Владигор - Бутяков Леонид - Страница 57

Хоть и не лежала душа у мужиков к подобным делам, да не видели они иного способа отомстить за разор своим и чужеземным обидчикам. Поэтому-то шальное воинство атамана Протаса значительно возросло с того времени, как покинул его княжич. Сегодня оно насчитывало почти полторы сотни отчаянных вольников, не признающих никаких княжеских указов, готовых убивать прислужников Климоги, где бы с ними ни повстречались.

Эту лютую ненависть весьма доходно использовал Протас, которому всегда было безразлично, чья власть в Синегорье и кого грабить на Чурани. Повсюду рассылая своих разведчиков, подкупая служилых людей, он частенько заранее узнавал, когда и откуда ладья пойдет, с каким товаром и охранением. Вместе с Горбачом (никому другому, как и прежде, не доверял атаман) разрабатывал хитроумные планы, но собственной шкурой теперь уже предпочитал не рисковать — в налетах участвовал все реже и реже.

Вот и богатой ладьей наместника Зотия не прельстился: накануне сказался больным и перевалил все лихие заботы на Горбача.

Откуда было знать ему, что, одного страха избежав, другой накличет? О важном пленнике, которого Зотий везет в Ладор, разведчики сообщить не успели, поскольку схвачен он был перед самым отплытием. И уж тем более не мог Протас предположить, что верный Горбач, нежданно встретив княжича, начнет свои планы вынашивать и места в них для прежнего атамана не будет вовсе…

До глубокой ночи гудело становище, как растревоженный улей. Разбойные люди — кто с опаской, вполголоса, а кто с азартом, ничуть не таясь, — на все лады судачили о спасении из борейского плена юноши, обликом своим необычайно схожего с убитым девять лет назад князем Светозором.

Многое странным вдруг показалось. Мужики головы ломали: то ли они парня выручили, то ли он сам на свободу вырвался? Ватаге в пояс кланялся за спасение, это верно. Так ведь клетку он сам взломал, стражников порешил чуть ли не голыми руками. Силен не по годам! Те, кто еще помнил мальчугана, вышедшего однажды из Заморочного леса и назвавшего себя княжичем Владием, лишь загадок добавили, рассказывая о его приключениях и необычайных способностях.

Ну чем объяснить можно хотя бы то, что Заморочный лес его, щенка хиленького (не сравнить с нынешним!), помиловал, живым отпустил? А как он с Кабаном разделался, это видеть надо было! И через день уже, кстати, ни единой царапины на мальчишке не осталось. Да и сегодня все приметили: сперва на ногах едва держался, борейцами почти до полусмерти избитый, а жеребца златогривого подвели — вскочил на него как ни в чем не бывало! Кто б из нас так быстро оклематься мог? Нет, братцы, тут сам Перун свою длань приложил, не иначе!

Даже богатая добыча, взятая на ладье, в этих разговорах почти не упоминалась. Не до золота-серебра лихим вольникам нынче стало. Предчувствие великих перемен будоражило их умы и заставляло учащенно биться сердца…

Владигор и Ждан, не подозревая о смуте, гуляющей по становищу, отдыхали в окраинной избушке. Неторопливо потягивали густое таврийское вино, припасенное Жданом для особых случаев, и негромко беседовали о годах, миновавших со дня их расставания.

Впрочем, Владигор в рассказе о себе был скуп на слова. Упомянул, что три года провел в Чародейском крае, кое-чему подучился, новое имя обрел. Заметив нежелание княжича вдаваться в подробности, Ждан ничуть не обиделся. Нужно будет — расскажет, нет — так нет. У него, Ждана, зато есть о чем приятелю поведать, не на один такой вечер хватит!

А вечер давно уже перешел в ясную полнолунную ночь, тихую и безветренную. Свет из оконца, споря с пламенем зажженной в горнице восковой свечи, озарял выскобленный до белизны березовый стол с небогатой снедью, медным кувшином и глиняными кружками. У дальней стены на широкой лавке, едва ли треть ее зажимая, мирно похрапывал подземельщик Чуча. Владигор тоже не прочь был бы сейчас завалиться на боковую, однако продолжал внимательно слушать Ждана, не позволяя себе клевать носом.

Он еще не решил, как будет действовать завтра. Понимал только, что прежние планы придется весьма существенно подправить. Значит, для начала нужно как следует разобраться в здешней обстановке, выяснить, кто враг, кто друг.

Из слов Ждана становилось предельно ясно: атаман Протас его присутствия в разбойном становище не потерпит. Слишком он зол на Владигора за то его давнее бегство, после которого ватага сама чудом унесла ноги, спасаясь от гнева Черного колдуна.

Ждан от обвинений в пособничестве беглецу сумел открутиться, наврав с три короба и представив в доказательство своей преданности атаману внушительных размеров шишку. Дескать, пытался задержать мальчишку, а тот шандарахнул его по голове сосновой дубиной и был таков! Позднее, впрочем, Горбач заподозрил, что Ждан сам себя шишкой наградил для пущего правдоподобия, но это уже не имело значения. Горбач ведь тоже не был заинтересован в раскрытии Протасу всей подоплеки происшедшего в рыбачьем селении. Узнай атаман, что верный его соратник заранее о Черном колдуне осведомлен был и собирался поторговаться с ним из-за цены на княжича, худо пришлось бы Горбачу. Хуже, пожалуй, чем колченогому Вирему…

Черный колдун, упустив Владия, наслал на селение полчище огненных саламандр. Они запалили всю округу жутким зеленовато-оранжевым пламенем, от одного дыма которого люди ума лишались. Иные, не в силах взгляд отвести от пляшущих в огне и дыму женщин-ящериц, сами пускались в пляс, и потом их уже не находили — ни живых, ни мертвых.

Из всех, кто участвовал в том набеге, уцелело меньше половины. Спаслись лишь те, кто догадался в реку броситься и укрыться от саламандр под водой, зажав во рту полую камышину для дыхания. Эту хитрость, кстати, и сегодня использовали, чтобы незаметно подобраться к борейской ладье.

В общем, когда в становище вернулись, Протас каждому уцелевшему допрос учинил. Колченогий Вирем со страху все выложил. И тут же дух испустил, поскольку Протас не сдержался и врезал кулачищем своим пудовым ему промеж глаз. Если бы не поспешил атаман злости ход давать, наверняка дознался бы про соучастие Горбача. Но Протас всегда слишком скор был на расправу…

Почти год ватага из Становища нос не высовывала.

С двумя дюжинами человек, из которых две трети оружия толком держать не умеют (раньше атаман таких либо по хозяйской части использовал, либо по торговой, а кого-то в разведку посылал), много ли наразбойничаешь? Лишь позднее, когда новые люди сами к ватаге прибиваться стали, дела пошли веселее. Сейчас, конечно, совсем иной оборот. Оправились, разбогатели. Новички в большинстве своем вояки тоже никудышные, не умением берут, а числом и яростью. Но Протас по совету Горбача всех прежних десятниками поставил, чтобы и командовали, и обучали, и — не без этого! — присматривали за мужиками.

— Так ты тоже теперь десятник? — спросил Владигор.

— Нет, дружище, бери выше! — улыбнулся Ждан. — Меня Горбач при себе держит, вроде как главного помощника. Через меня свои распоряжения десятникам передает, для прочих особых дел использует, а главное, старается, чтобы я лишний раз на глаза атаману не попадался. Знает, что давняя история с Черным колдуном одной веревочкой нас повязала, хотя и с разных концов, вот и побаивается меня.

— Теперь страхов у него поприбавится… А где же Протас нынче отсиживается? Я что-то сегодня не углядел его.

— Обычно он в старом становище дожидается, когда мы с дела придем. Туда новичкам хода нет, только Горбач и десятники могут без спроса являться. Однако — под вечер уже — лодку его я здесь приметил, значит, донесли Протасу о тебе, лично удостовериться захотел. А может, о чем-нибудь с пленным наместником потолковать хочет — о выкупе или еще о чем… Странно, что за тобой не послал. Не нравится мне это. Протас ведь не любит медлить.

— Ты прав, — согласился Владигор. — Что-то замышляет атаман. И Горбач не пришел в твою избу, как обещал. Похоже, оба сейчас где-то мозгуют над моей дальнейшей жизнью. Или смертью…

— Ну где — это известно. В тесовом доме на берегу, у Горбача. Только там Протас, когда из своей норы выползает, объявиться может. Эх, подслушать бы, о чем их речи сейчас! Да незаметно туда не подберешься: в таких случаях личная стража атамана дом охраняет от любых непрошеных гостей.