Бог есть. Что дальше? Как стать теми, кем мы призваны быть - Райт Том - Страница 14

Если именно таково формирование «характера» и «добродетели», то как они вписывается в рамки двух представлений о нравственности, которые сегодня присущи большинству людей Запада?

Что стоит за правилами, по которым мы должны жить

Вернемся к спору – быть может, к несостоявшемуся спору – между Дженни и Филиппом. Дженни считает, что надо верно определить правила и следовать им; Филипп думает, что важнее всего открыть, «кто я есть» и быть верным себе (ведь Иисус принимал любого человека без исключений). Две эти позиции в большей или меньшей степени соответствуют двум представлениям о нравственности, между которыми современному человеку приходится делать выбор – хотя бы косвенным образом. Оппоненты с легкостью могут высмеивать противоположную точку зрения, и во времена нравственной неопределенности во многих сферах нам следует с уважением относиться к сопутствующей этому тревоге наших современников. Тем не менее нам следует разобраться с этими двумя представлениями. Если, как я это понимаю, формирование характера и превращение добродетели в привычку позволяют нам лучше понять наши моральные дилеммы, нам надо понять, в чем заключается спор между сторонниками двух подходов к нравственности.

Начнем с правил поведения. Многие люди моего поколения получили в детстве представление о том, что существует правильное и неправильное, что эти вещи достаточно универсальны и устойчивы и что их следует знать и поступать соответствующим образом. В самом деле, нам это вдолбили в головы. (Интересное выражение, не правда ли? Что вы себе представляете, когда слышите эти слова? Как кто-то долбит кусок дерева? Или «долбежку» взвода солдат, которых хотят научить выполнять приказы автоматически?) Иногда эти правила довольно просты, но глубоки, если их применять на практике, например: «поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой» или «люди важнее вещей».

Во многих культурах эти правила включают в себя запрет на убийство, воровство и прелюбодеяние – либо (если говорить позитивно) внушают уважение к жизни, собственности и браку. Многие человеческие сообщества большую часть времени придерживались этих простых правил, которые со временем могли превратиться в писаные законы. Все мы знаем такой пример этих законов, как Десять заповедей, но этот пример далеко не единственный. Многие из нас усвоили не только Десять заповедей, но и многочисленные их производные, так что (и это может порождать путаницу в голове ребенка) запреты красть, убивать, лгать и тому подобные смешиваются у нас с не менее важными «заповедями»: веди себя за столом надлежащим образом, говори «спасибо», будь вежливым со старенькой тетушкой, правильно произноси слова, не входи в комнату в грязных ботинках и тому подобное. Но важно, что многие из нас выросли в мире правил, в упорядоченном обществе, где эти правила действовали и где – хотя отдельные частности можно было ставить под сомнение – если ты их усваивал, ты вел себя правильно, а если не усваивал, с тобою не все в порядке. Каждый чувствовал себя обязанным соблюдать эти правила, даже если ему это не было выгодно. И люди часто думали или молчаливо предполагали, что Иисус пришел именно для того, чтобы уточнить эти правила и показать нам удивительный пример их выполнения…

…И это сразу создавало проблемы, поскольку люди могли убедиться в том, что они не в состоянии соблюдать такие правила, и это порождало новые настроения ума: Иисус пришел даровать прощение нам, нарушителям правил, но как только мы это поймем, нам надо снова стараться выполнять их. Сегодня в западном мире многие люди мыслят о Благой вести Иисуса Христа именно в таких рамках.

Однако на самом деле эти рамки дал нам не Иисус и Евангелия, но одно философское направление. Специалисты скажут нам, что эти нынешние умонастроения тесно связаны с трудами мыслителя XVIII века Иммануила Канта. Если люди знали правила, но их нарушали, они могли положиться на Благую весть о Божьем прощении – однако после этого им следовало вернуться к соблюдению правил, потому что добрые христиане должны их хранить. Люди ломали головы над тем, как соединить эти противоречивые вещи: как можно говорить о правилах, не забывая при этом о Божьем милосердии и благодати прощения. Но в целом люди предполагали, что христианин должен знать эти правила и изо всех сил стремиться их выполнять. И, разумеется, в каком-то смысле это представление недалеко от истины. Никто не думал, что христианское поведение – или даже человеческое поведение вообще – составляет исключительно предмет личного выбора, так что здесь нет никакого общего ориентира. По иронии судьбы, люди, которые презрительно относятся к старым правилам, скажем, к правилам сексуального поведения, часто горячее всех настаивают на соблюдении новых правил, например связанных с заботой о нашей планете и экологией. И во многих сферах жизни мы опираемся на общепризнанные правила – скажем, о том, по какой стороне дороги должна ехать машина. Мы не можем с легкостью противопоставить «добродетель» или «характер» «соблюдению правил». Когда капитан Салленберджер стремительно принял решение о посадке на реке Гудзон, он на самом деле инстинктивно поступил именно так, как ему бы посоветовали поступить соответствующие инструкции, хотя на изучение их у него тогда не было времени.

Как я думаю, главная проблема заключается не в самих правилах (хотя и они порождают иные проблемы), но в мышлении, основанном на соблюдении правил, – то есть не в том, «что делать», но в том, «как делать». Начиная с середины XX века в Западной Европе и Северной Америке представление об «обязанностях» начало вызывать у многих людей чувство протеста. Можно предположить, что за этим стоит протест двух поколений людей, которым говорили, что они «обязаны» умирать на войне. В результате многие забыли об универсальном значении правил, которые строят надежные рамки и помогают ориентироваться в тысячах аспектов повседневной жизни, и стали воспринимать сами эти правила как проблему: правила мешают нам жить так, как мы хотим, и вынуждают людей вести себя не так, как им свойственно. Это, разумеется, неверное понимание самой идеи «правил», но, я думаю, это отражает умонастроение многих людей в современном мире, включая западных христиан. И недостаточно, как то пыталась сделать Дженни из предыдущей главы, просто напомнить людям, что нужные правила существуют и их необходимо выполнять, нравится вам это или нет. Нам нужно найти более широкие рамки, в которых нужные правила выполняют свою важную, хотя в итоге и подчиненную роль. И мы должны понимать, что, делая это в контексте современной западной культуры, мы будем двигаться против сильного ветра.

С подобной проблемой мы столкнемся сегодня, если начнем более общий разговор о «принципах» или «ценностях». На самом деле это две разные вещи. Принцип – это общее представление о надлежащем порядке вещей, из которого следуют отдельные конкретные правила; ценность – это какой-то аспект жизни человека, который важен сам по себе и на основании которого можно создавать принципы и правила. Допустим, вы утверждаете ценность человеческой жизни. Вы действуете на основании принципа – согласно которому надо всегда («принципиально», как мы говорим) поддерживать жизнь и не допускать ее прерывания. Вы соблюдаете правило – «не убий». Но, конечно, в повседневной жизни люди пользуются этими словами куда более расплывчато, почти как синонимами. И я подозреваю, что некоторые говорят о «ценностях» и «принципах» отчасти потому, что «правила» для многих кажутся чем-то крайне неприятным, порабощающим, насильственным или даже случайным. Люди понимают, что нам надо достичь каких-то утраченных «стандартов». Но разговор о «правилах» рискует оттолкнуть слушателей, и потому вместо этого они предпочитают говорить о «принципах» и «ценностях».