Наедине со змеей - Буссенар Луи Анри - Страница 1

Луи Анри Буссенар

Наедине со змеей

(Путевые заметки)

Индейская пирога пристала к берегу Марони ниже Сен-Эрмина. Я в сопровождении негров, носивших звучные имена — Ромул и Морган[1], — спрыгнул на землю.

За отсутствием водных путей передвижения — речушки, ручейка, заливчика или хотя бы болотца — дальше до прииска, где меня ожидали друзья, пришлось добираться пешком.

Генипа, лодочник-индеец, должен был дожидаться нас на своем «суденышке», не удаляясь далеко от берега.

Мы сразу же оказались в густом тропическом лесу. Негры, не слишком отягощенные небогатым багажом, бодро зашагали по тропинке, которую здесь гордо называют «дорогой к прииску». Ее никак нельзя было назвать живописной: узкая, едва различимая, она вилась среди одиночных деревьев, терялась в зарослях кустарников, уступая место грудам камней, холмам и лощинкам, — короче, напоминала больше дорогу в ад, чем в золотой рай.

Двадцать четыре километра, или шесть французских лье, в условиях тропического климата! Тело заливают потоки пота, а ужасная жара иссушает все твое существо до самого мозга. И бесконечные видения — разбитый сосуд с льющейся водой, холодная комната и даже сырой погреб…

Шесть лье… восемь часов пути с короткими остановками для скромной трапезы!

Но вот наконец показались красивые хижины, сложенные из ценных пород местных деревьев так искусно, что их высоко оценил бы любой, самый требовательный краснодеревщик.

Вскоре стал виден и сам прииск — открытая площадка для разработки золотых залежей. Рабочие — негры, индусы, китайцы, всего человек пятьсот — возвращались домой. Внезапно раздались выстрелы. Это, не жалея пороха, меня приветствовали друзья, салютуя ружейной пальбой. Дружеские объятия и потные рукопожатия! Сердечные слова приветствия, ласкающие слух, отвыкший от родной французской речи!

Прежде всего мне дают утолить жажду, затем усаживают за стол. Однако и пили и ели мы не слишком много. Я смертельно устал, поэтому отправился спать с заходом солнца (темнота в этих местах наступает рано — после шести часов вечера).

Мне была отведена единственная в доме кровать — кустарной работы, массивное ложе из эбенового и розового дерева[2], с матрацем, набитым маисовыми листьями. Оно было застелено тонким бельем и покрыто одеялом, наличие которого здесь казалось более чем странным. У изголовья стоял небольшой сейф с золотыми слитками на сумму в 300 тысяч франков.

Три моих товарища, Казальс, Изнар и Лябурдетт, единственные белые из всего населения прииска, расположились на ночь на свежем воздухе в гамаках возле веранды.

С огромным наслаждением я погрузился в сон, столь сладостный после страшной усталости. Но посреди ночи вдруг проснулся, чувствуя, что задыхаюсь. Что-то холодное, тяжелое давило на грудь. Смертельный страх охватил меня. Хрипя и задыхаясь, я начал делать отчаянные усилия, чтобы освободиться, но безуспешно.

Когда глаза привыкли к темноте, я с ужасом убедился, что страх был не напрасным. При свете луны удалось разглядеть живой черный клубок! Руки сразу же непроизвольно скользнули к нему с естественным желанием сбросить на пол… и натолкнулись на жуткое, холодное тело — тело рептилии[3].

Из груди вырвался дикий сдавленный крик. Я содрогнулся, вспугнув непрошеную гостью, которая тут же скатилась вниз. Послышался мягкий шлепок, как будто на пол упало влажное одеяло. Кольца плавно развернулись, и крупная змея, мелькнув, как стрела, туг же исчезла.

На мой крик в комнату сбежались друзья.

— Что такое? Вор? Скорпион? Несчастный случай?

— Нет… змея!

— А-а, всего лишь змея…

И все трое весело засмеялись. Я ничего не понимал…

— Да их здесь с полдюжины! — зычно воскликнул Казальс. — Но опасаться нечего — наши рептилии почти ручные и совершенно неопасны… Более того — полезны: охотятся за крысами и мышами. Они здесь вместо кошек. А марселец Изнар дал им всем имена… У нас есть Фаро, Помег , Ратоно, Мариус, Эйоли… Змеи везде свободно ползают, но их любимое пристанище — крыша… Обожают консервированное молоко, охотно устраиваются на ночлег рядом со сторожевой собакой, но нередко залезают и в наши постели. Одна из них, наверное, захотела пожелать вам спокойной ночи. . Скорее всего это был Мариус… Он самый общительный.

Что ж, тем лучше! А я-то рассчитывал на встречу с удавом, гремучей змеей[4] или еще какой-нибудь страшной ядовитой рептилией! Я от души расхохотался.

О том, чтобы заснуть, не могло быть и речи, хотя стрелки часов показывали три.

Как прекрасна живительная прохлада раннего утра в тропиках! Рабочий-индус принес в просторную столовую, обставленную массивной мебелью из розового дерева, поднос со свежезаваренным чаем, консервированным молоком, шампанским, холодным рыбным филе, вареными куриными яйцами и белым хлебом… да, да, настоящим белым хлебом! Таково было меню импровизированного завтрака, который мы поглощали с огромным аппетитом, оживленно беседуя… конечно же о змеях.

Разговор прервал Казальс, бледное лицо которого носило следы перенесенной недавно болотной лихорадки.

— Вы смеетесь… а между тем в больших лесах встречаются и иные породы змей, более опасные, чем наши любительницы молока и охотницы на крыс.

— Однако встречи с ними все же очень редки.

— Редки, согласен, но зато заканчиваются зачастую весьма трагично…

— И вы наверняка знаете не одну такую историю? Расскажите!

— Охотно! Случилось мне как-то одному проводить разведку месторождений в бухте Спарвейн. Съестные припасы были на исходе, и следовало подумать об их пополнении. Накануне я подстрелил крупную куропатку и предусмотрительно сохранил ее голову, которую решил использовать в качестве приманки для ловли эмары. Эта вкусная, с нежным мясом, довольно крупная рыба, достигающая порой тридцати фунтов веса, ловится тем не менее очень просто.

Положив на траву ружье, я срезал саблей крупный стебель тропической травы, очистил его и получил примитивное, но достаточно прочное удилище. Затем привязал к нему кожаную бечевку и прикрепил крупный раздвоенный крючок. Саблю я воткнул в землю так, что до эфеса можно было в случае необходимости дотянуться, и, освободив таким образом руки, уселся на берег ловить эмару.

— Не срезав предварительно вокруг траву? — прервал его Лябурдетт. — Но это очень неосторожно!

— Более, чем можно себе вообразить! Увидите сами! Эмара так же прожорлива, как и вкусна.

Не прошло и пяти минут, как удочку так сильно дернуло, будто наживку схватил крокодил. Рыбина в двадцать пять фунтов заглотила приманку вместе с крючком и двадцатью сантиметрами кожаной бечевки. Бессмысленно было делать подсечку. Но я решил не уступать и изо всех сил уперся, надеясь не упустить добычу. Эмара яростно отбивалась, я продолжал тащить ее, медленно пятясь назад.

Странный свист, сопровождавшийся зловещим потрескиванием, заставил меня обернуться. Кровь застыла в жилах.

Всего в трех метрах от меня свернулась кольцами огромных размеров гремучая змея. Будто готовясь к нападению, она настороженно подняла голову, держа ее высоко и прямо: горящие глаза, раздвоенный, покрытый слюной язык и раскрытая пасть с налитым кровью фиолетовым зевом наводили ужас.

«Пропал», — обреченно подумал я.

В это мгновенье рыба, к счастью, сорвалась с крючка… Застыв с удилищем в руке, я оторопело глядел прямо в глаза змеи. Моя неподвижность, по-видимому, успокоила рептилию. Казалось, она уже не собиралась нападать, продолжая тем не менее настороженно держать прямо голову, слегка покачиваясь в зарослях травы.

Я уже стал подумывать о возможности спасения. Но за спиной была река в триста метров шириной, полная гигантских кайманов[5], электрических угрей[6] и колючих скатов[7]. Нет, невозможно. Осторожно попытался отойти вправо — тут же послышалось шипение и треск кастаньет. Мое еле уловимое движение привело в ярость проклятую змею, явно не желавшую, чтобы я подавал признаки жизни. Попробовал сделать слабую попытку передвинуться влево — тот же результат, снова предостерегающе открытая пасть с раздвоенным языком.