Сербия о себе. Сборник - Коллектив авторов - Страница 19

II. Режим, уже рушившийся в Восточной Европе, в Сербии с 1987 г. с приходом к власти Слободана Милошевича переживает возрождение и вновь основательно утверждается. Под лозунгом «антибюрократической революции» старый режим выступил в роли нового и создал с политической точки зрения парадоксальную ситуацию: партия, правившая в течение 40 лет, ухитрилась посредством нового, как тогда говорили, «очищенного» руководства, стать одновременно и властью, и оппозицией. Сохраняя непрерывность власти, Союз коммунистов Сербии (СКС) стремительным образом пополнил ряды оппозиции, выступив как политический противник предыдущему руководству, которое было стремительно сменено, создавая впечатление, что произошли великие перемены, высвободившие «новые силы» свежих идей. В то же время этот обновленный, укрепленный СКС станет оппозицией и в рамках Союза коммунистов Югославии, а вступив в конфликт со всеми остальными республиканскими руководствами СФРЮ, положит начало коллективному национальному объединению и абсорбирует ни много ни мало весь оппозиционный потенциал, существовавший в Сербии. Политические разногласия внутри СКЮ (завершившиеся его распадом на XIV съезде в январе 1990 г.) подтолкнули СКС к союзу с зарождающейся политической оппозицией ради совместной борьбы за сербские национальные интересы в рамках Югославии. Таким образом, власть и оппозиция оказались не противоборствующими сторонами, а единым фронтом, противостоящим интересам других югославских народов и их элит.

III. Третьим компонентом, важным для понимания отношений власти и оппозиции в Сербии, является тот факт, что коммунистический порядок там преобразился благодаря обращению к сербскому национальному вопросу, который до прихода к власти Милошевича традиционно был прерогативой оппозиционных движений. Дело в том, что в 1970–1980-е гг., за исключением немногочисленных либерально и гражданственно настроенных кругов, отпор существующему режиму в основном строился на национальной аргументации, на идее, что власть намеренно поработила собственную нацию и угрожает ее существованию, но еще большая национальная угроза (что важнее для рассматриваемой темы) исходит от других югославских народов. Таким образом, новое сербское руководство, провозгласив защиту сербства своей первейшей задачей, практически выхватило эту программу из рук оппозиции, лишив ее идеологической идентичности. От этого удара оппозиция не может оправиться до сих пор.

IV. Для понимания отношений власти и оппозиции важно также и то, что усиливавшийся тоталитаризм в Сербии после 1987 г. подавлял всякие ростки плюрализма, возникали ли они в других республиках или в самой Сербии. Газета «Политика» изобилует примерами жесткости, с которой сербская правящая партия пресекала любую форму альтернативной организации, включая движение за мир, антиядерное или даже феминистское.

Становление оппозиции

Под давлением оппозиции, событий в Восточной Европы и уже сложившейся многопартийной системы в других республиках власть в Сербии была вынуждена принять насущные законы, легализовать партии и назначить первые многопартийные выборы на декабрь 1990 г. Многое свидетельствует в пользу того, что это был скорее тактический ход в момент, когда власть Социалистической партии Сербии полностью контролировала государство и общество, чем действительное принятие веяний парламентской демократии. Власть не обеспечила институциональных основ политического плюрализма, это видно из серьезных недостатков закона о политических партиях, закона о выборах, о печатных изданиях, а также из того, что правящая партия унаследовала все имущество СК и Социалистического союза, уклонилась от принятия закона о финансировании политической деятельности и свела на нет равноправие ведущих СМИ. Поэтому, рассматривая действия оппозиции в Сербии, надо иметь в виду, что установившаяся политическая система по основным характеристикам соответствовала не системе парламентской демократии, а некоей переходной, гибридной форме.

При такой системе власти оппозиция была вынуждена прибегнуть ко внепарламентским средствам политической борьбы. Между тем уже первые демонстрации, на которых оппозиция требовала принятия закона о партиях и назначения даты выборов, показали, что власть, полученная с кровью, и передана не может быть без крови. Демонстрации закончились столкновением мирной группы демонстрантов во главе с Драголюбом Мичуновичем и Бориславом Пекичем, пикетировавшей здание белградского телевидения, с отрядом полиции. Свою жестокость власть проявила 9 марта 1991 г., когда во время массовых оппозиционных демонстраций произошли кровавые стычки и на белградские улицы вышли танки. Не менее жестокими были арест и избиение Вука Драшковича в ночь на 1 июля 1993 г. и его полуторамесячное заключение под стражу.

Вытеснение оппозиции в сторону внепарламентской деятельности и физические расправы полиции и армии с оппозиционно настроенными гражданами свидетельствуют о нежелании власти иметь каких-либо политических соперников. В то же время своей нетерпимостью и жестокостью власть радикализировала оппозицию, способную подстрекать массовые собрания запуганных граждан своими резкими требованиями. Со своей стороны, власть использовала подобное поведение оппозиционеров для пропаганды, показывая на телевизионных экранах оппозиционное движение как разрушительное и антинародное, называя его «силами хаоса и безумия».

Высокомерное и вызывающее поведение сербской власти отличалось от предвыборного поведения властей других восточноевропейских стран. Политические аналитики считали это тогда выражением политической слабости Слободана Милошевича, но, как показало время, это было выражением силы и дерзости. Они проистекали из природы правящей политической системы и режима Милошевича, однако коренились они в истории, являясь частью традиции политической культуры и политического поведения власти в Сербии.

Сравнительно недавняя история сербского государства отличается исключительной жесткостью политических конфликтов. Междинастические распри, убийства и изгнания правителей, частые бунты и заговоры с XIX века формировали политически нестабильное сербское государство. В начале ХХ века сербский парламентаризм постоянно сопровождала тень политического, особенно же предвыборного терроризма, политических убийств, заговорщической деятельности «Черной руки»[82], а юридически гарантированная свобода выборов была практически обессмыслена акциями министерства внутренних дел в предвыборный период и перед самим голосованием. О былой атмосфере в Сербии красноречивее всего свидетельствуют слова Л. Давидовича (1906): «Политических противников считают врагами; против них все средства хороши». Аналогичная ситуация сохранялась и в Королевстве сербов, хорватов и словенцев. Дополненные национальным компонентом, буквально наводнившие страницы газет политические конфликты привели к убийству в скупщине в 1928 г. и королевской диктатуре[83].

Этот краткий и поверхностный экскурс в историю свидетельствует, что нынешнюю политическую систему Сербии следует рассматривать не как частный случай, но как явление, порожденное одной из устойчивых культурных моделей данной страны[84].

Корни доминантной сербской модели надо искать в революционном рождении сербской державы и в постоянных попытках национального единения, продолжавшихся более столетия. Такое историческое развитие сербского государства предопределило потребность в сильной централизованной власти, опирающейся на репрессивный аппарат, особенно на армию. Существенная политическая роль армии обеспечивалась постоянным стремлением к национальному освобождению в военном состязании с соседними царствами. Кроме того, армия в слаборазвитых обществах является наиболее организованной и интегрирующей институцией, надежной опорой всегда авторитарной власти. На такой исторической и политической почве и создается доминантная авторитарная культурная модель власти, являющаяся и продуктом, и инструментом мощного бюрократического централизованного государства. Несмотря на то, что эта модель возникла благодаря особому историческому развитию сербского государства, она неотделима от авторитарной культурной модели сербского патриархального общества. Будучи частью одной и той же модели, власть и общество вступают в своеобразную взаимосвязь. Схожие по своей авторитарной сути, они дополняют и «подпитывают» друг друга.