Кругосветное путешествие юного парижанина - Буссенар Луи Анри - Страница 35

Такая же бесчувственность в отношении животных характерна и для крестьян. Они съедают своих неоценимых помощников с полнейшим равнодушием. Так что негритенок грешил непониманием, а вовсе не жестокосердием.

Фрике же обожал природу и безумно любил животных, как, впрочем, большинство парижан; многие из них по воскресеньям убегают из удушливой атмосферы закрытых помещений, собираются всей семьей — папа, мама, дети — и выезжают за город, чтобы увидеть полоску чистого неба, поглядеть на зелень, подышать воздухом и запастись хорошим настроением на следующую неделю.

А как они любят животных! Кто может описать страстную привязанность парижан к живым существам? Вот рабочий каждый день выкраивает су на корм для щегла, с которым разговаривает и которому придумывает ласковые и нежные имена. Вот служащий, скромный служащий как-то вечером повстречал голодную, грязную собачонку, привел в дом и сделал своим другом, поверенным огорчений и обид. Вот, наконец, бедная семья подбирает несчастную драную кошку, отчаянно мяукающую в канаве, потом кормит, холит и лелеет.

Прекрасные люди! Добрые сердца!

Поскольку Фрике никогда не имел собственного жилья в Париже, ему негде было содержать животное, на которое он мог бы излить всю нежность. Но чувство одиночества тут же покидало юношу, как только он приходил на работу в зоологический сад. Гамен знал по именам всех животных и проводил в беседах с ними целые дни.

— Вставай, пойдем же, — прошептал он колоссу.

— Бед-Зано! Он мертв!.. — пробормотал негритенок с интонацией не слишком-то понимающего в чем дело ребенка.

— Давай подумаем, — произнес Фрике, немного оправившись, — что теперь делать? Нельзя вечно тут болтаться. Если не ошибаюсь, мы не слишком далеко от побережья. Вот река. До моря меньше ста лье, коль скоро Ибрагим обещал завтра погрузить на корабль всю публику. Будем двигаться по течению, а там уж… как повезет!

Посмотрим, что мы имеем. Есть нож. Годится. К сожалению, в лесу пропало ружье… Да, остается револьвер… заряженный… Прекрасно… Черт! Потерял запасные патроны. Перезаряжать абсолютно нечем! Ладно! Похоже, я жутко проголодался. Хорошо бы перекусить. Что скажешь, Мажесте?

— Ага!

— Великолепно! Ты немногословен и вообще довольно молчалив в дороге. Ладно, давай займемся «бикондо». Только вопрос, как добудем еду? Из моей «плюющейся трубки» (так Фрике пренебрежительно называл револьвер) ни одной птицы не подстрелим. Слишком высоко, — продолжал он, провожая журавлей сердитым взглядом.

Мажесте, однако, во время монолога, из которого ровным счетом ничего не понял, занялся делом. Осмотрев окружавший лес, вдруг, не говоря ни слова, негритенок полез на огромное дерево с густыми ветвями и крупными, глубоко изрезанными листьями.

На дереве росли крепкие, размером со страусиное яйцо плоды. Мажесте сбил целую дюжину, и они со стуком упали наземь. Затем он спустился вниз с ловкостью обезьяны.

— Да это же плоды хлебного дерева! — радостно воскликнул Фрике.

Негритенок построил из этих ядер такую же пирамиду, какую делают из бомб в артиллерийском парке. Затем снова полез наверх.

Фрике не вмешивался.

Даже если он и не знал, что это такое с точки зрения ботаника Ле Жакье (и что это растение носит научное название «Artocarpus incisa»), он прекрасно представлял себе, что это такое с точки зрения гастрономической.

Для Фрике этого было довольно.

С деревьев посыпались плоды, но уже не хлебного дерева.

— А! На этот раз, дружище, ты ставишь меня в затруднительное положение. Конечно, плод мне знаком. Но разве ты не знаешь: я терпеть не могу древесных тыкв-калебасов?

Фрике было известно, что этот плод малопитателен и безвкусен и вряд ли годится для подкрепления тех, кто чуть не умирает от голода.

А Мажесте, не поняв, почему друг так рассердился при виде тыкв, продолжал заниматься делом: взял у гамена нож, отсек ветку, аккуратно очистил ее от коры, затем заострил один конец. Быстро найдя на земле поваленное дерево, сделал на стволе зарубку, вставил туда острый конец, обложил это место сухим мохом и начал быстро вращать ветку.

— А! Прекрасно, значит, у нас будет огонь, — произнес Фрике и стал охапками собирать хворост. — Правда, — добавил он, — крутить придется долго. Что ж, целиком и полностью полагаюсь на тебя.

Трение друг о друга двух кусков дерева увенчалось успехом: пошел густой дым. Мох затрещал и стал разгораться.

— Ну и ну! Правда, этот костер разведен не для того, чтобы греть усталые ноги, ведь они пока не отморожены, и сезон каштанов еще не наступил.

Хворост неторопливо потрескивал. Мажесте ловко разрезал пополам три самых лучших калебаса, выскреб мякоть, и из каждой тыквы получилось по две крепких и прочных миски.

— Великолепно! У тебя тут золотая посуда! Умеешь принимать друзей!

Мажесте разрывался на части, не произнося ни слова, работал как одержимый.

Выбрал четыре дерева, быстро сделал на одном надрез на высоте тридцати сантиметров от земли и, поместив под разрезом миску емкостью в два литра, набрал желтовато-белого, вязкого сока. Эту операцию он проделал трижды.

Затем дошла очередь и до плодов хлебного дерева. Мякоть их оказалась белой, плотной, рассыпчатой, как у картофеля, печенного на пару. Негритенок быстро и аккуратно порезал эту массу на ломти, как хлеб, и, положив на угли, слегка обжарил.

— Браво! Браво! — энтузиазмом восклицал Фрике, опьяненный запахом горячего хлеба. — Ты молодчина из молодчин! Хлеб! Молоко! Да ты просто умница! Ты хоть понимаешь, о чем речь? Решив после спектакля в театре «Порт-Сен-Мартен» отправиться в кругосветное путешествие, я даже не предполагал, что будет так забавно. Знаешь, мы с тобой ни дать ни взять два робинзона.

И парижанин, ухватив в правую руку большой ломоть импровизированного хлеба, в левую — калебас, наполненный соком масличного дерева («Bassia Parkii» для посвященных), принялся есть и пить с аппетитом, который бывает только после бешеной скачки у людей с чистой совестью в восемнадцать лет.

Мажесте тоже ел от души. Он был доволен вдобавок и тем, что белый брат пришел в восторг от его кухни.

— А знаешь, — вдруг проговорил наш неисправимый резонер[229], — ты по натуре человек деятельный и сообразительный. Иначе я бы сейчас не смог разговаривать с тобой, умер бы от голода. Притом одному Богу известно, как бы я в Париже добывал пропитание. А впрочем, и ты бы там неплохо устроился, только бы не торговать табаком. Но это не важно, необходимо разыскать доктора и месье Андре…

— Доти! Адли! — грустно повторил негритенок.

— Увы, мой бедный младший брат, приходится признаться: мы их потеряли… Успокойся, найдем. Видишь ли, для двоих матросов земля слишком тесна, чтобы они не встретились. А в общем-то дела наши не так уж плохи: сыты, сейчас выспимся на берегу реки, потом спустимся вниз по течению; так постепенно достигнем цели. Давай срежем по здоровенной дубине. Это необходимая вещь в стране змей всех размеров и расцветок. Моя бедная нога опять не гнется. Однако на войне как на войне.

Молодые люди находились не более чем в пятистах метрах от того места, где рухнул слон. Теперь они вернулись по своим следам и вышли на крутой берег, куда бедное животное уже не смогло взобраться.

Быстро надвигалась ночь. О продолжении путешествия речи быть не могло, следовало поискать место для ночлега.

После продолжительных поисков они устроили на нижних ветвях баобаба нечто вроде прочного птичьего гнезда, сплетенного из стеблей, куда Фрике натаскал сухой травы. Место ночлега оказалось удобным и неприступным для хищников, которые с ревом и рыком сразу же после захода солнца принялись подбираться к павшему слону.

Несмотря на.жуткую серенаду, устроенную голодными тварями, юноши спали сном праведников и спрыгнули на землю, как только первые лучи утренней зари окрасили верхушки деревьев в розовый цвет.

— Вперед, в путь! — Фрике, предусмотрительно положив в капюшон бурнуса очищенные плоды хлебного дерева.