Очерки истории российской внешней разведки. Том 3 - Примаков Евгений Максимович - Страница 42

И еще об одной деликатной стороне советско-испанского сотрудничества по линии спецслужб. Когда Советский Союз начал оказывать республиканской Испании широкую и разностороннюю помощь, советские средства массовой информации стали сообщать ежедневно о ходе военных действий в этой стране, о многих внутренних и международных аспектах испанской проблемы под специфическим углом зрения. Упоминались прежде всего имена лидеров испанских коммунистов: Долорес Ибаррури, Хосе Диаса. И у людей не могло не сложиться впечатление, что именно КПИ является единственной ведущей политической силой, основным вдохновителем и организатором всенародного сопротивления франкистам. В действительности же дело обстояло не совсем так. Ни в коем случае нельзя преуменьшать поистине героических заслуг коммунистов, их последовательности в борьбе с фашистами, патриотизма и самоотверженности, однако их роль в системе многопартийного Народного фронта, степень влияния на государственные дела советской стороной неоправданно преувеличивались и переоценивались. Естественно, все ведомства, в том числе и внешняя разведка, были обязаны строго и неукоснительно придерживаться линии, заданной руководством ВКП(б), и ориентироваться на КПИ.

В начальный период войны крупные политические партии Народного фронта создавали собственные разведывательные и контрразведывательные службы, а также целые охранные военизированные подразделения. В докладе в Центр от 10 января 1937 г. резидент, в частности, отмечал, что коммунистам оказывается содействие в организации собственных разведки и контрразведки и что эта работа рассматривается как приоритетная. Работники резидентуры руководили бригадой охраны членов политбюро ЦК КПИ, хотя официально это не входило в круг их обязанностей в соответствии с испано-советскими соглашениями и договоренностями по межгосударственной линии. Специальные сообщения о действиях разведывательно-диверсионных групп и отрядов во франкистском тылу, составлявшиеся по данным советских инструкторов и советников, направлялись лично премьер-министру, министру обороны и… в военную комиссию ЦК КПИ, которую никак невозможно было причислить к органу системы испанского государственного аппарата.

Используя свои возможности и личный авторитет, советские инструкторы и советники в соответствии с установкой своего руководства стремились продвигать и закреплять на ключевых постах в местных спецслужбах прежде всего членов компартии. Встречи руководителей и сотрудников резидентуры с видными деятелями КПИ проводились, как правило, без соблюдения элементарных требований конспирации, о них знали, пожалуй, все, кого это могло интересовать. Такая демонстрация «особых» отношений с компартией не могла не раздражать других высших испанских руководителей и вызывала их соответствующее противодействие. К июлю 1937 года «медовый месяц» (по словам А.М. Орлова) дружбы социалистов и коммунистов закончился. Коммунистов стали изгонять из важных государственных учреждений, включая правоохранительные органы. Все это, а также ухудшение положения на фронте с каждым днем все более отрицательно и болезненно сказывалось на состоянии взаимодействия с испанскими партнерами.

Чтобы максимально объективно судить о работе советских разведчиков в Испании, надо помнить и принимать во внимание и то, что они действовали в условиях, когда на Родине проводились массовые необоснованные репрессии, судили и физически уничтожали «врагов народа», разоблачали «шпионов» иностранных государств, клеймили «отщепенцев», «уклонистов» и Т.Д., и т. п. Эта информация доходила в Испанию не только официальным путем. Люди нервничали, выбивались из колеи, находились порой в состоянии глубокой депрессии. Вот несколько таких житейских ситуаций.

Семьям группы военных советников вдруг без объяснения причин перестали выплачивать положенное денежное содержание. Оказалось, что эти командиры попали под подозрение, так как перед отъездом в Испанию их принимал и напутствовал М.Н. Тухачевский. Специалист, работавший директором военного завода в Барселоне, окольными путями узнал, что в Москве арестована его жена.

В резидентуру поступили из Центра указания взять в «разработку» стенографистку торгпредства Т., поскольку она ранее якобы поддерживала дружеские отношения с М.Н. Тухачевским, установить наблюдение за сотрудником резидентуры, который был знаком в прошлом с арестованным троцкистом. Предлагалось также взять под контроль интербригадовца польского генерала Кароля Сверчевского из-за того, что у него якобы «нездоровое настроение» в связи с арестом в Москве трех представителей польской секции Исполкома Коминтерна по обвинению в шпионаже. И резидент докладывал:

«У руководителя группы польских интернационалистов — озлобленное, вражеское настроение. Он открыто высказывает сомнение в правдоподобности выдвинутых против арестованных обвинений. Этих людей он знает в течение 20 лет и не верит, что они могут являться врагами народа». Топор Ежова основательно прошелся и по сотрудникам резидентуры, возвратившимся на Родину по завершении командировки. Некоторые не стали дожидаться препровождения в застенки. В частности, на отчете Инны Натановны Беленькой о ее работе в Испании имеется пометка, сделанная в 1938 году: «Подлежала аресту. Не была арестована, т. к. покончила жизнь самоубийством». Эта отважная разведчица была многие годы на нелегальной работе в Германии, Австрии и Китае. В Испании вела агентурную работу, оказывала помощь испанским коллегам в следственных мероприятиях. Отличалась принципиальностью, независимым характером и прямотой суждений.

В июле 1938 года резидентуру постиг очередной серьезнейший удар: неожиданно покинул свой пост и скрылся вместе с женой (сотрудницей резидентуры) и дочерыо-подростком А.М. Орлов. Через месяц в постпредство СССР в Париже от него поступило письмо на имя наркома внутренних дел Ежова. В нем беглец разъяснил, что его поступок обусловлен нежеланием подвергнуться необоснованным репрессиям на Родине, как это уже случилось со многими его коллегами и друзьями. Исполняющим обязанности руководителя загран-аппарата в Испании назначили Наума Исааковича Эйтингона. В разведке он служил с 1920 года, владел четырьмя иностранными языками. Был разведчиком-нелегалом в Китае, США и ряде европейских стран. По возвращении из Испании в 1940 году руководил операцией по ликвидации в Мексике Л.Д. Троцкого. В 1953 году был осужден на 12 лет тюрьмы за «измену Родине», а после освобождения работал в «Международной книге». В некоторых зарубежных и отечественных фильмах последних лет Н.И. Эйтингон изображается как грубый и тупой фанатик с садистскими замашками. Однако знавшие его люди, наоборот, отмечали широкую эрудицию, смелость и решительность, высокоразвитое чувство ответственности Эйтингона.

Приняв руководство резидентурой в критический для нее период, Н.И. Эйтингон обеспечил решение основных оперативных проблем, которые все множились и множились.

В целом загранаппарат продолжал функционировать более или менее нормально, хотя после бегства А.М. Орлова сохранялась нервозность, тормозившая инициативу и завершение ранее начатых дел. Не удалось избежать и крупных издержек. В частности, было прекращено осуществление плана создания глубоко законспирированного агентурного резерва на перспективу в преддверии зримо надвигавшейся войны СССР с гитлеровской Германией. Этот проект получил кодовое название «Новый набор». Его суть состояла в следующем: подобрать из бойцов интернациональных бригад около 70 человек, имевших опыт подпольной работы и доказавших свою надежность и верность в боевой обстановке, обучить их надлежащим образом в специальной школе под Барселоной, а затем разослать в различные страны (главным образом европейские) в качестве нелегалов на оседание как задел разведки на военное время. К лету 1938 года эта работа шла полным ходом, но в ноябре того же года ей был положен конец на том основании, что к ней имели причастность такие «враги народа», как А.М. Орлов, руководители внешней разведки И.З. Пассов и С.М. Шпигельглас. Двое последних были расстреляны. Санкционировал закрытие «Нового набора» 23 ноября 1938 г. заместитель наркома внутренних дел СССР Л.П. Берия. А ведь в годы Великой Отечественной войны такой резерв советской внешней разведке, видимо, очень бы пригодился.