Хрустальная сосна - Улин Виктор Викторович - Страница 13

Я вспомнил, как Сашка однажды говорил, что занимался в ансамбле бальными танцами. Узнав об этом, начальник его тонко и едко высмеивал, а Мироненко, принципиально не признающий никаких развлечений, кроме походов и грубого спорта, выразился даже, что мужчина, занимающийся танцами, есть не мужчина, а нечто неприличное. Саня тогда обиделся, и я безуспешно пытался его защитить. Но никогда не видел, как он танцует. И даже не представлял, что это так здорово. И все-таки, на кой черт ему сдалась замужняя Ольга? Взял бы лучше Вику, она все-таки свободна, — думал я. Тот факт, что, вероятно, только Ольга из всех умела по-настоящему танцевать, мне даже не пришел в голову.

Я посидел у костра с полчаса. Постепенно все разошлись. Последней, пожелав нам спокойной ночи, исчезла в темноте Катя. Мы со Славкой остались вдвоем. Пары продолжали танцевать, не чувствовали усталости.

— Полезли и мы спать, что ли? — предложил я.

— Пошли. Только… Только я еще на речку схожу, — ответил Славка.

— Ладно, тогда до утра, — сказал я.

Засыпая, я слышал, как от костра доносится тихая музыка. Как ни странно, она не мешала, а наоборот, подхватила и понесла куда-то — в остаток ночи, который можно было отдать сну.

Журавли, видимо, облюбовали соседний с нами луг.

Их протяжные крики разбудили меня и на второе утро, и на третье. И я опять вскакивал раньше всех и бежал к реке умываться. Правда, помощи на кухне больше не требовалось: там уже вертелись Геныч с Лавровым. Будто и вовсе не ложились спать. Наверное, так оно и было — и позавтракав, они заваливались спать до своей вечерней смены. Впрочем, меня не касалось, кто когда спит. И с кем — тоже.

Шофер приезжал по-прежнему рано, но уже не гудел и не зубоскалил. Тихо вылезал из кабины и замирал около столовой напротив сидящей Вики. Стоял, пока мы завтракали, не спуская с нее глаз, как загипнотизированный. Когда она бросала на него мимолетный взгляд, он краснел и отворачивался.

Мы по-прежнему ездили в кузове, а Вика забиралась в кабину. Не знаю уж, чем они там по пути занимались, но грузовик ехал очень медленно. Так, что мы со Славкой стояли в полный рост, не держась за борта, чем вызывали буйный ужас девчонок. И были этим горды, как два молодых петуха. Впрочем, мы и были молодыми. Все быстро сделалось привычным.

Дорога через деревню, небольшая встряска на железнодорожном переезде, заезд по узкому проселку на поле, где пололи девчонки, потом к нам на АВМ.

Горячий вихрь смены, прерванный передышкой обеда. Обратный путь, речка, холодная вода, мигом смывающая усталость. Вечерняя дорога на ферму, неспешный разговор со Славкой, горячие капли парного молока. Ночной костер, песни, танцы, короткий и крепкий сон… И снова будили меня журавлиные крики. И опять ждала холодная вода, завтрак под прохладным утренним навесом, грузовик и работа…

Три дня утренней смены пролетели молниеносно. И пришел наш черед идти в вечернюю.

По этому случаю мы со Славкой не ложились часов до четырех. Напевшись и натанцевавшись, разошлись спать все. Попросив напоследок спеть еще раз про милую со словами о хрустальной сосне, ушла Катя. Позевав и молча поглядев на тускло играющие угли, ушли Вика с Людой. С исчезновением лиц женского пола заскучал и уползли спать сначала Аркадий, потом Костя-мореход. Прихватив магнитофон, исчезли в направлении кухни Геныч и крепко ухватившая его Тамара. Ушел на привычную — как уже все знали — ночную прогулку по дороге до кладбища и обратно Саша-К. Скрылись куда-то даже Лавров с Ольгой — то ли улеглись в свои мешки, чтоб выспаться перед утренней сменой, то ли отправились гулять на реку.

А мы все сидели и сидели у остывающего костра. Он уже не грел; только оранжевые головни, оставшиеся от поленьев, светились янтарем, да перебегали по ним красные протуберанцы. Мы смотрели на небо. Оно было высоким и ясным, до краев заполненным звездами.

— Вот, смотри, — Кассиопея, — пояснял Славка, большой специалист в области звездочтения. — Вот Персей. А вон там, присмотрись… Видишь — светлое пятнышко? Это и есть та самая туманность Андромеды… Я следил за его указаниями, запрокинув голову, а глаза мои закрывались, не в силах бороться с усталостью и сном. Я вдруг почувствовал, что если сейчас же не пойду спать, то свалюсь прямо тут, на земле. Славка же, обрадованный ясными звездами был готов бодрствовать еще неизвестно сколько…

Я поднялся, опершись на его плечо и пошел к палатке. У самого входа что-то зашуршало, кто-то выдвинулся мне навстречу, обдав душистой волной. Я вздрогнул от неожиданности.

— Жень, это я, Вика… — прошептала темнота.

Я и сам уже понял, что это Вика: в неясном свете звезд смутно блеснули ее волосы, которые невозможно было спутать ни с чьими другими.

— Вы завтра со Славой с утра куда-нибудь собирались? — неожиданно спросила она.

— Нет… А что? — удивился я.

— Да ничего особенного… Просто я хотела утром сходить на большой луг за лесом… Мне… мне полыни надо нарвать… А одной как-то неуютно далеко от лагеря… Может, сходим вместе, если тебе все равно куда идти?

— Хорошо, — сонно ответил я; мне и в самом деле было все равно, куда завтра идти. — Договорились. Схо-одим…

— Отлично, — тихо проговорила Вика и, коснувшись моей руки, быстро исчезла во мраке.

Я так и не понял, откуда она появилась, ведь вроде бы давно ушла спать. Получалось, что она ждала меня специально для того, чтоб договориться о завтрашнем походе за полынью… Или и не ждала вовсе, а просто случайно поднялась среди ночи, выбралась из палатки, услышала, как я иду, и решила поговорить. Как будто предстоял договор о какой-то серьезной вещи…

7

Несмотря на то, что утром мне не нужно было ехать на работу, я так и не смог проспать дольше обычного.

Опять ни свет ни заря начали свой концерт журавли. И, разбуженный их протяжными тревожными криками, я не выдержал. Поднялся, пробежал к реке, поплескал на себя воды. Заглянул на кухню, где хозяйничали уже Катя с Викой.

Катя улыбнулась, увидев меня. Вика всплеснула руками:

— Зачем ты встал, Женя?! Спал бы да спал еще, мы вам завтрак оставим.

— Да по привычке, — ответил я, почесывая начинающую отрастать бороду. — Давайте помогу вам тут что-нибудь… Завтракал я с утренней сменой. Шофер опять приехал, едва мы сели за стол. Сегодня он был при полоном параде: в зеленой солдатской рубашке с золотыми, яростно начищенными офицерскими пуговицами. Опять стоял у машины, пожирая Вику влюбленными глазами. Народ уже разделался с завтраком, выпил по второму стакану душичного чая — настоящий кончился за два дня — и забрался в кузов. Шофер неподвижно смотрел на Вику, ожидая только ее. Когда же узнал про пересменку и понял, что сегодня она с ним не поедет, то разом как-то сник, будто из него выпустили воздух, молча забрался в кабину и рванул так, что из-под колес взметнулось облако пыли. Стоящие в кузове отчаянно забарабанили по кабине: кого-то не хватало. Шофер затормозил и дико засигналил. Из девчоночьей палатки выскочили растрепанные Лавров и Ольга — я даже не заметил, когда они успели уединиться. Пока они бежали, спотыкаясь и перепрыгивая через палаточные растяжки, шофер гудел, не отпуская кнопки.

Наконец все оказались в сборе, и грузовик, громыхая кузовом, умчался вдаль. Вика проводила его долгим взглядом и, невнятно усмехнувшись, откинула назад свои дьявольские волосы. Из нашей палатки на четвереньках выполз сонный Славка.

— Что… Что такое? — спросил он, яростно зевая и щурясь на солнце. — Что горит?!

— Не что, а кто, — усмехнулась Вика. — Мой ухажер сегодня без меня остался, только и всего.

Катя укоризненно, как мне показалось, посмотрела на нее, но промолчала. Славка, пошатываясь, прошел на кухню, заглотил горячую кашу, выпил чаю и вроде бы наконец проснулся. Мы помогли девчонкам отнести посуду к речке для мытья, потом вернулись в лагерь, выволокли из палаток спальники и развесили для просушки тяжелые отсыревшие вкладыши.