Осознанные сновидения - Грин Цилия - Страница 8

Сновидения, в которых я понимаю, что сплю, бывают двух типов. Оба они неприятны. Первый тип — это повторяющийся кошмар, хотя сейчас он снится реже, чем в двенадцать лет, когда я видел его очень часто. В этом кошмаре я ищу какой-то невероятно маленький предмет, причем мне жизненно важно найти его раньше, чем это сделает кто-то другой — я не знаю, кто он, но мне точно известно, что он злой. Я видел этот сон не один десяток раз, понимая, что это сон, и я его уже видел. Тем не менее, мне не удается ни изменить его сюжет, ни проснуться.

Мой повторяющийся кошмар, который бывает у меня при температуре больше 103°F, относится к этому типу… (т. е. осознанным сновидениям — прим. авт.) Обычно там находятся предметы, загораживающие мне выход, когда я пытаюсь добраться до какого-то отдаленного места. Сначала это была живая изгородь с калиткой в дальнем конце; иногда это стена комнаты, в которой я нахожусь, а порой — стадо животных на абсолютно плоской равнине.

… Однажды я видел ужасный сон, в котором меня застрелили. Понимая, что должен быть мертвым, я, тем не менее, сохранял прежнее состояние сознания, и заключительная цепь событий сна воспроизводилась снова, в меня снова стреляли, и снова убивали. В какой-то момент понимание абсурдности происходящего окончательно победило страх. Я полностью осознал, что это сон, и решил прервать его и проснуться.

Осознавание истинной природы ситуации во сне значительно облегчает имеющийся у человека груз эмоций страха, отвращения т. п.:

Все, что я помню об этих снах… что мне угрожает непреодолимая сила, и я приказываю себе не бояться, ибо «это всего лишь сон».

Осознанные сновидения, возникающие на почве кошмаров, — самые распространенные, хотя и самые короткие. Период осознанности обычно очень сжат, поскольку пробуждение следует почти сразу же после понимания природы происходящего. Об управлении сюжетом сна сообщается редко, и только в стереотипных рамках завершения кошмара.

Миссис Арнольд-Форстер описывает интересный метод, с помощью которого она пыталась превратить любой неприятный сон в напоминание о том, что она спит:

В некоторых давних сновидениях, когда печаль и ужас становились непереносимыми, в моем спящем уме вспыхивала мысль: «Это только сон; если ты проснешься, он закончится, и все снова будет хорошо». Если бы мы могли ясно осознавать этот факт прямо в момент начала плохих сновидений, они бы не вызывали у нас ужаса, поскольку всегда был бы открыт путь выхода из ситуации. Поэтому я пробовала произносить эту формулу про себя в течение дня и перед сном, всегда одинаково: «Помни, что это сон. Тебе не следует больше спать». Я решила делать это до тех пор, пока эффект от этих слов не станет даже во сне более мощным, чем впечатления от самого сна — чтобы во время кошмара я могла сказать: «Ты же знаешь, что это сон. Ты не должна больше спать; тебе следует проснуться». После того, как эта формула была полностью освоена, она всегда сразу меня пробуждала. Сейчас, произнося ее, я не обязательно просыпаюсь (хотя и такое случается), но кошмарный сюжет всегда прекращается. Он просто «отключается», а сон идет дальше — не прерываясь, но и без травмирующих событий.[34]

Ниже дается пример неприятного сновидения Арнольд-Форстер, которое после произнесения ею формулы преобразуется в приятное. Она не уточняет, был ли остаток сна осознанным, но степень ее некритичности по отношению к ситуации свидетельствует скорее об обратном:

В ходе длинного сновидения мне удалось отследить наличие запутанного и опасного заговора против нашей страны. Конспираторы внезапно изменили свое отношение ко мне, когда узнали, как много мне известно. За мной тщательно следили, и мой страх за свою жизнь стал таким сильным, что в моем уме вспыхнула формула для прерывания сна, и я тут же обрела уверенность. Я помнила, что могу обеспечить себе защиту, но при этом понимала, что если проснусь, то ценная информация об опасном заговоре будет утеряна, поскольку это «сновидное знание». Возникла ужасная дилемма: мне очень хотелось оказаться в безопасности, но в то же время сильное чувство долга убеждало меня остаться и сорвать планы предателей. Я боялась, что мужество изменит мне, поэтому молилась на коленях о том, чтобы у меня хватило храбрости не искать защиты в пробуждении, но идти вперед, пока я не сделаю все, что нужно. Поэтому я не проснулась, и сон продолжался. Главный заговорщик — человек с белым лицом и в котелке — следил за мной до самого дома, в котором я скрывалась; к этому времени он был окружен. Но после произнесения формулы страх улетучился, а вместо него возникло приятное ощущение великого героизма, в полной мере знакомое только тем, кто чувствует себя в безопасности. Сон стал восхитительным приключением, поскольку из него исчез элемент страха![35]

С психологической точки зрения интересно отметить сходство между осознанным сновидением, вызванным неприятным сном, и стрессовыми переживаниями, возникающими порой в бодрствующем состоянии, когда все кажется нереальным и похожим на сон. Иногда об этом чувстве говорят: «сейчас я проснусь, и этот кошмар кончится». В описаниях, имеющихся в распоряжении Института, это состояние часто упоминается в связи с воздушными налетами. Например:

В январе 1941 мы оказались под массированными бомбардировками в Кардиффе. В наш дом попали зажигательные бомбы, и все дома вокруг тоже пылали. Тяжелые бомбы падали постоянно, а я, хотя и был очень напуган, побежал за водой, когда возникло это самое чувство. Я сказал себе: «Это конец. Мы все погибнем. Выхода нет. Мы — неподвижная цель». Меня охватило чувство глубокого покоя и отстраненности, а страх исчез. Все было нереальным, и я задавал себе вопрос: когда же я проснусь?

Вот что сказал при опросе один из детей, выживших в Аберфанской катастрофе:

Я думал, что сижу у зубного врача, у меня удалили зуб под газом[36], и я скоро проснусь.[37]

Описываемые переживания достаточно часто встречаются при падениях с высоты в альпинизме и скалолазании. Следующий случай является типичным:[38]

По моему опыту, нет никакого чувства эмоциональной отстраненности, когда вам, например, надо пересечь склон, на который может обрушиться лавина; это, скорее, просто страшно. Но иногда мне, как и большинству скалолазов, случалось оказываться в ситуации, когда кажется, что сейчас упадешь, — и в двух случаях я действительно падал… В первом из этих эпизодов… как только стало ясно, что я упаду, но еще до этого момента, у меня не было никакого страха — только ощущение отрешенности и нереальности. Это произошло из-за слабости в пальцах, которую я почувствовал; и я помню, как смотрел на свои разжимающиеся пальцы, словно они мне не принадлежали. Переживание падения напоминало приятный сон, а упав на скалу, я не ощущал никакой боли. Я слышал подобные рассказы от других людей и думаю, что это распространенное переживание.

Сходные ощущения описаны в следующих двух абзацах другим альпинистом:

… Мне предстояло спуститься, отвязать страховку и двигаться вниз без ее помощи… Было уже совсем темно, но поднималась луна… и кое-что можно было разглядеть. Я помню каждую деталь этого уникального восхождения. Не было никакой нервозности или страха — скорее любопытное чувство отстраненности; казалось, что все происходит во сне и если я сорвусь, то проснусь и окажусь в кровати. Тем не менее, я двигался с предельной осторожностью, проверяя каждый шаг вверх по утесу.[39]

Сильный порыв ветра, вызванный сорвавшейся лавиной, взметнул в воздух снег и закружил его — подобно дыму после пушечного выстрела… В следующий миг движущиеся точки исчезли, разлетевшись, как насекомые из-под ноги человека. Казалось, что все это происходит во сне. Я не слышал никакого шума после первоначального рева и воспринимал звуки так, словно находился в своей палатке. Затем неожиданно пришла в голову мысль об опасности.[40]