Золотой киль - Бэгли Десмонд - Страница 36

Уокера, казалось, потрясло такое еретическое намерение, и он уселся считать деньги, пока я расстилал одеяла, устраивая себе ложе для сна. Когда я уже лег, Уокер вдруг сказал:

— Здесь почти тысяча миллионов лир — подумать только! И еще фунты стерлингов. Тысячи купюр по пять фунтов.

Я зевнул:

— Какого цвета купюры?

— Белые, — ответил Уокер. — Самая большая купюра, которую я когда-либо видел.

— Предъявишь одну и высоко залетишь, — сказал я. — Они поменяли ее цвет, когда выяснилось, что немцы выпустили фальшивые купюры Бог знает на сколько миллионов. Поразмышляй-ка над этим, может, те, что здесь лежат, немецкого производства. Ложись спать, потом сам будешь радоваться.

Мои слова явно огорчили его. Он забрал свои одеяла и устроился внизу. Я лежал, изо всех сил стараясь не уснуть, пока не услышал ровное дыхание крепко спящего Уокера. Тогда я поднялся и тихо пошел в глубь туннеля. Вытащил шмайссер с обоймами и принес их к себе в постель. Вначале я не мог придумать, куда их лучше спрятать, потом обнаружил, что диванная подушка у меня в изголовье порвана и оттуда вылезает набивка. Я распотрошил набивку и положил внутрь пистолет и обоймы. Подушка стала тверже, но мне было все равно — зато теперь, если кто-то станет угрожать мне оружием, у меня есть возможность ответить тем же.

Спали мы плохо — обоих одолевали беспокойные мысли. Я непрерывно ворочался и слышал, как ворочается Уокер. Наконец нам это надоело, и мы отказались от дальнейших попыток. Было четыре часа дня, и, если все шло по плану, наши партнеры уже должны отправиться в Варци.

Мы прошли к началу туннеля и еще раз все проверили, а потом уселись ждать наступления темноты. А может, ночь уже наступила и мои часы показывают неправильно — в туннель ведь свет не проникал.

Уокер нервничал, дважды спрашивал меня, не слышу ли я шума, но не со стороны входа, а из глубины туннеля. Трупы убитых им немцев не давали ему покоя. Я посоветовал пойти взглянуть на них, полагая, что шоковая терапия подействует благотворно. Но он отказался.

Наконец послышался слабый шум у входа Я взял молоток и приготовился — ведь это мог быть и не Курце. Упал камень, и чей-то голос позвал: «Халлоран?»

Я расслабился и с облегчением вздохнул: Курце. Упал еще один камень, и я спросил через завал:

— Все в порядке?

— Без сучка и задоринки, — ответил он, энергично разбирая камни. — Грузовики здесь.

Вместе с Уокером мы помогли изнутри разобрать завал, и Курце посветил мне в лицо фонариком.

— Ну и ну, — сказал он, — придется вам умыться.

Могу себе представить, на кого мы были похожи! Воды в туннеле не было, и пыль покрыла нас плотным слоем. Рядом с Курце стояла Франческа.

— Как вы, мистер Халлоран?

— Все в порядке. Где грузовики?

Она двигалась, едва различимая в темноте.

— Здесь, недалеко.

— С ними четыре итальянца, — сказал Курце.

— Они знают, что им предстоит делать? — поспешно спросил я.

Из темноты надвинулся Пьеро.

— Они знают, что дело секретное, а значит, наверняка незаконное, — сказал он. — Больше им ничего не известно.

— Пусть двое из них спустятся вниз к нашей стоянке, снимут лагерь и ждут там. Предупредите, чтобы следили за дорогой, и, если кто-то появится, немедленно сообщили. Двое других пусть поднимутся в горы для наблюдения за подходами к шахте, один — слева, второй — справа. Сейчас самый опасный момент, нельзя допустить, чтобы нас застали врасплох, когда мы вынесем золото.

Пьеро ушел, и я слышал, как уверенно он отдавал приказания.

— Остальные будут работать здесь. Принесите доски из грузовиков, — командовал я.

Все действительно удалось, грузовиков оказалось даже больше, чем нужно. Один из них был набит обрезками грубой древесины, а также наспех сделанными багажными клетями, в которые предстояло переложить остальной груз.

Мы вытащили доски и перенесли их в туннель вместе с инструментами — двумя пилами, четырьмя молотками и несколькими пакетами гвоздей. Там мы начали обивать ящики с золотом, меняя их конфигурацию и размеры.

Вчетвером мы действовали быстро, уже в процессе работы распределив обязанности. Уокер распиливал доски нужной длины, Курце прибивал их снизу и сверху ящиков, я обивал их с боков, а Пьеро заканчивал. Франческа занялась переупаковкой драгоценностей и золотых мелочей из тех ящиков, в которых они лежали, в багажные клети.

Через три часа мы закончили, оставалось только вынести груз из туннеля и погрузить в машины.

Я скатал одеяла, вынес их вместе с подушкой и затолкал за водительское сиденье в одном из грузовиков — в таком месте шмайссеру будет уютно.

Ящики получились тяжелыми, но Курце и Пьеро напрягались изо всех сил, поднимая их вертикально в машины и аккуратно укладывая.

Мы с Уокером опять воспользовались тросом, чтобы вытащить ящики из туннеля через узкий для двоих проход. Франческа приготовила несколько фляжек кофе и гору сандвичей; мы ели и пили, не прерывая работы. Она определенно верила, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

Наконец и с этим было покончено.

— А теперь, — сказал я, — надо убрать из туннеля все, что мы принесли с собой. Надо уничтожить малейшие следы нашего пребывания здесь, не должно остаться ни одной мелочи, которая могла бы выдать нас.

Мы вернулись в туннель и подобрали одеяла, подушки, инструменты, фонари, фляжки, даже погнутые гвозди и клочки обивки разодранных диванных подушек. Все снесли в грузовики, а я задержался, чтобы еще раз все осмотреть. Подобрал забытый кусок доски и направился к выходу.

Тут-то это и случилось.

Курце, должно быть, торопился, когда укреплял свод в конце входа — он ведь уже видел золото и ни о чем другом думать не мог. Когда я повернулся, чтобы выйти, злополучный кусок доски задел стенку входа и сдвинул камень. Послышался угрожающий треск, я бросился бежать, но… поздно.

От сильного удара в плечо я рухнул на колени, успел услышать нарастающий грохот камнепада и, по-видимому, потерял сознание.

Придя в себя, как сквозь вату я различил голос:

— Халлоран, как вы? Халлоран!

Что-то нежное прикоснулось к моей щеке, потом что-то холодное и мокрое. Я застонал и открыл глаза, но ничего не увидел. В затылке пульсировала боль, и ее волны застилали глаза. Должно быть, я опять потерял сознание. Но когда в следующий раз открыл глаза, изображение стало четким. Голос Курце сказал:

— Можешь двигать ногами, парень? Можешь ногами двигать?

Я попытался. Оказалось, что с ногами все в порядке, и я попытался встать. И не смог! Какая-то тяжесть на спине не пускала меня.

— Не волнуйся, парень, мы вытащим тебя отсюда, это точно!

Видимо, он ушел, и я услышал голос Франчески:

— Халлоран, вы должны лежать тихо и не двигаться. Вы слышите меня?

— Слышу, — пробормотал я. — Что случилось? — Мне было трудно говорить, потому что правая сторона лица оказалась прижатой к чему-то грубому и твердому.

— Вас придавило грудой камней, — сказала она. — Ногами двигать можете?

— Да, могу.

Франческа отошла, слышно было, как она разговаривает с кем-то. Разум возвращался ко мне, и я понял, что лежу ничком, на спине — огромная тяжесть, а голова повернута так, что правая щека упирается в камень. Правая рука вытянута вдоль тела, и я не могу ею шевельнуть. Левая рука чуть приподнята и в таком положении плотно зажата.

Вернулась Франческа и сказала:

— Теперь будьте внимательны. Курце говорит, что, если ноги свободны, значит, вас завалило только посредине. Он собирается освободить вас, но на это уйдет много времени, и вы не должны двигаться. Поняли?

— Понял.

— Как вы? Где-нибудь болит? — Голос ее был тихим и нежным.

— Тела не чувствую, — ответил я. — А главное, давит на спину.

— Я принесла бренди. Хотите глотнуть?

Я попытался покачать головой, но понял, что это невозможно.

— Нет, пусть Курце начинает разбирать завал.