Игуана - Миронов Георгий Ефимович - Страница 23

– Александровское юнкерское училище, что же еще, – ответил Айрат.

– Странно, как такая «картинка» могла висеть в юнкерском училище, – подивился Роберт.

– Картина и не висел в училище… Тут, когда банда Курбан-курбаши в город вошла, немного, так, мало-мало, дома русских дворян и купцов ходили, барахло собирали, сюда в училище несли. Потом, когда красные конники к город подошли курбаши самое ценное в хурджуны взял, и ушел в Афганистан. А кое-что осталось. Хозяева приходил, что свое находил – брал. Эта картинка никто не брал. Может, хозяин убит, может, в Россию от курбаши бежал, может в Афганистан от вас, красных конников, уходил с курбаши… Кто теперь скажет? Ничья картина, я так думаю.

Ну, ничьего в рабоче-крестьянской стране, где, понимаешь, справедливость и правильная власть, нету… Ты понял, Айрат? Все теперь народное.

– И картинка с бабой?

– И картинка. Можем оставить у себя. Только вешать её негде. Рядом с портретами товарищей Ленина и Троцкого – революционная сознательность не позволяет. А в соседней комнате, где красные конники вашего племени отдыхают, знание ситуации не дает. Меня как учил комиссар Поливин, – не обижай религиозные чувства местного населения. А местное население по Корану, значится, не уважает, когда живого человека на картине рисуют. Так, Айрат?

– Так, командир.

– Вот и выходит, что надо нам эту картину поменять.

– Как поменять? – удивился Айрат.

– А на ящик спирта для революционно сознательных бойцов. Вам, мусульманам, обратно вино пить нельзя, так что – нам больше останется.

– А, нет, командир, Аллах вино запрещает пить… А про спирт Аллах ничего не говорит.

– Ах-ха-ха… Молодец. Правильный ответ. Ну, что, братва, меняем бабу с парнем на ящик спирта? Вот, инженер с хлопкоочистительного грозится, что сегодня в вечеру и доставит.

Мнение Реввоенсовета было по этому вопросу единодушным… Так к Роберту Локку попала «Мадонна с младенцем»…

Роберт постоял минуту-другую перед картиной.

– Нет, все-таки в ней что-то есть… – подумал он. – Конечно, она сплошь записана новыми, грубыми красками, лишенными кракелюр, тех характерных трещинок, которые появляются от старости на картинах древних мастеров, и по качеству видимая живопись изобличает руку малограмотного художника. Нет, конечно, не круга Сурбарана. Это вещь, написанная в лучшем случае в конце XIX в манере школы Сурбарана. И только. Скорее всего, это грубая подделка, под старину и под испанскую живопись. Все так…

Но вот этот кусочек пейзажа, который привлек меня и там, в комнате, где собирался на заседания реввоенсовет в том далеком сером от пыли и потном от жары городке Туркестана… Он и сейчас вселяет надежду… Это совсем иная живопись, сделанная не просто умелой рукой, в благородной манере… И по времени этот кусок написан гораздо раньше последующих записей… Тут нужно потрудиться опытному реставратору… Я слышал от одной дамы, как-то приславшей мне залог под партию «товара», что есть у неё в Москве изумительная дамочка – реставратор Божией милостью… Кажется, с простой русской фамилией – Иванова. Надо будет пригласить её на стажировку в местный колледж искусств, спонсируемый им, Робертом Локком, и попросить поколдовать над картиной. И реставратор, говорили, чудный, и выйдет дешевле…

Вглядываясь, чуть прищурясь, в светлое пятнышко на грубо написанной картине, Локк усмехнулся своим мыслям:

– Мультимиллионер думает о том, как бы сэкономить на реставрации пару тысяч долларов. Смешно… Хотя с другой стороны, если бы мультимиллионеры не были бережливы, они бы не были мультимиллионерами.

К слову сказать, и то решение, которое он принял, корчась от сердечного приступа в нише, возле бассейна, в десяти шагах от своей прелюбодействующей жены, тоже было продиктовано бережливостью, уже вошедшей в его кровь…

Войдя в свой кабинет, он не сразу сел за стол а подойдя к бару, достал пузатенький бокал, плеснул в него немного хорошего испанского «бренди», сделал большой глоток, подержал жгучую жидкость во рту, – пока не ощутил, что маслянистое, обжигающее, отдающее в нос от неба содержимое бокала не сделало свое дело, – не сняло напряжение в каждой клеточке его большого жилистого тела, и лишь после этого он сел в удобное эргономическое черное кресло и нажал кнопку селекторной связи с его адвокатом Мишелем Ландрю, американцем французского происхождения, человеком совершенно беспринципным, но преданным, каковой ему и был нужен в качестве адвоката.

– О, здравствуйте, шеф… Когда Вы появились? Я не слышал вертолета…

– Здравствуйте, Майкл. Я появился только что. А вертолет у меня бесшумный.

– Какие будут указания? Если по нашему арбитражному спору с фирмой «Коупол энд Донахью», то вопрос практически решен.

– А что с Донахью?

– Умер.

– Что так?

– Банальный сердечный приступ.

– Он был не прав. Сердце надо беречь… Это я по себе знаю. Вот и сегодня оно у меня немного покалывало…

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Ничего серьезного, Майкл, но и ничего оптимистичного. Здоровьем надо заниматься не от случая к случаю, а постоянно.

– Вот это самое я и сказал мистеру Джону Коуполу.

– А он что?

– А он настолько был поражен тем, что я выиграл пари, что не спорил.

– Что за пари?

– Я утверждал, что мистер Донахью настолько не заботится о своем здоровье, что может умереть в любую минуту, например, сегодня в шесть утра.

– И что же? Вы выиграли?

– В такого рода спорах я всегда выигрываю. Ваша школа.

– Не преувеличивайте…

– Нет, право, я многому у Вас научился, в том числе и предугадывать такого рода события.

– И что Джон? Согласился на все наши условия и забрал свой иск?

– Вы как в воду глядели, хозяин…

– Хе-хе… Это – хорошо. А что медики, в этом госпитале Сен-Мишель? Они приехали вовремя?

– Конечно. Сделали укол, купирующий приступ. Но, увы, укол запоздал.

– А что личный врач Джона, это Мигель де Сааведра?

– Он тоже запоздал. Попал в небольшую пробку, потом в его машину врезался автобус… О, ничего страшного, но пришлось задержаться для составления протокола… Словом, он не успел помочь нашему другу.

– Но у него не возникло сомнений?

– Час назад, по его настоянию, состоялось вскрытие. Диагноз, поставленный Кирком Дагласом из госпиталя Сен-Мишель, подтвердился – инфаркт миокарда…

– Никаких подозрений об отравлении?

– Избави Бог…

– Ну, что ж, доктор де Сааведра заслужил свой скромный гонорар. А госпиталь – спонсорскую поддержку. Я не люблю разбрасывать деньги направо и налево, но если речь идет о поддержке солидного госпиталя…

– Что касается доктора де Сааведра…

– То… Нет, пожалуй, не стоит… У меня, знаете ли, есть слабость к испанцам… Пожелаем ему крепкого здоровья…

– Понял, понял… Будут какие-то распоряжения?

– Да… Пожалуй… Зайдите ко мне, если, конечно, это Вас не затруднит.

Пока в комнате, обитой черными деревянными панелями, не появился адвокат, Роберт успел выпить ещё пару бокалов бренди… Но не полных… Избави Бог… Так, на донышке…

– Итак?

– Итак, ничего не записывай. Вопрос сугубо между нами. Я перед твоим приходом ещё раз проверил специальной аппаратурой – в кабинете звукозаписывающих устройств нет… На тебе – тоже…

– Но хозяин…

– Извини… Береженого Бог бережет. Итак… Найдешь опытного частного сыщика. Такого, чтоб можно было полностью на него положиться. Такого, знаешь ли…

– Чтобы проявлял интерес к деньгам, но никакого интереса – к тому, что его не касается…

– Вот именно. Люблю работать с людьми, которые понимают меня с полуслова. Итак, поручишь ему следить за моей женой.

– Но хозяин…

– Увы, нет совершенных людей, мой друг, особенно среди женщин… Второе: поручишь ему найти молодого человека, скорее всего из «латинос», роста он, пожалуй, моего, каштановые густые волосы, смуглое лицо, но голубые глаза, а под левой лопаткой, на спине, – крупная черная родинка.

– Не простое задание. Либо придется раздевать всех подозреваемых «латинос», а это значительная часть населения штата Техас, либо с утра до вечера париться в сауне при местном спортивном колледже, надеясь, что парень сам туда забредет.