«Стрижи» на льду - Тополь Эдуард Владимирович - Страница 9

Хотя назавтра местная пресса писала об этом очень сдержанно:

«Вчера в Ярославле прошёл сильный ливень, город превратился в Венецию. Раньше здесь таких чудес не видели. Происшествие оказалось не разрушительным, но доставило неудобства жителям, которые могут выйти на улицу только в резиновых сапогах или босиком. Жалко и цветы в палисадниках, многие из которых просто утонули. А обсудить то, что на время дождя Московский проспект превратился в полноводную реку, не захотел лишь ленивый. Уровень воды значительно поднялся и на улице Чайковского. Уже через полчаса непогоды пользователи Twitter стали выкладывать фото и видео этого необычного для Ярославля зрелища».

Егору, однако, было не до Твиттера и не до цветов в палисаднике. Ещё спускаясь по лестничному пролёту между четвёртым и третьим этажом, он услышал громкий детский плач. И даже не плач, а самый настоящий рёв. Оказалось, он доносится из той самой квартиры на третьем этаже, из которой когда-то, в начале апреля, молодая мамаша выводила двух братьев-малышей. Услышав этот рёв, Егор невольно задержался на площадке третьего этажа. Тут за пыльным лестничным окном блеснула яркая молния, и пушечно грохнул оглушительный гром. А в ответ за дверью с табличкой «33» с новой силой в два голоса заревели дети.

Егор подошёл к этой двери. Неужели та молодая мамаша спит и не слышит, как плачут её малыши?

Новая молния расколола небо, и гром ботинками великана саданул по железной крыше с такой силой, что, казалось, крыша сейчас провалится.

Дети за дверью заревели ещё пуще.

Но ни их мать, ни соседи никак на это не реагировали.

Егор решился и позвонил в тридцать третью квартиру.

Он слышал звонок внутри квартиры и всё тот же детский рёв за дверью, но – ни одного дополнительного звука.

– Эй! – крикнул он в эту дверь. – Вы там что, одни?

Дети продолжали реветь, не отвечая.

Егор стукнул в дверь кулаком:

– Эй, пацаны! Тише!

Рёв чуть поутих, Егор повторил вопрос:

– Не бойтесь. Я сосед. Вы там одни?

– Д-да… Од-д-дни… – близко ответил детский голосок, заикающийся от плача, и Егор понял, что оба малыша стоят там под самой дверью, даже, наверно, прижавшись к ней.

– А где ваша мама?

– Н-на… н-на… на работе…

– А ключ у вас есть?

– Н-не… н-нету…

За лестничным окном снова сверкнула яркая молния, и тут же, буквально рядом, с такой силой шарахнул гром, что даже Егор пригнулся. А дети от страха снова заревели на два голоса.

Егор растерянно оглянулся – что делать? Звонить в полицию? В МЧС? Но пока они приедут… к тому же в такую грозу у них дел!..

Он приложил обе руки к двери на манер рупора и крикнул:

– Эй! Перестаньте реветь! Слушайте меня!

Рёв прекратился.

– Старший! – сказал Егор. – Ты меня слышишь?

– С-с-слышу… – ответил детский голос.

– Хорошо. Подойди к окну. Чтобы я тебя видел. Ты понял?

– Д-да… Но ак-окно… ра-разбито…

– Разбито?

– Д-да…

– Ладно. Сейчас посмотрю…

И Егор побежал вниз по лестнице, выскочил под проливной дождь во двор. Только теперь он увидел, что натворила и продолжает творить гроза. Низкие чёрные тучи терзали деревья. Весь двор был завален каким-то мусором и сломанными ветками. По детской площадке и бывшему катку, превратившемуся в сплошную лужу с пузырями, ветер катал пустое мусорное ведро и ржавую бочку. На улице потоки воды несли к Волге не только грязь и цветы из палисадников, но даже доски с ближайшей стройки. Какая-то собака, выпучив глаза, плыла в этом потоке незнамо куда. Егор сунул два пальца в рот и свистнул. Собака свернула в его сторону, быстрее заработала лапами и выскочила, наконец, из воды. Это оказался довольно крупный пегий пёс неопределенной породы с лобастой головой. Радостно виляя мокрым хвостом, он подбежал к Егору и старательно отряхнулся – так, что брызги окатили Егора с головы до ног. Хлюпая ногами по воде, Егор, мокрый насквозь, отошёл от парадного и увидел на третьем этаже окно, в котором ветер раскачивал разбитую оконную створку. За ней виднелась макушка пятилетнего малыша, выглянуть в окно мальчик, наверно, боялся.

Что было делать?

Ещё одна молния разорвала тучи где-то сбоку, над Волгой, и туда же переместился гром. Но он был такой силы, что даже пёс присел на задние лапы и поджал хвост, и опять детский рёв послышался из разбитого окна.

Егор посмотрел на стену своего дома. Дождь хлестал по её бетонным плитам, водосточная труба не справлялась с потоком воды с крыши, вода катила прямо по стене. Зато труба проходила по этой стене рядом с отворённым окном на третьем этаже.

Егор вздохнул и как был, в мокрой майке, спортивных трусах и промокших кроссовках, обнял эту трубу руками и подёргал – держится ли. Вроде держится.

А там, наверху, продолжали плакать дети. Егор решительно стал карабкаться вверх.

Глядя на него, пёс тревожно залаял – то ли отговаривал, то ли подбадривал, неизвестно.

Наверно, подняться по сухой трубе было бы не так уж трудно. Но по мокрой, гудящей потоком воды изнутри и со струями воды снаружи, – это совсем другое дело. Ливень хлестал по спине и затылку, вода, которая текла по трубе, заливала руки и ноги так, что они скользили, но Егор продолжал упорно карабкаться вверх. С каждым рывком труба становилась более зыбкой, и никто – ни Егор, ни пёс – не знали, выдержит ли она Егора или оторвётся от стены. Где-то посреди этого подъёма он ощутил опасную шаткость этой трубы и посмотрел вниз. Ещё вполне можно спрыгнуть…

Но тут снова раздался гром, и наверху снова заголосили испуганные дети. Егор рванул вверх. Теперь это было соревнование в скорости – то ли Егор успеет добраться до третьего этажа, пока труба не отвалилась от стены, то ли, наоборот, труба опередит Егора, отвалится первой и вместе с ним грохнется на землю.

Не знаю, какое чудо свело это соревнование в ничью. Когда Егор наступил ногами на крепёжный обруч трубы, двумя металлическими клиньями удерживаемый в стене, а левой рукой ухватился за подоконник окна на третьем этаже, – труба заскрипела, и крепёжные клинья стали выходить из бетона.

Егор замер, всем телом прижимая мокрую трубу к мокрой стене.

Под его ногой стальной клинышек крепёжного обруча уже наполовину вышел из бетона. Если он вывалится окончательно – и трубе, и Егору конец!

Наверно, это было ясно даже псу, который заметался внизу под трубой и стал лаять, не переставая.

Егор закрыл глаза. Через боль, через кровь, через «не могу»!

Медленно, очень медленно он стал одной левой подтягивать своё тело вверх по трубе.

Ливень продолжал сечь ему спину и затылок. «Живой» клин трусливо дрожал под левой ногой. Или это нога, ещё помня своё недавнее бессилие, трусливо вздрагивала на зыбком клинышке?

Теперь вертикально, строго вертикально, чтобы трубу не сдвинуть вбок, подтянуть по ней ноги и хотя бы одной ногой опереться на чёрный шов меж бетонными плитами.

Снова молния и гром, но плевать на них!

Есть! Левая нога – молодец! – нащупала жёсткий упор не то шва, не то щербины между бетонными плитами! Правую ногу – к ней! Труба заскрипела, клин вывалился из бетона и улетел вниз. Скорей правую руку к подоконнику!

Егор оттолкнулся правой рукой от закачавшейся трубы и успел ухватиться за подоконник двумя руками, когда труба, скрипя, отошла от стены, переломилась и полетела вниз, грохнулась оземь рядом со взвизгнувшим и увернувшимся псом.

Грохот упавшей трубы разбудил кого-то из соседей. Полуголый мужик выглянул из окна четвёртого этажа, увидел упавшую трубу и покачал головой. Но Егора, распластанного на стене под окном третьего этажа, ему, конечно, не было видно. Мужик почесал волосатую грудь и скрылся.