Медиум - Буянов Николай - Страница 63

Постоялый двор, на котором Чонг и его учитель оставили лошадей, находился ближе к восточной окраине, рядом с кварталом гончаров и чеканщиков. Конечно, он был разграблен дочиста в угаре уличных боев, но основные постройки остались целы: руки не дошли спалить.

Было тихо и пусто. Остатки выбитых и разнесенных в щепки ворот валялись на земле вперемешку с глиняными черепками, обрывками ткани и сломанной хозяйственной утварью. Какое-то темное пятно красовалось на глинобитной стене, на уровне груди. Неслышно ступая, Игорь Иванович подошел поближе и слегка коснулся рукой неровной поверхности.

Нян-Сума, полужаба-полуженщина, одно из основных божеств Бон-по. Грубо намалеванная охрой, она противно разевала беззубый рот с раздвоенным языком, а под толстым брюхом, меж коротких перепончатых лап, красовался большой солярный знак.

Сначала он решил, что ему почудилось. Потом понял, что слышит тихий-тихий плач – будто стон, без всхлипов, на одной ноте. Ему стало жутко. Вой очень смахивал на волчий, так матерая самка плачет над убитым охотниками избранником. Он не боялся того, что на него могут напасть, кто мог причинить ему вред здесь – все уже умерли и истлели, и убитые, и живые. Ему страшно было увидеть… Неважно что. Довольно большое захламленное помещение делилось тонкими перегородками на маленькие комнатки для жильцов. Игорь Иванович заглянул в ближайшую. Пусто. Во второй и третьей – аналогично. В четвертой прямо на грязном полу под ворохом тряпья лежал мужчина. Он был очень худой, тельце едва угадывалось под лоскутами того, что когда-то было одеждой. Желтовато-коричневое лицо казалось застывшей трагической маской, и сидевшая рядом на корточках женщина гладила его со всей нежностью, на которую была способна. И плакала.

Игорь Иванович подошел поближе и тихо сказал:

– Он умер.

Женщина подняла голову. Она нисколько не удивилась появлению незнакомца.

– Я знаю.

– Пойдем со мной, – мягко предложил Колесников.

– Куда?

– Нужно найти чего-нибудь поесть. Когда ты последний раз завтракала? '

– Не помню. Несколько дней назад. Муж ещё был . жив.

– Это Зык-Олла, хозяин постоялого двора? Она безучастно кивнула.

– У тебя есть родственники в столице? – Зачем это вам?

Игорь Иванович смутился.

– Ну, не оставлять же тебя здесь одну. А родственники, если они есть, могли бы помочь…

Сработал инстинкт. В комнате было темно, но на полу перед единственным оконцем светился зыбкий кружочек – отсвет луны… Колесников увидел блик на широком лезвии и непроизвольно отклонился вбок, сделав вращательное движение рукой. Женщина вложила в удар всю свою ярость и упала без сил, выпустив оружие. Колесников загнул ей руку за спину и зажал рот, чтобы она не закричала. Она ещё билась в его руках, и глаза горели злобой, но это был последний всплеск.

– Тише, не кричи, – прошептал Игорь Иванович. – Глупая, разве я тебе сделал хоть что-то плохое? Женщина дернулась и укусила его за ладонь.

– Вот же дура!

Он несильно вмазал ей пощечину. Женщина пискнула и затихла.

– Ну что, будешь ещё кусаться? Она замотала головой.

– И орать не будешь?

Снова отрицательное движение.

– Ладно, поверю. Но заорешь – смотри у меня.

– Убьете?

– Я никого не убиваю, – сказал Игорь Иванович. – Вот они – могут услышать и прийти.

– Ну и пусть, – тихо ответила женщина. – Может, оно и к лучшему… Вам больно? У вас кровь… Давайте перевяжу. Где-то у меня была чистая тряпица…

Игорь Иванович опустил глаза и с удивлением обнаружил у себя на запястье свежий саднящий порез. Он осмотрел отобранный нож. Блестящее заточенное лезвие было выпачкано кровью. Его кровью. Он больше не был призраком.

Глава 22

ТРЕНИРОВОЧНЫЙ ЛАГЕРЬ

Аленка едва не наступила на этот прямоугольник, – но вовремя сработал некий древний инстинкт, «верхнее» чутье на опасность. Ловушка была выполнена очень искусно, в расчете именно на её подготовку: не. только дерн в этом месте нисколько не отличался от окружающего, но и сама атмосфера была чьим-то усилием абсолютно обезличена – чистая аура без намека на враждебность. Что именно приводила в действие спрятанная ступенька, Алена не стала выяснять. Это могла быть яма с кольями внизу, падающее сверху лезвие с петлей, заряженный арбалет в кустах… Не хотелось терять время, да и, обезвреживая эту ловушку, был риск привести в действие другую…

Она просто разбежалась, перемахнула в длинном кувырке препятствие и на несколько секунд застыла, пригнувшись к земле и настороженно обводя глазами все вокруг. Потом двинулась дальше, бесшумно и незаметно скользя между деревьев. Вскоре Аленка обнаружила вторую ловушку – замаскированную мхом петлю. Стоило наступить туда – и петля, захлестнув ногу, утащила бы её наверх и оставила висеть на дереве вниз. головой – крайне опасном и нелепом положении. Она не стала трогать хитрое сооружение, обошла дальней дорогой.

Карты у неё не было. Все подробности местности она держала в памяти, и сейчас, двигаясь через чащу и ощущая затылком заходящее солнце, она ждала: вот-вот её путь пересечется с колеей – неширокой, приблизительно для «УАЗа». Колея должна была вывести к нескольким брошенным строительным вагончикам, стоявшим на поляне возле наполовину вырытого котлована уже черт знает сколько времени. Перед тем как осмотреть их – так, без малейшей надежды, просто для очистки совести, – Аленка все же привела себя в надлежащий вид: смыла с лица черные полосы, вывернула курточку бежевой стороной вверх, поправила прическу. Потом, оглядевшись ещё раз, подошла к первому вагончику (обода совершенно заросли травой, здесь точно не ступала ничья нога уже лет пять), с трудом протиснулась сквозь ржавую дверь и влезла внутрь. Грязно, пусто и уныло. Даже мышей и крыс тут не было, все объедки, которые остались, а также остатки хлеба, крупы и сахара давно уже были съедены. Рассохшийся шкафчик для одежды, с тремя целыми ножками из четырех и даже осколком зеркала, вставленного в дверцу (вот чудо-то!), казался чем-то совершенно роскошным и нездешним. Здоровенная гадюка с красивым черным узором на. спине спала, свернувшись кольцом, на ящике, заменявшем табуретку. Аленка мазнула по ней равнодушным взглядом и выбралась наружу, тут же обругав себя последними словами. Это было непростительно – не распознать чужого присутствия.

Милицейский «Урал» с синей полосой стоял у дальней сосны, на краю поляны, и оттуда, прямо к ней навстречу, медленно шагали двое, переговариваясь о чем-то с деревенской неспешностью. Один был по виду работяга – в грязных сапогах, телогрейке и кепке, с недельной щетиной на подбородке. Второй, участковый, с толстым красным лицом пьющего комбайнера, шел рядом и что-то пытался доказать первому, судя по отчаянным жестам.

Прятаться было поздно, её заметили.

– Ты откуда, прелестное дитя? – удивился участковый.

– Здравствуйте, – чуть смущенно улыбнулась Аленка. – Вообще-то я из Москвы. А тут живу в Кхецвали, в райцентре. У меня там дедушка.

– На каникулы, значит? Документов, конечно, нет с собой?

– Только свидетельство о рождении. Дедушка говорит, всегда надо с собой иметь. Мало ли что. А паспорта мне ещё не положено.

Участковый просмотрел свидетельство и вернул его девочке.

– Не боишься одна гулять? Скоро стемнеет.

– Да я давно бы уж дома была, кабы Машка не убежала.

– Коза, что ли?

– Да ну. Дедова лайка. Здоровущая такая, черная, а грудь белая. Одичавшего кота увидела и ломанулась за ним, дрянь такая. Я все горло надорвала, пока кричала. Вы не видели?

– Нет, – серьезно сказал работяга. – Лайка-то хоть обученная?

– Конечно.

– Тогда сама вернется, не переживай. Собака – она хозяина знает. Может, домой подвезти?

– Я ещё Машку покличу. Дедушка голову оторвет.

– Ты в вагончике, кстати, никого не видела?

– Нет, а что?

– Бомжи ошиваются, – равнодушно сказал участковый. – Давно пора эту рухлядь увезти отсюда.