Игуана - Миронов Георгий Ефимович - Страница 59

Она прошла на кухню, внимательно осмотрела содержимое шкафов. Зашла в ванную комнату, осмотрела ещё более внимательно содержимое шкафчиков с туалетными принадлежностями. За стиральной машиной она нашла то, что искала. Пустую бутылку с завинчивающейся пробкой. Вернулась в комнату, набрала в бутылку воды из аквариума, осторожно вышла из квартиры.

В подъезде было тихо. Она осветила фонариком те места, на стенах и потолке, где покоилась с миром верхняя часть головы коллекционера.

– Вполне сойдет на первое время за потеки сырости. К утру засохнет, будет некрасиво, но с «граффити» местных половозрелых подростков, разрисовавших стены страстными признаниями, матерными стихами и уверениями в неизбежно повсеместной и вечной победе «Спартака», потеки засохшей крови и мозгового вещества выглядели вполне декоративно.

– А могут и вообще ничего не заметить до ближайшего ремонта, – философски подумала Татьяна, и медленно, словно вышла погулять, направилась к машине.

Ключ даже не пришлось искать в карманах трупа. Он, видно, сильно спешил. Ключ так и остался в салоне. Она включила зажигание и медленно, привыкая к новой для себя машине, взяла с места, свернула с подъездной дорожки налево, выехала на пустую дорогу, ведущую к станции, проехала один квартал, до линии коммерческих ларьков ТОО «Торговые – ряды Новоивантеевки», и, свернув на шоссе, идущее вдоль железнодорожных путей, поехала строго на юг.

В двух километрах от поселка, там, где шоссе и железная дорога разошлись так, что с дороги не видно, что делается на шоссе, и – наоборот, а с реки вообще ничего не видно, потому что в этом месте её берега густо поросли ивой и кустарником, она остановила машину.

Вначале, открыв багажник, она вытащила труп. Потом прислонив плечи коллекционера к заднему колесу его же машины, она освободила заткнутое некогда белым вафельным полотенцем, то место его тела, которое ещё недавно было нижней частью головы. Кровь все ещё пенилась и сочилась. Хотя у трупа должна бы уж и перестать пениться. Предположить, что коллекционер, потеряв большую часть головы, продолжал жить, у неё не хватило бы ни силы духа, ни фантазии.

Разумеется, он был мертв. Но созналось впечатление, что какие-то органы в его теле продолжали цепляться за жизнь-кровь сочилась, – пузырилась… А может – это ей казалось. Просто, изменив положение тела, она привела в действие его кровеносные сосуды, которые и поспешили в освобожденное от затычки отверстие выбросить часть скопившейся в них крови, так или иначе, но держать в обнимку укороченное тело своей жертвы не входило в её планы. Она сняла перчатку, достала бутылку с речной водой. Во время поездки, как бы аккуратно она ни ехала, часть жидкости выплеснулась на покрытые искусственным ягуаровым мехом сиденья. Но сушить их она не собиралась, машина тоже была обречена.

Татьяна надела резиновые хирургические перчатки, преодолевая легкое отвращение (легкое, потому что с кровью в своем новом ремесле встречалась не первый раз и философски приучила, себя относиться к ней как неизбежному составляющему профессии), очистила от сгустков горло коллекционера. Там, собственно, кроме горла мало что оставалось. Нижняя челюсть и часть затылка, и, собственно, все.

Отбросив сгустки крови в сторону, она, приподняв на расстояние 15-20 сантиметров красный пластмассовый ковш, аккуратно залила через глотку и в желудок, и в легкие столько смеси, сколько прошло. После чего, снова перевязав страшную рану (хотя, конечно, слово употреблено здесь весьма условно, рана бывает на чем то, а если головы как таковой нет, то и раны на ней быть не может) вафельным полотенцем, ставшим давно из белого алым, аккуратно уложила труп в багажник. Вначале она натянула на него резиновый водолазный костюм. Как это было трудно, не передать словами! Попробуйте одеть костюм живому спящему человеку, – и то замучаетесь. А спящее тело и мертвое тело – разница ощутимая, если не верите, сравните. Разница в том, что спящее тело трудно засовывается в костюм аквалангиста, а мертвое вообще не засовывается. И если бы не врожденное упрямство, Татьяна никогда не справилась бы с этим делом.

Наконец, ей это все же удалось. Сверху на ноги она натянула ласты. Капюшон изрезала в клочья, закрепила акваланг за спиной, а маску и гофрированные трубки подачи воздуха тоже искромсала так, чтобы они висели на каких-то резиновых сухожилиях, но не более того.

Оставались сущие пустяки. Тяжелое, ставшее с аквалангом неимоверно тяжелым тело она оттащила к реке, сняла обувь, подтолкнула полы юбки и спустила тело коллекционера в Москва-реку в самом глубоком месте, так, чтоб в ближайшем пространстве коряг больших не было, за которые можно зацепиться… Спустила в реку, а течение здесь сильное, и понесла Москва-река тело, постепенно всасывая его воронками так, что вот уже не по поверхности понесло, а потащило на глубине.

Она не стала тщательно стирать кровь в багажнике и в салоне. Сняла с себя окровавленный плащик – «болонью», хирургические перчатки, сунула в багажник, отъехала от реки, вырулила на проселочную дорогу, ведущую к шоссе, после чего ещё и переобулась, а замызганные глиной и кровью кеды бросила в багажник. После чего вновь тщательно закрыв багажник, села за руль и резко взяла с места.

В Москву она въехала через Троиие-Лыново, поднялась от Москва-реки вверх на улицу Твардовского и, не доезжая двух домов до отделения милиции, свернула во двор.

Во дворе этого дома, на третьем этаже, в квартире, слитой из трехкомнатной и двухкомнатной в один блок, жил криминальный авторитет Семен Херес. И, хотя он был авторитетом группировки, действовавшей в другом районе Москвы, жить предпочитал в экологически чистом и внешне безопасном Строгине. Все во дворе знали, что в их доме живет сам Сеня Херес.

Сеня был человек осторожный. Его водитель на «мерседесе» ставил машину в кирпичный гараж прямо во дворе. Гараж же был положен Сене как инвалиду первой группы. И что интересно никто не решался спросить, в какой такой войне Сеня стал инвалидом. Потому что инвалидом при нашей непредсказуемой жизни стать хочется каждому, но так, как Сеня, по нарошку, оставаясь здоровым.

Сеня, был человеком ещё и предусмотрительным. В квартире, в которой спал водитель, спали ещё трое охранников. Их вооружению позавидовала бы группа американских коммандос, отправляющаяся на спецзадание в джунгли Гватемалы.

Стальные двери были установлены не только на дверях обеих принадлежавших Сене квартир, слитых в одну, но и при входе в тамбур, их соединявший ещё до объединения. И в подъезде, за что жильцы были Сене очень признательны, – он поставил стальную дверь с домофоном, и за бесплатно выдал жильцам по ключу на квартиру, так что можно сказать Сеню в подъезде не то, чтобы любили, но где-то даже уважали.

Сеня был человек предусмотрительный, старший по подъезду получал две свои майорские пенсии сверх официальной, от Минобороны, которую выплачивали нерегулярно, а от Сени – точно в срок, причем без вычетов, и прямо в руки. И за все это он должен был следить за подъездом, желательно бодрствуя, пока охранники спали.

Так что дом был – как крепость. Особенно если учесть, что в этом подъезде купили квартиры ещё 7 Семеновых бывших подельников, наиболее потому преданные и надежные братки из группировки. Не то, чтобы бывшие владельцы квартир враз захотели поменять свои на другие, но и отказать в Семеновой просьбе никто не решился, особенно после того, как в одной из квартир, намеченных к обмену, пропал мальчик. Мальчик потом нашелся, слава Богу: оказалось, что он просто ездил в деревню к бабке. Правда, похудел там сильно и стал заикаться. Так в нашей постсоветской деревне и крепкий нервами Заверюха какой – нибудь сегодня заикаться начнет. До чего деревню довели.

Но речь не об этом. А о том, какой был Семен предусмотрительный. По его настоятельной просьбе соседи ставили машины у подъезда так, чтобы никто к подъезду подъехать не мог. Ну, то есть форменная баррикада из машин. И, конечно, это создавало некоторые неудобства. Например, если Сене надо было срочно ехать, а соседи ещё не разъехались по своим делам и работам, то приходилось включать сирену, которую Сене как президенту какого – то фонда выдали в бывшем ГУВД как раз до реорганизации ГАИ во что – то другое. Это было неудобно, потому что бывало, что и ночью, Тогда, конечно, приходилось вставать и отгонять машины. Зато Сене было удобно в том плане, что к подъезду нельзя было подогнать машину со взрывчаткой так, чтобы взорвать к чертовой матери возле окон третьего этажа. Это могло быть, конечно, чисто теоретически. Потому что это только напугало бы Сеню, который, на самом то деле не участвовавший ни водной войне и объезжавший «горячие точки» километров ха сто, был трусоват.