Взлетная полоса - Беляев Александр Романович - Страница 11

– Сказала, что в эту систему вложены три года напряженного труда. Что в конце концов заказ министра мы выполнили в срок.

– Не то, Юля, – неодобрительно покачал головой Кулешов. – Сколько мы возимся с этой штукой, ему отлично известно и без тебя. Надо было обратить его внимание на то, что мы применили в системе ряд оригинальных конструкторских решений. Вот что очень важно!

– Это он и сам отметил…

– Сам? Что же ты тогда молчишь? – взметнул брови Кулешов. – Ведь именно об этом я тебя и спрашиваю. Уж раз он что-то отметил, это неспроста. Это очень важно. Ачкасов не последний человек в министерстве. С его мнением считаются.

Сказав это, Кулешов откинулся на спинку кресла и, похлопав себя по карманам тужурки, достал спички. Потом протянул руку к коробке, стоявшей на его большом столе, вытащил из нее сигару, взял ножницы, обрезал у сигары кончик и закурил. Все это он проделал не торопясь, степенно, с выражением глубокой задумчивости на лице. Юля пристальнее вгляделась в лицо отца, и ей вдруг почему-то стало жаль его. То ли потому, что сегодня она особенно ясно увидела набрякшие у него под глазами мешочки, заметила, как еще ниже сползли его щеки, глубже залегли борозды над переносицей и весь он стал почему-то очень похож на нахохлившегося воробья. То ли потому, что он, вместо того чтобы решать сейчас действительно серьезные и важные вопросы, связанные с ее командировкой, занимается выяснением самой, как ей показалось, настоящей ерунды.

– Ну а еще что? С чем еще приехала? – прервал неожиданно мысли Юли Кулешов.

– Еще? – Юля решила сразу начать с главного. – Система, отец, по-прежнему нуждается в серьезной доработке.

Кулешов выпустил из рта густое облако дыма.

– В серьезной? – переспросил он.

– Именно так.

– Чье это мнение?

– Испытателей.

– И только?

– Мое. – И, видя, что Кулешов оставил ее добавление без всякого внимания, добавила: – Ачкасова.

– Он так и сказал?

– Почти. Сказал, что идем мы правильно. Но ходим пока что где-то около.

Кулешов срезал с сигары пепел о край пепельницы.

– Все карточки замечаний я привезла с собой. Тебе будет интересно просмотреть их.

– Очень, – согласился Кулешов.

– Они здесь, со мной.

– Сдай в отдел. Пусть их зарегистрируют и доложат мне. Я не только просмотрю, я их изучу. А недоделки, дочка, найти можно во всем.

– Ты так спокойно об этом говоришь, будто ждал неудачи! – откровенно заметила Юля.

Кулешов покачал головой.

– Неудачи не может быть, – проговорил он. – Могут быть лишь отдельные недоработки. И вот их я не исключал никогда. Электроника – дело сложное. Проторенных путей в ней нет. Наращивать не с чего. Модернизировать нечего. Каждый узел, каждую деталь приходится создавать заново. Но разве можно при этом все абсолютно предусмотреть? Все предвидеть? Ошибки, недочеты, промахи в нашей работе неизбежны отчасти и потому, что на протяжении целого ряда лет, когда в мире уже существовала атомная бомба и электронно-вычислительные машины, мы упорно в угоду чьему-то непониманию объективных законов технического прогресса, или, я бы сказал, попросту невежеству, повторяю, упорно продолжали щелкать на счетах. Ты знаешь, о чем я говорю. И знаешь, что теперь мы предпринимаем гигантские усилия, чтобы наверстать упущенное. Но пока мы его наверстываем, ошибки, к сожалению, еще будут совершаться там, где по времени их уже и не должно быть. Вот что я имел в виду, дочка, когда говорил, что не исключал недоработок в нашей системе. Посмотрим, что они собой представляют. Давай контрольные замеры.

– Я не привезла замеров, отец…

– Не понимаю, – поднял глаза на Юлю Кулешов.

– Во время испытаний был сломан прибор и уничтожена лента с записью. Мне удалось привезти лишь записи командира роты.

Кулешов медленно поднялся из-за стола и так же медленно подошел к Юле. Теперь он уже совсем не был похож на воробья. Лицо его, казалось, окаменело. Юля рассказала ему все, что произошло на танкодроме. Кулешов слушал молча. Но когда Юля снова упомянула о записях Кольцова, Александр Петрович взорвался.

– Нюни вы там распустили, милая! – расхаживая по кабинету, сердито крикнул он. – При чем тут его записи? Кому они нужны? Что он, этот твой капитан, понимает?

– Он в прямом смысле побывал с нашим прибором в огне, – попыталась заступиться за Кольцова Юля.

Но Кулешов и слышать ничего не хотел.

– А кто просил его туда лезть? – гремел его бас.

Юля промолчала.

– А завтра он в воду сорвется. Скажет, что и под водой «Сова» ничего не видит. А ты все будешь слушать? Да где это видано: три года ученый коллектив бьется над важнейшей научной проблемой, воплощает ее в конце концов в жизнь, а командир роты одним махом, видите ли, решает, что это никуда не годиться! Да ты бы лучше спросила его: а вы, любезный товарищ капитан, все ручки у прибора как надо крутите, разобрались вы в нем?

– Ну, это ты напрасно. Он образованный человек. И замечания его очень серьезны, – решительно заговорила Юля.

– Да с простой газовой зажигалкой еще полмира обращаться не научились. А ты хочешь, чтобы за день, за два вошли в контакт со сложнейшим прибором. Навыки для этого нужны. На-вы-ки! А их вырабатывать надо.

– Он представил обоснования, – упрямо возразила Юля.

– А я их в вычислительную машину не заложу, – категорически отрезал Кулешов. – Мне лента нужна. Показатели. Цифры. За-ме-ры! Да ты просто не имела права уезжать оттуда без контрольных показаний! Черт с ним, с прибором! Мы через два дня выслали бы тебе новый измеритель.

– Не я принимала решение. Бочкарев дал такую команду, – объяснила Юля.

– Тоже блеснул сообразительностью! Надо было сюда позвонить, а тебе дать другую работу. Что за нужда раскатывать взад-вперед? Ведь не за свой счет, – не мог успокоиться Кулешов. – Ну как, на основании каких данных прикажешь мне вести дальнейшую доработку? Что необходимо менять в схеме? Какие усиливать узлы? Одним словом, голубушка, собирайся-ка снова в командировку! Как новый измеритель подготовят, так и отправляйся. И сиди там до тех пор, пока все не выяснишь до конца. Представляю, как всему этому обрадуется Игорь…

Глава 7

Вечером Александр Петрович повез Юлю к себе, в высотный дом на Котельнической набережной. Кулешовы занимали просторную трехкомнатную квартиру. До замужества Юля тоже жила здесь. Потом переселилась на Ленинский проспект. Но квартиру на Котельнической продолжала считать своей родной и любила ее. Там, где теперь в квартире размещался кабинет отца, когда-то была ее комната, очень светлая, солнечная, с балконом и чудесным видом на город. Когда Юля приезжала к родителям, она непременно выходила на балкон и подолгу смотрела на снующие внизу машины, на блестящую ленту Москвы-реки, на маленьких пешеходов.

Тяжелую дубовую дверь квартиры Александр Петрович открыл своим ключом. Но уже в передней их встретила мать Юли, Маргарита Андреевна, женщина еще не старая, одетая всегда подчеркнуто аккуратно, с большим вкусом. Когда-то Маргарита Андреевна была очень привлекательна, а по мнению некоторых, даже красива. Ее большие глаза, унаследованные Юлей, и теперь еще излучали тепло. Она была стройна, хотя уже и потеряла былую легкость движений. Дочь Маргарита Андреевна любила самозабвенно и всегда была рада ее появлению в своем доме. И сейчас встретила Юлю так, будто она вернулась по меньшей мере из кругосветного путешествия и отсутствовала бог знает как долго.

– Наконец-то! Наконец-то! – облегченно вздохнула Маргарита Андреевна, целуя дочь, и тотчас же обратилась к мужу: – Честное слово, Александр, я ничего не понимаю! Неужели у тебя больше некого посылать в командировки?

– Представь себе, некого, – буркнул в ответ Кулешов и, повесив на оленьи рога фуражку, добавил: – Представь себе, что у меня каждый занят своим делом.

– Но ведь она же все-таки не солдат. А ты ее третий раз за лето отправляешь с какими-то заданиями! – заметила Маргарита Андреевна.