Приключения в стране львов - Буссенар Луи Анри - Страница 15

Иными словами, это млекопитающее является как бы изобретателем кровопускания. Некоторые ученые этому верили, например Галенnote 59.

Впрочем, что же тут удивительного? Неужели в естественной истории нельзя найти другого подобного факта? Разве морская птица баклан, питающаяся исключительно рыбой, не освобождает свой желудок от попадающих в него костей с помощью средства мольеровских докторов? note 60 Название этого приспособления мы здесь не станем приводить, хотя оно громко произносится с классической сцены театра Comedie Francaisenote 61.

Под клювом у этой птицы имеется перепончатый мешок, в который она набирает воду в количестве, необходимом для операции, и действует клювом, как тем инструментом, над усовершенствованием коего потрудились многие врачи, начиная с Флерана и кончая доктором Эгизье и бароном Эсмарком.

Шкура взрослого гиппопотама толще носорожьей. Из нее делаются очень прочные щиты. Намазанные ядом стрелы туземцев отскакивают от них, как горох от стены. Только благодаря своей природной броне бегемот еще встречается в природе, ибо на него охотятся много, а он имеет обыкновение подпускать к себе человека очень близко.

В прежнее время туземцам удавалось убить этого зверя лишь при помощи ловушек, ям, капканов, и то довольно редко. Но теперь, с распространением огнестрельного оружия и с усилением спроса на слоновую кость, гиппопотамов жестоко истребляют и скоро сделают совсем редкостными животными.

На суше бегемот вял и неповоротлив. Бегать он не способен — зато в воде превосходно плавает и ныряет, проделывая на глубине всевозможные трюки; может бесконечное время, как буек, благодаря своему жиру, держаться на плаву, не прочь поспать, отдаваясь течению и нежась, как истый сибаритnote 62, на мягком илистом ложе. При этом на поверхности торчат только глаза, ноздри и уши. Таким образом «речной конь» все видит, все слышит и все чует, находясь сам в полнейшей безопасности. Его даже не всегда и видно.

Понятно, что встреча с плывущим гиппопотамом чрезвычайно опасна для маленького судна. Полученный толчок приводит гиганта в бешенство. Он бросается на лодку и может прокусить ее своими крепкими зубами, а то и просто перевернуть.

Если при столкновении его ранит, горе тогда сидящим в лодке! Гибель неизбежна. Чудовище их загрызет.

В реке Рокелле, несмотря на близость английской колонии Сьерра-Леоне, это животное встречается еще довольно часто. Климат здесь нездоровый, спортсмены-охотники наезжают нечасто, предпочитая Капскую землю, туземцы же отваживаются нападать на бегемота только на суше, но там он появляется редко. Ему лучше в воде.

Когда шлюпка внезапно остановилась, все подумали, что она напоролась на камень и сейчас пойдет ко дну. Но странно: вода вдруг окрасилась в красный цвет, впереди появилось сильное волнение и, наконец, из глубины послышался громоподобный, ужасающий рев.

Лодка продолжала идти тихим ходом. Рев, уже более громкий, повторился.

— Узнаю этот стон! — заметил Фрике. — Я слышал его в аргентинских пампасахnote 63 и никогда не забуду. Так хрипит умирающая лошадь.

У «речного коня» имеется единственное сходство с лошадью — в голосе. Но у него он гораздо резче и страшнее.

Из клокочущей воды показалась голова гиганта, а потом и все туловище до половины. Он раскрыл огромную пасть с лиловым нёбом и ухватился ослепительно белыми зубами за железный борт, мотая головой изо всех сил.

Юноша понимал: опасность большая, но и тут не удержался от шутки.

— Вот те раз! Подводный камень плавает и даже кусается. Это глупо. Прочь, старый урод! Лодка металлическая, все равно тебе ее не одолеть. Убирайся!

Твердая сталь еще больше разъярила зверя. Он сотрясал судно так, что оно прыгало, как игрушка.

Парижанин понял, что пора принимать меры; не спеша достал и зарядил винтовку. Затем встал в позицию в двух метрах от зверя, грызшего металлический борт с такой яростью, что, казалось, искры летели во все стороны.

— Вот что, мой маленький, ты чересчур долго злишься, — сказал молодой человек, прицеливаясь. — Уходи-ка лучше домой… Не хочешь? Ну, знаешь, придется, видно, угостить тебя свинцом. Раз! .. Два! .. Ну, сам виноват. Три! ..

Раздался оглушительный выстрел. Гиппопотам, пораженный пулей в глаз, разжал челюсти и пошел ко дну. Он тонул медленно, и можно было рассмотреть, что наделала пуля.

Верх черепа оказался снесенным напрочь, одного глаза как не бывало, мозги превращены в кашу, клочки оторванной кожи перемешались с раздробленными костями. Казалось, взорвалась граната или бомба.

— Великолепные уродцы очень милы в зоологическом саду, когда глотают копеечные хлебцы, но у себя дома не особенно любезны, — продолжал юноша. — Положим, этого мы сами приласкали шлюпкой, вдобавок паровой, но ведь не нарочно же! Не наткнуться бы снова на такой «камень». Река что-то подозрительно бурлит. Глядите! Что я вам говорил?

Появился целый табун «коней». То ли гибель товарища, то ли просто винт проходившего парового судна, с шумом пенившего воду, привели травоядных сангвиников в бешенство. Стадо приготовилось к бою.

Бегемотов было не меньше двадцати. Они окружили шлюпку, выстроившись в кольцо.

— Неприятно, но приходится опять устраивать бойню, — огорчился парижанин. — Иначе не пробить брешь в этой стене из живого мяса. Зачинщики не мы!

Он встал на носу лодки, держа в руке винтовку восьмого калибра, вручил свободному матросу такую же, рядом положил «Экспресс» и приказал кочегару быть наготове, чтобы немедленно исполнить любую команду. Шлюпка шла тихо. До гиппопотамов оставалось метров десять. Их головы высовывались из воды и хлопали челюстями. Француз условился с матросом метить каждому в своего, лучше всего в висок, стрелять вместе, не торопясь, но и не медля, и всякий раз по команде.

— Целься! — приказал юноша, кладя винтовку на плечо. — Готово?

— Есть! — отвечал матрос.

— Пли!

Выстрелы слились в один — два зверя с разнесенными черепами, не издав ни звука, пошли ко дну, как полные бочки.

Брешь была пробита.

— Целься! .. Пли! .. Кочегар, полный вперед!

Раздался новый залп. Щель расширилась, между живыми подводными камнями образовался проход. Шлюпка устремилась в него, пустив две струи горячего пара направо и налево.

Это был фокус кочегара. Не имея возможности принять участие в стрельбе, он решил хотя бы обжечь противные морды, высовывавшиеся из воды.

Шутка удалась. Свистящий горячий поток напугал грозных животных пуще выстрелов; они скрылись, нырнув в воду.

Избавившись от опасности, судно замедлило ход, но двигалось все-таки довольно быстро. Русло стало уже, зато перестали попадаться скалы. Течение сделалось быстрее, плылось хорошо и легко.

Фрике радовался и уже стал забывать недавние неприятности. Вдруг, на крутом повороте, ему предстало зрелище, заставившее его вскрикнуть от удивления.

— Опять преграда! .. Что за проклятие! После крокодилов — гиппопотамы; после гиппопотамов — худшее из животных: человек. Если эти прохвосты не пожелают нас пропускать, что тогда делать?

От одного берега до другого, поперек реки, протянулась цепь узеньких пирог. В каждой находилось по десятку вооруженных негров.

Парижанин вывесил белую тряпку, означающую во всем мире добрые намерения, и приказал тихо двигаться вперед, держа, однако, оружие наготове.

Приблизившись, он поручил сенегальцу-лаптоту переговорить с чернокожими незнакомцами и объяснить, что шлюпка мирных путешественников — друзей черных людей, направляется в землю куранкосов с самыми добрыми намерениями, их там ждут.