Игуана - Миронов Георгий Ефимович - Страница 10

– Зато с большими титьками стрелять хуже, – словно отбрила она воображаемого оппонента. Если из винта с оптикой, то отдача бывает та еще. Все тело будет в синяках. В смысле, все плечо и грудь.

Да и грудь мешает лежа прицеливаться.

Словом, с точки зрения профессии – грудь у неё в самый раз.

Потому что по профессии Сигма была киллером.

Ну, что такое киллер, это сейчас все знают. А что такое сигма, многие уже и подзабыли. Слово это из школьных уроков то ли физики, то ли геометрии. Что-то такое скучное и плоское, жесткое и малопонятное. Какой и была она для одноклассников на протяжении всех её школьных лет. Кличуха – оттуда, из васьковской семилетней школы. И когда Игуана предложила ей стать её личным киллером и выбрать себе кличуху, она вспомнила про школьное прозвище и выбрала его. Так привычнее. А уж если кто и услышит звучащее как пароль в телефонном разговоре слово-вопрос:

– Сигма?

…То ни один придурок не догадается.

Ментов она считала людьми глупее себя. Потому что исходила из понятного ей первоначального тезиса – они есть по сути своей солдаты, сержанты, старшины и офицеры. Такие же, как её папахен и его корешманы-придурки. Их она считала глупей себя. Значит и эти – глупей.

Отношение к милиции и вообще правоохранительным органам строилось у неё на собственных умственных предположениях.

Ее ещё никогда не задерживали, не арестовывали, не судили.

Профессия такая.

У киллеров не бывает двух ходок в зону.

Если попался, то либо менты засудят, либо свои замочат.

Она не попадалась.

Почему? А судьба такая.

Она стреляла из пистолета за сборную армии до 35 лет. Вид спорта такой, что и дальше можно было бы. Но денег стало на спорт не хватать. И сборную распустили. Спортроту перепрофилировали на строительство дач для криминальных элементов. Тренеры ушли в частные тиры, в секьюрити. А про неё забыли. И она пять лет влачила довольно жалкое существование. Тренировала детишек в ДЮСШ. Пока и ДЮСШ не ликвидировали за неимением денег. Тут её и нашли эмиссары Игуаны. Тоже, конечно, случай помог. Потому что занесло их со Степаном на золотые прииски в Якутск. Степка, придурок, себя в этом деле не нашел, пошел охранником к старателям, добывавшим по лицензии сырые алмазы. Лицензия оказалась липовая и всех посадили. Может, и было у них все нормалек, но встали частные старатели поперек дороги одной; важной и толстой даме, которая как оказалось, контролировала добычу сырых алмазов во всем регионе. Приехала она на разборку в Якутск. И полилась кровушка, и пошли по этапу старатели, кто не сумел с ней договориться. Бабки, в смысле деньги, швыряла направо и налево, да не старателям и их семьям, оставшимся ни с чем, а ментам, фээсбешникам, судьям…

Ей повезло.

Кто-то из «валетов» новой хозяйки алмазных приисков забрел в тир, где Сигма, уже уволенная из ДЮСШ и проводившая мужа по этапу стреляла задарма по блату в свое удовольствие. И обмер «валет».

Потому что Сигма никогда не промахивалась. Ну, то есть – совершенно никогда.

Могла бы олимпийской или мировой чемпионкой стать. Не судьба. Судьба её ждала совсем другая.

А уж судьба тебя нашла, – дальше дело техники. Благо единственный человек, имевший право принимать решения в этой страшной системе, был как раз в Якутске. Этого человека привели в тир. Сигма показала, что умеет делать. И участь её была решена.

Поверх черных эластичных трусов и майски она натянула, несмотря на теплую погоду, снова входящую в моду водолазку. Правда, фасон её отличался от той, что она носила в конце 60-х гг, когда только эта мода доползла по лесам и тундре от Москвы до Васьково. Теперь ворот не загибался, а стоял как бы стоймя. И материал был другой.

Черные эластичные брюки, которые при случае выглядели как спортивные, а в ансамбле с водолазкой не были бы помехой, в случае если б она захотела и в ресторан пойти, дополнили её ансамбль.

Черные плотные носки и черно-синие спортивные туфли на толстой подошве закончили её экипировку. Черную же спортивную шапочку она надела на голову как берет. Но одно движение руки и берет сползает на лицо маской с отверстиями для глаз.

Теперь можно было подумать об оружии.

– Эх, покурить бы сейчас, – с тоской подумала она.

Курение – вообще очень приятная штука особенно после соревнований, – когда от усталости дрожит не только правая рука от кисти до плеча, но кажется, все тело дребезжит как студень, каждая клеточка требует отдыха, нервного сброса. И тогда садишься – да куда угодно, хоть на кучу дерьма, и закуриваешь. И первая затяжка вызывает сладкую боль наслаждения где-то в середине груди. И потом, несколько быстрых, жадных затяжек, и грудь наполняется сладостью и покоем.

Но, став киллером, курить она бросила. Окурки, запах – все это недопустимая роскошь. В том месте, где она появляется, чтобы убрать клиента и, как правило, прихватить некую его вещь (она – киллер особый – не мститель, а захватчик), она не должна оставлять никаких следов. И не оставляет. А так, чтоб серединка на половинку, дома курить, на деле нет, – не получается. Профессия требует жертв…

И профессиональных знаний.

…Она подошла, мягко ступая сине-черными спортивными туфлями по ворсистому ковру, приятно ощущая пружинистость своей походки, к стене.

В роскошной багетовой раме на стене висела самодеятельная копия картины Шишкина. Роща какая-то, залитая солнцем, толстое поваленное дерево, цветочки. Ей нравилось. И главное – она помнила (или ей казалось, что помнила) эту картину по школьному учебнику «Родная речь'». Там, в учебнике, ещё стишки какие-то были под репродукцией. Стишков она уже не помнила. А вот картину, увидев в Измайловском парке в воскресенье, сразу узнала и обрадовалась ей, как родной.

Она постоянно имела дело с картинами, с антиквариатом. Но не потому, что любила эту красивую мутатень, а потому что большинство её задании было связано с изъятием вещиц, понравившихся её новой хозяйке со смешной кликухой – Игуана. Ну, да так её звали за глаза, и то не все. Как её звали в глаза? А никак. Ее Сигма живой один раз всего и видела, тогда, в Якутске, когда решалась её судьба. С тех пор имела дело с Алексей Палычем, передававшим ей задания. А разбираться во всех этих антикварных штучках ей нужды не было потому, что у неё всегда был цветной фотоснимочек, слайд или подробнейшее описание, а то и небольшой рисунок сделанный кем-либо из наводчиков по памяти. И – делов то куча – ей надо было прийти на объект, вырубить хозяев или служащих музея, изъять по описанию предмет и аккуратно зачистив место, скрыться.

Попадаться она не имела права. Ей дано было понять, что лучше не попадаться. И дня в неволе не проживет. Не потому, что такая неженка. Уберут. Человек слаб. Из него так легко выбить нужные признания. А Игуана рисковать не хотела. И все ниточки, что к ней вели, резались быстро и безболезненно. Для Игуаны. Так-то.

Аккуратно сняв картину. Сигма нажала пальцем на бутон резеды на обоях, чем вызвала к движению сложную электронную систему. Ровный фрагмент стены, не нарушив, казалось, целостность травяного рисунка на обоях, ушел вглубь, высвободив слева дверцу стального сейфа. Еще несколько манипуляций с замком, шифром, ключиком, и узкая, как пенал, ниша открыла её глазам свое содержимое.

Она сунула руку в щель и достала своего любимца. Смит и Вессон, 9 мм, модель 469 с постоянными прицельными приспособлениями.

Делали такие пистолеты только в одном месте – в Спрингфилде, штат Массачусетс, США. Казалось бы, пусть хороший, но обычный автоматический пистолет с отдачей ствола. К нему хорошо подходил 9 мм патрон «парабеллум». Сравнительно небольшой 175 мм, легко можно спрятать в рукав, в дамскую сумочку, в берет. Сравните легкий – масса без патронов 735 г. С коротким нарезным стволом. Магазин вмещал 20 патронов. При том, что ей, как правило, хватало одного выстрела. Но береженого, как говорится, Бог бережет.