Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Великое восстановление наук, Разделение наук - Бэкон Фрэнсис - Страница 54


54
Изменить размер шрифта:

Логика делится на четыре раздела в зависимости от тех целей, которые стоят перед каждым из них. В процессе мышления человек либо находит то, что он искал, либо выносит суждение о том, что он нашел, либо запоминает то, о чем он вынес суждение, либо передает другим то, что он запомнил. Поэтому наука, изучающая мышление, естественно, должна делиться на четыре раздела: искусство исследования, или открытия; искусство оценки, или суждения; искусство "сохранения", или памяти; искусство высказывания, или сообщения ^ Мы будем говорить о каждом из них отдельно. Глава II

Разделение искусства открытия на изобретение искусств и открытие доказательств. Первое из них, являющееся особенно важным, еще должно быть создано. Разделение искусства изобретения искусств на научный опыт и Новый Органон. Описание научного опыта (experientia literata)

Существуют два вида открытия, совершенно отличных друг от друга. Первый вид -- это изобретение искусств и наук, второй -- открытие доказательств и словесного выражения. Я утверждаю, что первый из этих двух видов полностью отсутствует. Этот недостаток, как мне кажется, можно сравнить с тем случаем, когда при описи имущества какого-нибудь умершего пишется: "Наличных денег не обнаружено". Ведь точно так же как все остальное можно приобрести за деньги, так и все остальные науки могут быть созданы при помощи этой науки. И подобно тому как нам никогда не удалось бы открыть Вест-Индию, если бы этому не предшествовало изобретение морского компаса (хотя в первом случае речь идет об огромных пространствах, а во втором -- всего лишь о малозаметном движении стрелки), нет ничего удивительного в том, что в развитии и расширении наук не достигнуто более или менее значительного прогресса, потому что до сих пор игнорируется необходимость существования особой науки об изобретении и создании новых наук.

То, что следует создать такой раздел науки, -- совершенно бесспорно. Прежде всего потому, что диалектика ничего не говорит, более того, даже не помышляет ни об изобретении искусств, как механических, так и тех, которые называют свободными, ни о выработке средств для первых, ни об открытии аксиом для вторых, но обращается к людям мимоходом, приказывая доверять каждому в его собственном искусстве. Цельс, человек умудренный не только в медицине (хотя всем свойственно восхвалять собственное искусство), говоря весьма серьезно и умно об эмпирическом и догматическом направлениях в медицине, заявляет, что сначала были открыты лекарства и другие средства лечения, а уже потом стали рассуждать о причинах и основаниях болезней, а не наоборот, -- сначала были извлечены из природы вещей причины, которые осветили путь для изобретения лекарств. Платон же со своей стороны неоднократно утверждал, что "число единичных вещей бесконечно и наиболее общие понятия дают наименее точные сведения о явлениях, поэтому существо познаний, которые отличают мастера от неумелого человека, состоит в промежуточных суждениях, чему в каждой науке учит опыт" ^ Да и вообще все, кто упоминает об изобретателях тех или иных вещей или о происхождении той или иной науки, скорее благодарят случай, чем искусство, и чаще называют бессловесных животных, четвероногих, птиц, рыб, змей учителями знаний, чем самого человека:

Тут Венера, скорбя о беде незаслуженной сына,

Матерь, срывает диктами с Кретейской Иды с листами

Зрелыми стебель, цветком пурпурно-кудрявым цветущий, -

Козам диким в горах знакомо это растенье,

Как застрянут в спине у них летучие стрелы ".

Так что совсем неудивительно (поскольку древние обычно обожествляли изобретателей полезных вещей), что у египтян -- древнего народа, которому очень многие искусства обязаны своим возникновением, -- в храмах стояло множество изображений животных и почти не было человеческих статуй:

Чудища разных богов и лающий дерзко Анубис ^

И даже если вы, следуя греческой традиции, предпочитаете считать создателями искусств не животных, а людей, вы все же никогда не сможете сказать, что открытие Прометеем огня было результатом сознательного исследования или что он, впервые ударяя по кремню, ожидал получить искры; нет, он случайно напал на это открытие и, как говорят, "совершил кражу у Юпитера". Поэтому что касается изобретения искусств, то открытием пластыря мы обязаны дикой козе, открытием модуляций в музыке -- соловью, открытием промываний желудка -- ибису ^ изобретением артиллерийского искусства -подскочившей крышке котла; короче говоря, вообще мы всем этим обязаны случаю или любому другому обстоятельству значительно больше, чем диалектике. Мало чем отличается от только что названного и тот способ изобретения, который верно описывает Вергилий:

Чтоб до различных искусств дошел в размышлениях опыт

Мало-помалу... '°

Ведь здесь речь идет именно о том методе открытия, на который способны сами животные и к которому они часто прибегают, т. е. о внимательнейшем интересе к какой-то одной вещи и о постоянном упражнении с ней, к которому этих животных неизбежно побуждает инстинкт самосохранения. Цицерон правильно заметил: "Постоянное занятие одним делом очень часто побеждает и природу, и искусство" ". Поэтому если о людях говорят:

...труд же упорный,

Все победил, да нужда, что гнетет в обстоятельствах жестких ",

то подобным же образом можно спросить о животных:

Кто научил попугая говорить (здравствуйте) ? "

Кто научил ворона в засуху бросать камушки в дупло дерева, на дне которого он заметил воду, чтобы таким образом он мог дотянуться до нее клювом, когда она поднимется? Кто показал пчелам путь, которым они всегда летят по воздуху на покрытые цветами луга, хотя эти луга иногда и очень далеко отстоят от их ульев, а потом возвращаются вновь в свои ульи? Кто научил муравья, прежде чем положить в свой муравейник зерна, обгрызать их, чтобы они не проросли и не сделали напрасным весь его труд? Таким образом, если мы обратим внимание в приведенном выше стихе Вергилия на глагол extundere (выковать), который указывает на трудность предприятия, и наречие paulatim (постепенно), которое указывает на медлительность этого процесса, то мы вновь придем туда, откуда мы отправились, т. е. к тем самым египетским божествам, ибо до сих пор люди в своих открытиях слабо использовали возможности разума и никогда не прибегали к помощи искусства.

Во-вторых, если несколько внимательнее присмотреться к делу, то сама форма индукции, которую предлагает нам диалектика, доказывает справедливость нашего утверждения, ибо эта форма индукции, с помощью которой предполагается обнаружить и обосновать принципы наук, совершенно порочна и бессильна и не только не способна усовершенствовать природу, но зачастую искажает и извращает ее. Ведь всякий, кто поглубже рассмотрит тот метод, с помощью которого собирают этот небесный нектар знаний, подобный тому. о котором говорит поэт:

Дар небесный теперь воздушного меда немедля.

Я опишу... '*

(ибо и сами знания извлекаются из отдельных фактов природы и искусства, как мед из полевых и садовых цветов), конечно же, обнаружит, что ум, действуя самостоятельно, опираясь лишь на свою врожденную силу, способен на более совершенную индукцию, чем та, которую мы находим у диалектиков, ибо из голого перечисления отдельных фактов без противоречащего случая, как это обычно делается у диалектиков, вытекает порочное заключение, и такого рода индукция не может привести ни к чему другому, кроме более или менее вероятного предположения. Действительно, кто поручится, что какое-нибудь явление, полностью противоречащее его выводам, не остается неизвестным ему, когда отдельные факты, известные непосредственно или же по памяти, представляются ему лишь односторонне. Это похоже на то, как если бы Самуил остановился на тех сыновьях Исайи, которых он встретил у него дома, и не стал спрашивать о Давиде, находившемся в поле. И если уж говорить всю правду, то эта форма индукции является столь неуклюжей и грубой, что кажется невероятным, как могли столь тонкие и проницательные ученые (а именно такие ученые посвящали себя исследованию подобных вопросов) широко использовать ее; единственной причиной этого является, по-видимому, их поспешное желание направить свои усилия на утверждение теорий и догм и какое-то презрительное и высокомерное пренебрежение частными фактами, а тем более продолжительным их исследованием. Они использовали отдельные частные случаи, как ликторов и стражу, для того, чтобы разогнать толпу и открыть путь своим догмам, но они вовсе не призывали их с самого начала на совещание для того, чтобы можно было сознательно и зрело обсудить истинное положение вещей. Действительно, наш ум поражает некое благочестивое религиозное удивление, когда мы видим, что и в человеческих, и в божественных вещах к заблуждению ведет один и тот же путь. Ведь подобно тому как при познании божественной истины трудно заставить себя в своем сознании как бы снова стать ребенком, так и при изучении истин человеческого ума считается чем-то низким и чуть ли не вызывающим презрение, когда люди, особенно пожилые, подобно детям, все еще перечитывают и изучают вновь первые элементы индукции.