Тайны господина Синтеза - Буссенар Луи Анри - Страница 3

Мое особое внимание привлек некий господин, чье поведение было весьма странным, внешность примечательной, национальность невыясненной, зато профессия не вызывала сомнений. Человек этот — химик. Но такой, каких нынче уже не увидишь. Казалось, он вышел из старинной лаборатории, заставленной перегонными кубами [18], ретортами [19], причудливыми аппаратами, чучелами крокодилов, словом, всем тем, чем практиковали средневековые алхимики [20], занимаясь своим колдовством. Все в нем было необычайно, даже его имя, которое меня сразу же поразило. Он назывался, вернее его называли, Алексисом Фармаком.

— Но это же не имя, это каламбур! [21]

— Именно так я и понял, обратившись к толковому словарю Пьера Ларусса [22].

— Быть может, это кличка!

— Более чем вероятно. Но как бы там ни было, мой Алексис Фармак был владельцем уединенного дома на окраине предместья, где он оборудовал великолепную лабораторию, в которой дни и ночи напролет изготовлял всевозможные взрывчатые вещества.

— Черт побери!

— Соль гремучей кислоты [23], пироклетчатка [24], нитробензол [25], беллинит, серанин, петролит, себастин, панкластит, матазьет, тонит, глоноин, динамит, глиоксилин, нитроглицерин [26] и множество других, чьих названий я не знаю. Он постоянно экспериментирует, прекрасно уживаясь с молниями, запертыми в колбы, а между делом преподает химию русским эмигрантам (в основном те ее разделы, где речь идет о взрывчатых веществах).

Я стал одним из его учеников, пусть не самым образцовым, но зато едва ли не самым старательным.

Жизнь нашего профессора не изобиловала событиями: опыты, уроки, опыты… И вдруг одним прекрасным утром письмо из Парижа оторвало Алексиса Фармака от лаборатории, от формул, от экспериментов.

— Зовут в Париж, — заявил он без обиняков. — Один ученый, кстати сказать, большая знаменитость, приглашает к себе. Я буду получать, хоть это меня мало заботит, превосходное жалованье и, главное, заниматься высокой наукой в качестве ассистента господина Синтеза…

— Что?! — воскликнул ошеломленный префект. — Вы сказали «Синтеза»?!

— Да, господин префект. Мало нам Алексиса Фармака, так вот вам еще одно имечко! Тоже, наверное, псевдоним. У этих ученых все не как у людей.

Итак, не теряя ни минуты, профессор с нами распрощался, лабораторию сдал внаем за смехотворную сумму одному из своих русских приятелей и, набив чемодан рукописями, первым же поездом выехал в Париж.

Я нюхом почуял: здесь какая-то авантюра. Сделав все возможное, чтоб не быть узнанным, сажусь в тот же поезд и еду следом.

— Превосходно! Молодчина!

— По прибытии направляюсь за его экипажем на улицу Гальвани — это новая улица, проложенная между улицей Аожье и бульваром Гувьен-Сен-Сир. Фиакр [27] останавливается перед массивной оградой, с маленькой калиткой и большими железными воротами. На первый же звонок ворота широко распахнулись, а затем, вслед за проехавшим экипажем, тотчас же закрылись, лишь на миг позволив мне увидеть в глубине сада просторный одноэтажный дом и в отдалении хозяйственные постройки. Битый час я напрасно жду, когда фиакр выедет снова, и в конце концов, несолоно хлебавши, возвращаюсь домой, поклявшись себе, что уж завтра чуть свет все разузнаю.

В принципе, совсем несложно войти в парижский дом, несложно кой-кого порасспросить и выудить сведения о жильцах. Люди нашей профессии владеют такого рода приемами. Но я странным образом был вынужден отказаться от своих намерений. Обескураживало, что двери неизменно оставались запертыми, люди рта не раскрывали, их правила поведения казались нерушимыми, а сами они неприступными…

Тайна сгущается, но я, естественно, дела не бросаю. Используя любой предлог, любые средства, пытаюсь завязать знакомства или хотя бы просто проникнуть внутрь.

Напрасно я поочередно становился то рассыльным, то разносчиком телеграмм, то газовщиком, то водопроводчиком, напрасно тщательно обдумывал каждый новый маскарад; стоило мне позвонить в проклятую дверь, громадный негр в ливрее, черт бы его побрал, возникал на пороге и заговаривал со мной на каком-то непонятном языке. А так как я изо всех сил пытался объясниться с ним по-французски, он отваживал меня с ухмылкой, делавшей его рожу похожей на морду бульдога.

Бешенство мое росло. Несколько раз я видел, как в ворота, действовавшие автоматически, влетала на рысях карета, запряженная быстрой, словно ветер, вороной лошадью. Поскольку обратно она не выезжала, равно как и фиакр моего так называемого учителя, я заключил, что существует второй выход на бульвар Гувьен-Сен-Сир.

Именно у этих вторых ворот я вчера днем установил наблюдение, явившись туда в экипаже, которым правил один из наших агентов.

— Прекрасная мысль! — воскликнул все более и более заинтригованный префект.

— И представьте себе, мое терпение чуть ли не сразу было вознаграждено. Не прошло и часу, как в стене, скрывавшей, как мне думается, пустырь, распахнулись ворота, выехал экипаж и полетел словно выпущенная из лука стрела. Мой кучер помчался за ним во весь опор. После фантастической гонки по улицам Парижа мы остановились на углу площади Сорбонны [28], против большого магазина химреактивов «Фонтен и К°», и тут-то я имел удовольствие увидеть выходящего из кареты Алексиса Фармака собственной персоной.

Выждав, пока он зайдет в магазин, начинаю с видом праздного зеваки прогуливаться взад-вперед по тротуару. Улучив минуту, когда профессор, уладив свои дела, показался в дверях, я изловчился ненароком его задеть, якобы по рассеянности.

— Вы ли это, дорогой мэтр?! [29]— воскликнул я восторженно.

— Любезнейший! Какими судьбами?!

— Меня привела в Париж тяжелая болезнь отца. А в данный момент я направляюсь в Сорбонну, хочу подать в секретариат заявление о зачислении на естественный факультет.

— Значит, продолжаете трудиться?

— Под вашим умелым руководством вошел во вкус и горячо желаю продолжить так прекрасно начавшееся обучение.

— Похвально, похвально, поздравляю!

— А вы, дорогой мэтр, как поживаете?

— О, нахожусь на вершине блаженства! Представьте себе, я руковожу огромной лабораторией, почти такой же большой, как в Сорбонне и в Коллеж де Франс [30], вместе взятых, под началом у меня — выдающиеся химики, а мой патрон [31] — самая необычайная личность как в Старом, так и в Новом Свете.

— Ах да, это господин Синтез. Припоминаю странную кличку, которой вы называли его на прошлой неделе в Женеве.

— Его настоящее имя, хотите вы сказать. Необыкновенная, превосходная, неподражаемая личность! Более знающий ученый, чем вся Национальная библиотека [32], больший богач, чем все финансисты мира, более могущественный, чем принцы и монархи, чьи имена записаны в Готтском альманахе! [33]

— Из этого следует, — начал я наугад, — что вы отказались от специального изучения взрывчатых веществ?