Игуана - Миронов Георгий Ефимович - Страница 67

Он усмехнулся морщинистым ртом.

Вот странно, – у него прекрасные искусственные зубы, элегантно, на основе новейших технологий «вживленные» в челюсть. Это не то, что фарфоровые вставные челюсти его деда. А лицо все равно производит впечатление лица старика, только что вставившего себе искусственную челюсть. Может, лицо такое? Или просто – старость.

Вредная старушенция, эта старость… Подозрительная. Никак её не о обманешь. Как это русские говорят? «На кривой козе не объедешь?» Или что-то вроде…

Он снял чайные примочки.

Что ни говори, а старые рецепты, ещё от няни-негритянки, – надежнее новых, всяких там химических растворов. Просто – чай. А глаза уж видят мир светлее и праздничнее.

Однако без очков мир выглядел несколько размытым.

Он не любил очки, – они делали его похожим на древнего университетского профессора. Ему казалось, что без очков он выглядит моложе.

Но вживляемые накладные линзы он ещё больше не любил. Всегда чувствовал в них дискомфорт. В конце концов, отказался.

Так что пришлось нацепить на орлиный нос очки.

Чтобы совершить традиционный утренний сеанс общения с Богом.

Он нащупал правой рукой на тумбе карельского дерева небольшое по формату, но толстенькое издание «Библии». Рука ощутила приятную сухую поверхность сафьянового переплета, нащупала крупный изумруд на поверхности кожи… У у изумруда этого тоже была своя интересная история… Это случилось там, в Колумбии, когда он ещё только начинал завоевывать кокаиновый рынок в Европе и пытался и мытьем и катаньем найти ходы в колумбийскую мафию… Да… Ему тогда, сорок лет назад, это удалось… память об удачной сделке – этот изумруд.

А сама «Библия» тоже имела свою историю. Переплет был сделан из сафьяновой кожи, крышку-обложку украшали тончайшая золотая сетка, причем каждая крохотная ячейка с четырех сторон была украшена четырьмя крохотными лилиями из золота… По краям обложки были в изящных золотых ложах закреплены золотыми лепестками четыре крупных итальянской обработки алмазов…

Локку всегда нравилось сочетание золота и брильянтов…

Но в центре золотое ложе было пусто… Брильянт, самый крупный, судя по ложу, был утрачен. Не удивительно, – «Библия» была оправлена в эту изящную оболочку во времена Возрождения. Сохранилась даже авторская подпись на обложке, – Бенвенутто Челлини… Что делала и так драгоценную «Библию» чрезвычайно дорогим произведением ювелирного искусства.

Он мог бы подобрать брильянт и вставит на место утраченного… Мог бы сойти с ума от коллекционерского зуда, поставить на ноги частных сыщиков всего мира, купить полицию, оценщиков, огранщиков, музейщиков и попытаться разыскать именно тот, утраченный брильянт.

Он сам себе удивился…

У него не возникло даже делания искать брильянт.

Он не захотел и подбирать новый на пустующее место.

У него появилась странная прихоть – вторгнуться в творческий замысел великого мастера ювелирного искусства эпохи Ренессанса и одним «росчерком пера» создать новую композицию.

И он, получив в качестве подарка от Хуана Хименеса в Колумбии огромный необработанный камень, приказал обработать его с учетом имеющегося в церре переплета «Библии» озоо золотого ложа…

Так в центре переплета появился гигантский, необычайно дивно, жадно, таинственно переливающийся светлым и густым темным зеленым светом камень из Колумбии.

И вся композиция зажила новой жизнью, заиграла, перекликаясь лунным светом брильянтов и солнечным, зеленым светом залитой утренними лучами восходящего светила лесной лужайки…

Он погладил сухими, тонкими пальцами гигантский изумруд, и, как ему показалось, даже ощутил тепло камня…

– И все это отдать молодым мерзавцам? – мелькнула мысль. – Никогда…

Он уже знал от нанятого им частного сыщика, подслушавшего разговоры жены Локка с её любовником, о вынашиваемых молодыми плана. План был прост, как Колумбово яйцо, – такими планами полна человеческая история за многие тысячелетия существования этого грешного мира.

– Убить старого мужа, так, чтобы подозрение не пало на них. Или «подставить» его так, чтобы ему неминуемо грозил электрический стул. В любом случае, если им удастся бросить на него тень обвинения в умышленном убийстве, он, при всех его деньгах, проведет остаток своих дней в тюрьме. А «голубочки» будут резвиться в его «Эскориале», наслаждаться его винами, радоваться его картинам, гладить руками его драгоценные камни… никогда… Никогда…

Рука, которой он тянул к себе «Библию», дрогнула от волнения и он чуть было не уронил маленькую, но тяжелую уже для него книгу на скрытый толстым ковром пол.

Но в последний момент удержал, раскрыл наугад…

Прочитал:

В «Евангелии от Иоанна», в главе 8, на странице 112 «Нового завета» под цифрой «34» было написано:

«Иисус отвечал им: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха»…

Как всегда он увидел в случайно выхваченной из «Библии» мысли глубокий смысл. И, впервые захотел узнать, что ему делать дальше. И прочитал следующую запись, под цифрой «35»:

«Но раб не пребывает в доме вечно».

– Бог помогает мне, давая словами Евангелия «От Иоанна» подтверждение принятого решения. Подтверждение его правильности.

Она совершила грех прелюбодеяния. Она – раб своего греха. Но раб не пребывает в доме вечно.

– Раб должен быть изгнан из дома, – решил наконец Локк уже окончательно и нажал кнопку звонка, вызывающего камердинера.

Ему предстояло мучительное в его возрасте утро.

С трудом надо было встать, – хотя и с помощью камердинера, – потом так же, преодолевая боли в суставах, в пояснице, в о во всем позвоночнике доковылять до ванны, уже наполненной теплым парным молоком, привезенным с его же фермы, потом терпеть прикосновения камердинера, обтирающего его сухое, морщинистое тело мягким ворсистым полотенцем, потом терпеть ещё большую муку, – когда тело, чувствительное даже к легкому прикосновению несильных струй, бивших только что в его кожу теплым молоком, будет подвергнуто пусть и мягкому, щадящему, но массажу. Массаж делала девочка – тайка, большая мастерица и кудесница. Но иногда даже её нежнейшие, как порыв теплого техасского летнего ветерка, пальцы приносили боль, но надо было терпеть. Массаж – непременное условие жизни. Это ему лечащий доктор растолковал довольно убедительно. А он понимал в своем деле – выдающийся терапевт-геронтолог не даром получал свои деньги. Локку за 80, а он ещё очень и очень.

Правда, очень и очень он уже днем.

А утром приходится собирать себя по частям…

После массажа – десять минут отдыха. И завтрак. Легкий, нужный, полезный. Как правило, такие завтраки бывают невкусны. Но это у простых смертных все полезное – не вкусно. Для него готовили выдающиеся повара Европы, Америки и Азии. Все было свежайшим, нежнейшим, абсолютно без сахара, холестерина, жира, соли и т. д. Но с точки зрения вкуса – там был и вкус соленого – в черной икре, и сладкого – в мороженом с клубникой, и копченого – в паштете из угря. Вкус был, а самого этого ничего не было. При том, что никакой химии, все – натуральное. Наука.

Потом он опять отдыхал. Перед ним по специальным желобам двигали шиты, на которых висели в расположенном с кабинетом, запасники с картинами. Ему нужно было лишь заказать те работы, которые хотелось видеть именно сегодня.

Сегодня после завтрака он заказал себе Веласкеса.

– Маленьких, – заказал он.

Секретарь понял и привез две дивных по исполнению копии картин Веласкеса.

На одном полотне крохотный карлик с печальным лицом, в черном плаще, в черной широкополой шляпе, перелистывал страницы огромного, – с него ростом, – фолианта.

На другом портрете был изображен сидящий карлик с густой черной бородой и лихо закрученными усами, в красной безрукавке, украшенной тонкой работы кружевным брюссельским воротником.

На первом потрете великого испанца был изображен его современник дон Диэго де Асеро, прозванный «Эль Примо». На втором дон Себастья, де Морра.