Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Рид Томас Майн - Жена дитя Жена дитя

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Жена дитя - Рид Томас Майн - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

– Целомудренная Диана! – воскликнул спортсмен, – Прости мне это вторжение. Уверяю тебя, оно совершенно непреднамеренное. Нужно уходить, чтобы не превратиться в оленя (Артемида, древнегреческая богиня-охотница, превратила юного Актеона, подглядевшего, как она купается, в оленя, которого разорвали его же собственные псы. – Прим. перев.). Я только хотел взглянуть на пещеру, о которой мне говорили. Именно с таким намерением я сюда пришел. Однако какая нелепая помеха.

Но выражение лица свидетельствовало, что помеха не так уж раздражает его. Да и поведение говорило о том же: он продолжал стоять за камнем, глядя за него.

Стоя по пояс в прозрачной воде: намокшие юбки облегали тело, и ясно видны были ноги, – девушки продолжали забавляться. Только сам Иосиф (Библейский персонаж Иосиф Прекрасный, противостоявший искушению. – Прим. перев.) мог бы уйти от такого зрелища!

Волосы у девушек – черные и золотые – распустились, они сверкали от капелек воды; тонкими розовыми пальцами девушки плескали друг другу воду в лицо, и скалы звенели от веселой музыки их голосов. Ах, кто бы мог отвести взгляд от такой картины!

Спортсмену это стоило больших усилий: ему удалось это сделать, только вспомнив о сестре.

Думая о ней, он не стал больше задерживаться, но отступил дальше за камень.

– Очень неудобно! – снова произнес он про себя, на этот раз, возможно, с большей искренностью. – Мне очень хотелось здесь пройти. Пещера должна быть совсем недалеко, а мне придется идти в обход! Либо это, либо подождать, пока они кончат свои водные игры.

Несколько мгновений он стоял в нерешительности. До того места, где он начал спуск с утеса, довольно далеко. Больше того, дорога очень трудная, в чем он убедился на собственном опыте.

Он решил остаться и подождать, пока «берег не освободится».

Джентльмен сел на камень, достал сигару и закурил.

Он находился шагах в двадцати от того места, где развлекались красавицы. И слышал плеск воды под их ладонями, когда они, словно молодые лебеди крыльями, били руками по воде. Слышны были голоса девушек, прерываемые звонкими взрывами смеха. В том, что он слушает их, нет никого вреда, потому что вздохи моря мешали разбирать слова. Время от времени доносились отдельные возгласы, свидетельствовавшие о веселье наяд, или строгий голос негритянки, призывавший выходить из воды, потому что начинается прилив.

По этим звукам джентльмен знал, что его не заметили, когда он стоял за камнем.

Прошло полчаса, а девушки продолжали плескаться в воде; по-прежнему доносился их смех.

– Должно быть, настоящие русалки: оставаться в воде так долго! Наверно, теперь с них хватит!

Как показывает эта мысль, спортсмен начинал терять терпение.

Вскоре плеск и смех прекратились. По-прежнему слышались голоса девушек; временами их прерывал голос негритянки.

– Ну, они наконец вышли и одеваются, – весело заметил джентльмен. – Интересно, много ли им на это потребуется времени. Надеюсь, не час еще.

Он достал новую сигару. Она была уже третьей.

– К тому времени как я ее кончу, – рассуждал он, – они уже уйдут. Во всяком случае будут одеты; и я смогу пройти мимо, не проявляя грубости.

Он зажег сигару, затянулся и прислушался.

Разговор после перерыва продолжился, но более спокойным тоном и больше не перемежался смехом.

Сигара уменьшилась, превратилась в короткий окурок, а серебристые голоса по-прежнему слышались, перекрываемые хриплой симфонией моря – с приливом звуки моря становились все громче. Поднялся свежий ветер; он принес с собой приливные волны, усилившие шум; наконец голоса девушек начали походить на отдаленные металлические звяканья, и слушатель начал сомневаться, что вообще их слышит.

– Их время кончилось, – сказал он, вскакивая на ноги и отбрасывая окурок сигары. – Они вполне могли дважды завершить свой туалет. Больше не могу ждать: пора продолжать исследования!

Он повернулся к выступающему камню. Один-единственный шаг – и тут же пришлось остановиться: на лице джентльмена неожиданно появилось выражение удивления и даже тревоги! Прилив незаметно подобрался к скалам, и теперь точка, на которой он недавно стоял, находилась под тремя футами воды; а волны продолжали подниматься!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Не осталось ни пляжа внизу, ни карниза над ним: продолжать путь можно только по воде.

Исследователь сразу понял, что продолжать путь в намеченном направлении невозможно, если только он не хочет по пояс заходить в воду. Цель, которую он имел в виду, не стоила такого погружения; и с восклицанием разочарования – и досады за потерянное время – он повернулся и пошел назад по своим следам вдоль утеса.

Больше он шел не прогулочной походкой. Возникло опасение, которое заставило его ускорить шаг. Что если и отступление будет прервано той же преградой, которая помешала идти вперед?

Мысль эта казалась достаточно тревожной; торопливо перебираясь через камни и полоски песка, превратившиеся в бассейны, джентльмен вздохнул с облегчением, только когда оказался у расселины, по которой спустился.

Глава III

Два рифмоплета

Спорстмен ошибался, считая, что девушки ушли. Они по-прежнему были в пещере, только не разговаривали.

Диалог их кончился вместе с одеванием, и обе занялись делами, которые требовали тишины. Мисс Гирдвуд читала книгу, по-видимому, том стихотворений; а ее кузина, захватившая все материалы для рисования, принялась делать набросок грота, который послужил им помещением для переодевания.

Когда девушки вышли из воды, в нее погрузилась Кезия. Теперь вода была такой глубокой, что полностью скрыла смуглую фигуру негритянки, так что никто не смог бы увидеть ее с берега.

Поплескавшись минут с десять, негритянка вернулась на берег; снова накинула свое льняное платье, выжала курчавые волосы, поправила платок и, поддавшись расслабляющему влиянию соленой воды, легла на сухой каменистый участок берега. И почти мгновенно уснула.

В таком виде находилось трио, когда исследователь, обнаружив, что продвижение вперед невозможно, повернул назад вдоль утесов. Молчание заставило его считать, что купавшиеся ушли.

Некоторое время это молчание продолжалось. Корнелия рисовала с большим усердием. Сцена была вполне достойна ее карандаша: три фигуры в том положении, в котором они оказались, представляли собой интересную картину. Девушка собиралась запечатлеть на память эту оригинальную сцену: хотя молодые леди иногда ускользали в одинокие места, такие экспедиции требовали определенной смелости.

Сидя на камне настолько далеко от прилива, сколько позволяли волны, Корнелия рисовала свою кузину, сидящую спиной к стене утеса, и темнокожую служанку с головой в тюрбане, которая вытянулась на берегу. Покрытый трещинами утес и расположенный под ним грот; темные нависающие скалы и круто уходящая вверх расселина – стороны этой расселины покрыты вьюнками и фантастической формы кустами – все это должно должно было появиться на рисунке.

Девушка заканчивала рисунок, когда ее кузина издала восклицание.

Джули уже некоторое время быстро перелистывала книгу – либо в нетерпении, либо в разочаровании ее содержанием.

Временами она останавливалась, прочитывала несколько строк и двигалась дальше, словно искала чего-нибудь получше.

Наконец она бросила том на песок и воскликнула:

– Вздор!

– Кто?

– Теннисон.

– Ты, конечно, шутишь? Божественный Теннисон – поэт поэтов нашего века!

– Поэт века! Такого нет!

– Что? А Лонгфелло?

– То же самое. Американское издание, разбавленное, если только такое возможно. Поэты называется! Рифмоплеты, создатели мелких мыслей в длинных гекзаметрах. У обоих нет ничего, что вызвало бы малейшую эмоцию!

– Ты сурова, кузина. А как же ты объяснишь их всемирную популярность? Разве это не доказательство, что они подлинные поэты?

– А было ли это доказательством в случае с Саути? Бедный обманутый Саути, считавший себя выше Байрона! И мир разделял его веру – по крайней мере половина мира, пока он был жив! В наши дни такой стихоплет едва ли заслужил бы право быть напечатанным.