Очерки истории российской внешней разведки. Том 4 - Примаков Евгений Максимович - Страница 128

Данные НТР о технологических тонкостях процессов производства в таких важных для СССР областях науки и техники, как атомная энергия, авиация, реактивная техника, радиолокация, химическое и бактериологическое оружие, нефтепереработка, производство высококачественных ГСМ, синтетических каучуков и других материалов, существенно помогли отечественной науке и технике сберечь время и средства при ликвидации отставания от капиталистических стран и выходу на передовые рубежи.

Основой успехов НТР явилось то, что разведчики с полным пониманием своей ответственности за судьбу Родины участвовали в справедливой войне против фашистских захватчиков и подчиняли свою деятельность лозунгу Великой Отечественной войны: «Все для фронта, все для Победы!».

Опыт, который НТР накопила за годы своей деятельности в военных условиях, показал, что успехи ее работы во многом зависели от воспитания разведчиков в духе высоких требований к их политической, морально-этической и профессиональной подготовке, к деятельности в сложной обстановке перед лицом сильного и коварного противника.

В целом НТР добилась результатов, позволивших ей затем успешно действовать в период холодной войны, подготовить опытных разведчиков, способных решать сложные оперативные и информационные задачи.

37. «Монах» предупреждает Сталина

День 11 июня 1941 года в Хельсинки выдался на редкость погожим. Жители столицы Суоми после долгой зимы и прохладных весенних недель наконец-то дружно высыпали на залитые солнцем улицы, испытывая какое-то особое чувство блаженства и душевного покоя. Резидент советской внешней разведки в Финляндии Елисей Синицын, невольно поддавшись всеобщему настроению, после обеда тоже решил прогуляться несколько минут на свежем воздухе. Он запер двери своего кабинета в посольстве, но вдруг услышал резкий телефонный звонок.

«Вернуться или нет? — подумал Синицын. — Если очень нужен, то обязательно перезвонят еще», — решил он. Телефонный звонок настойчиво повторился, а затем и еще раз, пока Синицын не снял наконец трубку. Взволнованный голос с заметным финским акцентом произнес несколько фраз из обусловленного пароля. Звонил один из самых ценных источников резидентуры — «Монах», информация которого почти всегда ложилась на бланк шифрованной телеграммы в Москву.

— Я срочно хочу вас видеть, Елисей Тихонович! Встретимся «там же», в 19.00, - проговорил «Монах», и в трубке городского автомата послышался сигнал отбоя. Синицын понял, что надо бросать все дела и немедленно ехать в тихое малоприметное кафе на берегу залива. Цифра 19 означала, что делать это надо было прямо сейчас, отложив в сторону всё, даже самое срочное.

«Монах», незаметный сухонький старичок в поношенном твидовом пиджачке, буквально выбежал навстречу Синицыну.

— Беда! Елисей Тихонович, беда! — задыхаясь от переполнивших его чувств, сорвавшимся голосом прохрипел старик. И не переводя дыхания, сообщил следующее: «Сегодня утром в Хельсинки подписано тайное соглашение между Германией и Финляндией об участии финских вооруженных сил в предстоящей войне гитлеровской Германии против Советского Союза, которая начнется 22 июня, то есть всего через двенадцать дней».

«Информация совершенно достоверная и точная, — торопился «Монах». Мне ее сообщил мой хороший товарищ («Монах» назвал его), который лично присутствовал при подписании документа. Он никогда еще меня не подводил, и я верю ему, как себе. Извините милостиво за нарушение мною конспирации с прямым телефонным звонком в посольство. Но выхода иного не было. В этом деле дорога каждая минута, — смущенно пробормотал старичок, стирая крупные капли пота, выступившие на его лысине. — А теперь, дорогой мой Елисей Тихонович, поспешите, пожалуйста, передать эту информацию в Кремль, Сталину. Еще можно что-то предпринять…»

Через час телеграмма с грифом «вне очереди» ушла в Москву в адрес Берии. Синицын знал, что это был кратчайший путь доставить информацию такой степени важности до главного адресата. Утром следующего дня из Москвы пришло подтверждение о вручении И.В. Сталину посланной Синицыным телеграммы. Однако в тексте подтверждения, увы, ни слова не говорилось о реакции, не давалось никаких указаний.

На свой страх и риск резидент уведомил об информации «Монаха» сотрудников резидентуры, а затем и командование советской военноморской базы на полуострове Ханко. Всем было рекомендовано собирать конкретные сведения о подготовке вооруженных сил Финляндии к предстоящей войне с СССР и немедленно сообщать разведывательные данные в резидентуру.

Москва молчала, словно воды в рот набрала — ни ответа ни привета. А дни тревог и сомнений, оставшиеся до 22 июня, мелькали стремительно. Десятки вопросов возникали у каждого. Что делать с семьями? Эвакуировать или нет? Возвращать ли детей из летних лагерей, приступать ли к уничтожению секретных документов и шифрпереписки?..

В эти дни в служебных кабинетах и жилых помещениях сотрудников посольства никто не выключал радиоприемников: слушали Москву. А она радовала слух приятной музыкой и новостями об обильном в том году урожае советской колхозной нивы. Иногда в эфире слышалась мелодия популярной песни: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим…»

Утром 22 июня на квартиру Синицына прибежал оперативный дежурный. В руках у него был листок «Экстренных новостей» информационных агентств. Жирный заголовок гласил: «Сегодня на рассвете Германия вместе с Финляндией и Румынией по фронту от Северного Ледовитого океана до Черного моря напала на СССР. В полдень ожидается выступление по радио наркома иностранных дел Вячеслава Молотова».

Резидент собрал оперсостав и объявил о случившемся. «В ближайшие дни, — сказал он, — все советские граждане покинут эту страну. Нужно организованно подготовиться к отъезду. Чтобы ни один документ, ни одна телеграмма не досталась врагу, нужно все уничтожить. Не мешкайте ни минуты и приступайте к делу».

Приехавший через какое-то время представитель МИД Финляндии подтвердил решение своего правительства о высылке «через три дня» всех сотрудников советских представительств в Финляндии из Хельсинки на турецко-болгарскую границу. Там должен был состояться обмен на дипломатов германского посольства, аккредитованных в Москве.

Началась тяжелая и изнурительная дорога на юг с нескончаемыми остановками и пересадками. В душном вагоне поезда у Синицына было время собраться с мыслями и припомнить многие агентурные сообщения, которые предупреждали Кремль о грозящей стране опасности. Он не мог только понять одного: почему Москва, например, никак не реагировала на срочные сообщения резидентуры о сближении Германии и Финляндии и о соглашении о беспрепятственной переброске немецких войск через территорию Финляндии «в случае военного конфликта» этих стран с Советской Россией, почему оставляла без внимания информацию надежного и проверенного источника в спецслужбах Финляндии об активизации немецкой агентуры в районах, пограничных с СССР, и наконец, по какой причине было положено под сукно сообщение «Монаха» о нападении на СССР немецко-фашистских агрессоров и их сателлитов 22 июня 1941 года.

По приезде в Москву Синицын буквально с вокзала примчался на работу и был незамедлительно принят своим старым знакомым и однокашником — начальником внешней разведки Павлом Фити-ным. Вот как описывает Синицын в своей увлекательной книге воспоминаний «Резидент свидетельствует» эту встречу и вопросы, которые на ней обсуждались: «Принял он меня радушно, мы дружески обнялись. Я попросил его ознакомить меня со всеми записками, посланными в Политбюро, составленными на основании материалов, полученных Центром от нас за четыре последних месяца. Я подчеркнул Фитину, что информация «Монаха» о нападении на СССР 22 июня и о вступлении Финляндии в войну полностью подтвердилась. Так в чем же дело?»

«Твое недоумение, — ответил Фитин, — понимаю, но не могу объяснить. Почему-то Сталин, кому я в последний месяц почти ежедневно составлял и направлял информацию о готовящейся агрессии Германии против Советского Союза, не доверял нашим источникам. Твоя информация от 11 июня в тот же день за подписью наркома была направлена Сталину, но реакции не последовало. 17 июня нарком рано утром позвонил мне и предложил срочно подготовить все материалы, полученные из резидентур, о подготовке немцев к войне против нас, для личного доклада Сталину в тот же день. — Воспользовавшись предстоящей встречей, — продолжал Фитин, — я собрал все шифровки последних дней, в том числе и сообщение «Монаха» от 11 июня, чтобы лично доложить Сталину и рассказать об источниках, если потребуется».