Письмо Виверо - Бэгли Десмонд - Страница 38

Чтение этих писем из Девона в удушливой жаре в самом центре Кинтана Роо вызывало у меня острый приступ ностальгии, и снова и снова я возвращался к мысли насчет того, не пора ли мне закончить. Это было не мое дело, и из-за того, что теперь отношения между мной и Кэтрин стали вежливо-холодными, я чувствовал себя здесь еще более ненужным, чем раньше.

В тот день, когда мы поссорились, из домика Халстедов поздно вечером доносились громкие голоса, и на следующее утро Кэтрин появилась к завтраку в рубашке с высоким воротником. Он был недостаточно высок, чтобы скрыть синяк на ее шее, и я почувствовал странное напряжение в нижней части живота. Но то, как муж и жена улаживают свои семейные дела, не имело ко мне никакого отношения, поэтому я оставил все как есть. Кэтрин, со своей стороны, подчеркнуто игнорировала меня, но Халстед совсем не изменился — он по-прежнему вел себя как ублюдок.

Я уже был готов от всего отказаться, когда Фаллон показал мне письмо от Пата Харриса, в котором содержались новости о Гатте. «Джек совершает поездку по Юкатану, — писал он. — Он побывал в Мериде, Валладолиде и Виджио Чико, а теперь он находится в Фелипе Карилло Пуэрто. По-видимому, он ищет чего-то или кого-то, поскольку он встречается с весьма странными личностями. Так как Джек Гатт предпочитает проводить свое свободное время в Майами или Лас Вегасе, то я думаю, что это деловая поездка — и дело несомненно важное. У него нет привычки потеть, когда в этом нет необходимости, так что дело, которым он занят, должно иметь для него большое значение».

— Фелипе Карилло Пуэрто раньше назывался Чан Санта Круз, — сказал Фаллон. — Это был центр восстания майя, столица непокорных индейцев. Мексиканское правительство сменило название города после того, как одержало верх над повстанцами в 1935 году. Он не так далеко отсюда — не более пятидесяти миль.

— Очевидно, Гатт что-то затевает, — сказал я.

— Да, — задумчиво согласился Фаллон. — Но что? Я не могу понять мотивов этого человека.

— Я могу, — заявил я и выложил свои соображения на суд Фаллона — золото, золото и еще раз золото. — Есть ли здесь золото на самом деле — не имеет значения до тех пор, пока Гатт считает, что это так. — Я задумался на минуту. — Вы как-то показывали мне тарелку работы майя. Сколько стоит золото, которое в ней содержится?

— Не слишком много, — сказал он насмешливо. — Может быть, долларов пятьдесят — шестьдесят.

— А сколько эта тарелка будет стоить на аукционе?

— Трудно сказать. Большинство таких вещей находится в музеях и не поступает в открытую продажу. Кроме того, мексиканское правительство относится очень строго к экспорту произведений искусства древних майя.

— Но вы можете хотя бы предположить? — настаивал я.

Он ответил раздраженно:

— Такие вещи бесценны — никто не будет даже пытаться определить цену. Любое уникальное произведение искусства стоит столько, сколько за него готовы заплатить.

— Сколько вы заплатили за эту тарелку?

— Нисколько — я нашел ее.

— За сколько вы можете ее продать?

— Я не буду ее продавать, — сказал он твердо.

Наступила моя очередь почувствовать раздражение.

— Бог ты мой! Сколько бы вы заплатили за эту тарелку, если бы у вас ее уже не было? Вы богатый человек и вы коллекционер.

Он пожал плечами.

— Вероятно, до 20000 долларов, а может быть, и больше, если бы я очень сильно захотел ее получить.

— Для Гатта этого вполне достаточно, даже если рассеются его иллюзии насчет золота — чего, я думаю, не произойдет. Вы ожидаете найти похожие предметы в Уашуаноке?

— Весьма вероятно, — сказал Фаллон. Он нахмурился. — Думаю, мне стоит поговорить об этом с Джо Рудетски.

— Как идут дела? — спросил я.

— Разведка с воздуха нам больше ничего не даст, — сказал он. — Теперь мы должны спуститься на землю. — Он показал на фотомозаику. — Мы сократили количество мест поиска до четырех. — Он поднял голову. — А вот и Поль.

Халстед вошел в домик с обычным недовольным выражением на лице. Он бросил на стол два пояса с мачете.

— Вот что нам теперь понадобится, — сказал он. Его тон подразумевал — «Я говорил вам!»

— Мы только что это обсуждали, — заметил Фаллон. — Вы не могли бы попросить Ридера зайти сюда?

— Я что, теперь мальчик на побегушках? — спросил Халстед с вызывающим видом.

Глаза Фаллона прищурились. Я сказал быстро:

— Я схожу за ним.

Никто не получит преимущества, если атмосфера раскалится до точки кипения, хотя становиться мальчиком на побегушках мне не особенно хотелось — это не самая почетная профессия.

Я застал Ридера за полировкой своего любимого вертолета.

— Фаллон сзывает конференцию, — сказал я. — Вы там тоже требуетесь.

Он сделал финальный взмах полировальной ветошью.

— Сейчас иду.

Когда мы направились вместе к домику, он спросил:

— Что с этим парнем, Халстедом?

— Что вы имеете в виду?

— Он пытался отдавать мне приказы, поэтому мне пришлось объяснить ему, что я работаю на мистера Фаллона. Он вел себя весьма нахально.

— Он всегда такой, — сказал я. — Я не стал бы из-за этого беспокоиться.

— А я и не беспокоюсь, — заявил Ридер с показным безразличием. — Но ему стоит побеспокоиться. У него есть все шансы свернуть себе челюсть.

Я положил руку на плечо Ридеру.

— Не так быстро — подождите своей очереди.

Он усмехнулся.

— Значит, вот как? О'кей, мистер Уил, я встану сразу за вами. Но не мешкайте слишком долго.

Когда мы с Ридером вошли в домик, то сразу почувствовали, что между Фаллоном и Халстедом появилось какое-то напряжение. Я подумал, что, вероятно, Фаллон отчитал Халстеда за его антиобщественную позицию и отказ к сотрудничеству — он был не тот человек, который станет выбирать выражения, и Халстед выглядел еще более взвинченным, чем обычно. Но он не промолвил и слова, когда Фаллон коротко бросил:

— Давайте перейдем к следующему вопросу.

Я склонился над столом.

— С чего вы собираетесь начать?

— Это очевидно, — сказал Фаллон. — Мы имеем четыре сенота, но только возле одного можно совершить посадку на вертолете. Его мы и обследуем первым.

— Как вы подберетесь к остальным?

— Мы спустим человека на лебедке, — объяснил Фаллон. — Я делал так раньше.

Может и делал, но с тех пор он не стал моложе.

— Я могу спуститься вниз, — предложил я.

Халстед хмыкнул.

— С какой целью? — поинтересовался он, — Что вы собираетесь делать, оказавшись на земле? Там требуется человек, у которого есть глаза.

Если отбросить в сторону неприятный тон, Халстед, скорее всего, был прав. Я уже убедился, как трудно мне увидеть руины строений майя, которые Фаллон замечает мимоходом, и понял, что несомненно могу пропустить что-то имеющее крайнюю важность.

Фаллон сделал быстрый жест рукой.

— Я спущусь вниз — или Поль. Возможно, сразу оба.

Ридер спросил осторожно:

— А как насчет номера два — здесь очень трудные условия.

— Мы это обсудим, когда в том появится необходимость, — сказал Фаллон. — Мы оставим его напоследок. Когда ты будешь готов к вылету?

— Я уже готов, мистер Фаллон.

— Тогда полетели. Пойдем, Поль.

Фаллон и Ридер вышли, и я уже последовал за ними, когда Халстед сказал:

— Подождите минутку, Уил, я хочу поговорить с вами.

Я повернулся. В его голосе было что-то такое, что заставило мои волосы на затылке зашевелиться. Он застегивал пояс вокруг талии и поудобнее пристраивал мачете.

— Что такое?

— Ничего особенного, — сказал он натянутым голосом. — Просто держитесь подальше от моей жены.

— Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что сказал. Вы увиваетесь за ней, как кобель за сукой. Не думайте, что я ничего не замечаю. — Его глубоко сидящие глаза горели бешеным огнем, а руки слегка дрожали.

Я произнес:

— Вы сами выбрали выражение — это вы назвали ее сукой, не я. — Его рука конвульсивно сжалась на рукоятке мачете, и я быстро продолжил: — Теперь выслушайте меня. Я не дотрагивался до Кэтрин и пальцем, и не собирался этого делать — тем более, что она не стала бы меня поощрять, если бы я решил попробовать. Все, что происходит между нами, сводится к отношениям между двумя здравомыслящими людьми, оказавшимися в нашем положении, и сводятся к разговорам с различной степенью дружелюбия. Я могу еще добавить, что в данную минуту наши отношения не самые дружеские.