Игуана - Миронов Георгий Ефимович - Страница 32

– Интересно! – удивился Руслан. – Неужели и к тем делам, что веду я, Игуана имеет отношение.

– Думаю, что да. У нас с тобой идут соприкосновения по всем почти делам, связанным с хищением сырых алмазов и обработанных брильянтов, как с приисков, из Якутска и из трубки «Мирная» под Архангельском, так и с шлифовальных фабрик, обогатительных комбинатов, тебе все равно придется влезать в истории связанные с Игуаной. Но пока, тем более, что Верочке лишнего пока знать тоже не надо, поясню лишь последний эпизод. Оганесян, не в силах платить все более крупные суммы денег. Обратился в РУОП к Овчинникову. Тот взял рэкетиров в разработку. Но имела место утечка информации, и Оганесяна «предупредили». Он замкнулся, ушел от контактов с РУОП. Хотел отсидеться. Его нашли. Он вышел на соответствующее управление ФСБ. О том, где скрывался Оганесян, знал только один полковник в этом управлении и ещё один их внештатный сотрудник, абсолютно доверенное лицо, бывший инструктор Отдела ПК КПСС.

В тот же вечер Оганесяну позвонили по телефону, который знали только эти два человека.

– Утечки информации связаны с предательством?

– Возможно.

– Но раз круг информированных людей так узок, ничего не стоит…

– Стоит, очень даже стоит. Люди проверенные. Утечка могла быть по чисто техническим причинам; есть основание полагать, что либо сама Игуана, что маловероятно, либо кто-то из её окружения является, как бы это мягче сказать, гением в области самых новейших электронных систем, в том числе систем связи. Словом, в данном случае специальные подразделение в МВД и ФСБ занимаются поиском канала утечки. Я о другом. Оганесян разочаровался и в МВД, и в ФСБ. Потерял веру, так сказать, в возможность того, что кто-то его защитит. Совершенно случайно оказалось, что его двоюродный брат Осип Всеволодов, он по матери армянин, по отцу поляк, настоящая фамилия – Всеволжский, он очень известный дизайнер, – мой большой приятель, член моего лайонс-клуба «Москва-Глобал». Так Оганесян вышел на меня. И я, пользуясь давними дружескими связями с коллегами из прокуратуры Кипра попросил взять Оганесяна под свой «колпак». По моим каналам, хотя, конечно, вполне официально – с паспортом, визами, через таможню и паспортный контроль, я перебросил его из Риги в Никосию.

– Почему из Риги? Ах, ну да, в «Шереметьево» могли отследить. Ты вывез его в Ригу, и уже оттуда? Ну да, ну да…

– Там, виллу, которую им выделили, ну, вилла – это громко сказано, – домик, правда действительно старый и комфортный, охраняли парни из отряда физической защиты прокуратуры Кипра. И я был за него спокоен. Он начал надиктовывать на диктофон все, что знал о «системе» Игуаны. А заодно, – я, конечно, и бескорыстным бываю, но все же, нельзя было не воспользоваться подаренной судьбой ситуацией, он надиктовывал по моей просьбе все, что знал о роли армянской этнической криминальной структуры в Москве в организации контрабандного канала переброски золотых изделий с драгкамнями из Турции в Москву. Извини, – Патрикеев чуть наклонил сильно облысевшую и поседевшую за последние лет пять голову в сторону Верочки, – такая уж у нас неромантическая специфика работы. Пять процентов добывает профессиональная разведка, а 95 дают агенты, без агентуры в области контрабанды золота и драгкамней я бы не раскрыл ни одного из тех 23-х дел, которые раскрыл за эти годы.

– Я не спрашиваю, что было в шифровке, – задумчиво начал Руслан.

– И правильно делаешь. То, что можно, я сам скажу. Вилла взорвана, Оганисян погиб, никаких следов аудиозаписи, никаких остатков от блокнотов.

– И человека жаль, и жаль, что ниточка к клубку потеряна.

– Плохо же вы обо мне думаете, – печально улыбнулся Егор. – Оганесяна конечно не вернуть, но дело будет расследоваться теперь быстрее. И – ясно, что Игуана, похоже, контролирует турецкие, армянские и азербайджанские бригады, занимающиеся контрабандой золота, золотых изделий драгкамней из Турции в Россию и золотого песка, лома, самородков из России в Турцию. Механизм этого «промысла» мне уже вчерне ясен, а о подробностях даже в тесном кругу умолчим.

– Но как…

– Ах, Верочка. У меня технические гении работают, не слабее тех, что служат Игуане. Действие равно противодействию, или как там в физике? Честно говоря, никогда не был силен в математике и физике, а вот психология мне всегда давалась. Поэтому я и переманил из одного НИИ молодого и талантливого человека – Василия Андреевича Глущенко. Тем более, что он недавно женился, а в НИИ перестали платить зарплату. У нас вот «пайковые» тоже полгода не давали, но хоть ставку платят. Парнишка не жадный, ему бы семью прокормить и интересные задачки технические решать. А ТЗ я ему ставлю. Вот и поставил. Вася пару дней кумекал, и сделал усовершенствованный репортерский магнитофон. Его мы и дали в дорогу Оганесяну.

– В чем новинка? – насторожился Тамаев, сразу прикидывая, как бы этой новинкой рожденной в недрах Отдела друга, поживиться в интересах расследования того уголовного дела с брильянтами, которым он в эти дни занимался.

– Да все просто, как колумбово яйцо. Чуть проблему бочком поставил, – видна идея. Вся запись идет на пленку, но одновременно – практически без антенны, передается на расстояние пяти километров, где, из стоящего далеко в стороне объекта и ведется вторичная, как бы, запись. Так что, как вы, наверное, догадались, вилла стояла на расстоянии не более пяти километров от отделения полиции, где прокуратуре выделили крохотную комнатку, в которой сидел технарь-оперативник и вел запись. Для меня. По моей просьбе и по поручению прокурора города.

– Значит, запись сохранилась?

– Запись сохранилась, а хороший, нужный человек – погиб…

…Погиб Мартирос страшной смертью. Хотя, надо отдать должное Господу – за сравнительно праведную жизнь (жену свою любил и уважал, никого не убил, не крал, а что бизнес его был иногда уязвим с точки зрения закона, так где вы видели в бывшем СССР или нынешней России, чтобы бизнесмена законникам было уж совсем не в чем упрекнуть, – законы такие, слава Богу, не все выполняются), умер он мгновенно, не успев вспомнить маму, сестер и братьев, что плохо; но и не успев почувствовать боли, что хорошо.

Приехали они к морю часов в десять утра. Сразу, как самолет приземлился в аэропорту Никосии, его встретили, посадили прямо на аэродроме в санитарную машину, и увезли. В горбольнице, в закрытом гараже, пересадили его и жену в закрытый фургон и отвезли в прокуратуру города. Там их накормили завтраком – белый хлеб, сыр, кофе, снова посадили в закрытую машину, на этот раз с надписью «Мебель» на борту, и отвезли в виллу на берегу моря.

Мартирос, как и обещал полковнику Патрикееву, сразу же прошел в свою комнату, закурил, сел в кресло с видом на море, окно было из предосторожности закрыто, стекла пуленепробиваемые, жалюзи давало ощущение моря, но самого Мартироса даже с катера, крейсирующего вдоль берега, через бинокль увидеть было просто невозможно. Казалось, все меры предосторожности были предприняты. Впервые за последние месяцы Мартирос спокойно вздохнул. И диктовал, диктовал. Он много знал о контрабанде золота и драгкамней и прежде всего постарался как бы обозначить технологические схемы. Фамилии, имена, адреса, телефоны он вначале не хотел называть, особенно своих земляков. Но когда, еше в Москве, Егор дал ему просмотреть документы, аудио-, видеозаписи, из которых ему стало ясно, что Игуане его «сдавали» как раз его земляки, некая внутренняя преграда была сломлена и информация, четкая, сжатая, документальная пошла в запись.

Память у Мартироса была уникальная.

У каждого свои таланты.

Жена Мартироса Асмик была гениальной чистюлей и кулинаркой.

Конечно, её фирменное блюдо – голубцы в виноградных листьях – долма, никакая повариха, даже из знаменитого ресторана «Космополис», не приготовит так, как она, Асмик. Но, когда она заглянула на кухню, там уже вовсю кипела работа: фарш был готов, виноградные листья промыты, оставалось завершить начатое дело, тут она была не нужна. Она прошла в спальню, легла на огромную постель, включила телевизор.