, — но мы им доставили немало хлопот.

Уокер пояснил:

— Только мы отчалили, они за нами пустились, думали — совсем отплываем. Вышли из гавани — зыбь, качка — тут всех троих и укачало. — Он усмехнулся. — И Курце тоже.

— Яхта сильно пострадала?

— Не очень, — ответил Курце. — Взломали шкафы и разбросали вещи, но полиция успела навести порядок после этих свиней.

— А печки?

— Нормально. Я их первыми проверил.

Тогда все не так уж плохо. Сейчас успех экспедиции держался на этих печах, если бы их украли, все наши усилия пропали бы даром. Времени на замену уже не оставалось, истекал крайний срок в Танжере. Теперь все зависело от того, как быстро мы будем работать.

Курце занялся печами. Он быстро перенес их с яхты и вскоре уже монтировал на верстаке в углу ангара. Пьеро ничего не понимал, но помалкивал.

Я решил, что бессмысленно и дальше скрывать от него и Франчески наш план, да и невозможно. И вообще я начал уставать от бесконечных подозрений, в которых и сам запутался, как в паутине. Итальянцы вели себя до сих пор честно и открыто, к тому же мы целиком находимся в их власти, и, если у них было намерение отобрать груз, они давно могли это сделать.

Я объяснил Пьеро, что собираюсь изготовить новый киль для «Санфорд». Пьеро удивился:

— Зачем? Какая-нибудь поломка?

— С ним все в порядке, только вот сделан он из свинца. А я человек привередливый и хочу киль из золота.

Лицо его осветила радостная улыбка.

— А я-то гадал, как вы собираетесь вывезти золото из страны! Думал и так и эдак, но ничего не выходило, а вы казались такими уверенными…

— Да, таким вот способом, — сказал я и направился к Курце.

— Послушай, в ближайшие дни я не гожусь для тяжелой работы. Буду монтировать печи — работа сидячая, а ты лучше займись другими делами. Например, изготовлением формы.

— Я уже кое-что предпринял, — ответил он. — У Пальмерини, оказывается, много формовочного песка.

Я развязал пояс и из потайного кармана достал чертеж нового киля, который сделал много месяцев назад.

— Гарри внес изменения в кильсон, чтобы он подходил новому килю. Он, наверное, подумал, что я рехнулся. От тебя требуется отлить киль точно по этому чертежу — и он встанет как миленький.

Курце забрал чертеж и пошел разыскивать Пальмерини. Я занялся монтажом печей — работы было немного, и к ночи я завершил ее.

Полагаю, мало кому доводилось распиливать золотые слитки ножовкой. Работа адски трудная, потому что металл мягкий и зубья быстро засоряются. Как сказал Уокер, это все равно что патоку распиливать.

Но приходилось пилить, потому как за один прием мы могли расплавить только два фунта золота. Проблему с золотой пылью я решил, послав за маленьким пылесосом, которым Уокер весьма усердно пользовался, обсасывая каждый кусочек золота, попадавший ему под руку.

Когда Уокер в конце дня заканчивал с распилкой, ему приходилось подметать вокруг верстака и промывать собранную пыль в тазу, как в прежние времена это делали старатели. Но даже с такими предосторожностями, как я полагал, мы должны были потерять несколько фунтов золота на распилке.

На первую плавку собрались все. Курце уронил маленький кусочек золота на графитовую прокладку и включил аппарат. Чем больше накалялась графитовая прокладка, тем ярче становилось белое свечение, и золото таяло, растекалось лужицей, и через несколько секунд можно было выливать его в форму.

Три печки работали исправно, но, поскольку они были всего-навсего лабораторными аппаратами и выдавали жидкое золото маленькими порциями, работа предстояла долгая. Внутрь формы мы заложили проволочную сетку, которая должна была скреплять золото. Курце одолевали сомнения в успешном результате такого метода, несколько раз он останавливал работу и переплавлял золото заново.

— В киле будет столько пузырей и трещин, что он развалится, — говорил он.

Приходилось добавлять все больше и больше проволоки: заливая ее золотом, мы надеялись, что она сможет удержать всю эту массу.

Усталость и раны на спине давали себя знать, нагибаться для меня стало пыткой, и помогать я, естественно, в полную силу не мог. Я обсудил положение с Курце.

— Знаешь, кто-то из нас должен показаться в Рапалло. Меткаф ведь знает, что мы здесь, и, если мы все засядем в ангаре, он постарается узнать, чем мы тут заняты.

— Верно, тебе стоит показаться в городе, — сказал Курце. — Здесь ты пока не нужен.

Франческа сменила мне повязку, и я поехал прямиком в яхт-клуб. Секретарь выразил мне сочувствие в связи с нападением на «Санфорд» и надежду, что ничего не украдено.

— Вряд ли это местные, — сказал он. — У нас здесь с этим очень строго.

Он так вопросительно поглядывал на мое лицо в синяках и ссадинах, что я улыбнулся и сказал:

— Похоже, ваши горы сделаны из более твердого материала, чем наши, в Южной Африке.

— А-а, вы занимались альпинизмом?

— Пытался, — ответил я. — Разрешите пригласить вас?

Он отказался, а я пошел в бар и, заказав себе виски, занял столик у окна, из которого открывался вид на стоянку яхт. На стоянке появилось новое судно — огромная яхта водоизмещением около ста тонн. На Средиземном море такие не редкость. Их владельцы, очень богатые люди, выходят в море только в хорошую погоду, но при этом содержат постоянный экипаж, члены которого, можно сказать, наслаждаются жизнью на берегу, так как работы у них немного. Исключительно от нечего делать я стал рассматривать яхту в клубный бинокль и прочитал название — «Калабрия».