Торопун-Карапун и тайны моего детства - Балл Георгий Александрович - Страница 13

МЫ РАССТАЕМСЯ С ОСЛИКОМ

Рано утром, когда еще только светало, из дома шумной компанией вывалились медузы, рыбки и Морской Конек.

— Ну чего? Давайте прощаться, — сказал Морской Конек.

Рыбка-губан все притопывала и пришлепывала хвостиком.

— Приезжайте еще, дорогие гости, — говорила она. — Попоем вместе. Ох и певуньи у нас есть, прямо заслушаешься! Это медузы не поют, больше поесть любят, а рыбкито ох как славно поют!

— А у нас тоже в деревне… Э-э-э-ха-ха! — смеялась Ложка. Три-та-тушки, три-та-та! И-и-их!

— Собирайтесь! Собирайтесь! — торопил Морской Конек. — Дорога не ближняя.

— Да ты погоди! — смеялась Ложка. — Не суетись ты, господи боже мой!

Ослик тоже вышел нас провожать. Торопун-Карапун подошел к нему.

— Если что будет нужно, — сказал он, — мы всегда поможем.

Ослик кивнул.

— Все будет хорошо, — сказал Торопун-Карапун. — Теперь тебя никто не посмеет обидеть.

— Садитесь! Садитесь! — торопил Морской Конек. — А я сзади поскачу.

У порога ждали длинномордые рыбы-тунцы.

Мы уселись верхом на тунцов. Я успел погладить упрямого Ослика. Шерстка у него была мягкой и теплой.

— Как хорошо, что мы встретились. Ослик! — шепнул я. — Мы тебя не забудем!

— Я тебя тоже. И Торопуна, — сказал Ослик.

Мимо меня промчались Торопун-Карапун, Цыпленок, Солдатик и Ложка. Мой тунец рванулся вслед за ними.

Дорогу нам показывала Рыбка-кормчий. Мы быстро уходили все глубже в море. Еще только светало, а мы летели в темноту, будто назад — в ночь. Ложка, ехавшая впереди меня, оглянулась и крикнула:

— А ничего погуляли! Губан этот здорово отплясывал! — она засмеялась. — «Березничек кустовой, осинничек листовой…»

Я сильнее сжал коленями своего тунца. Тунец рванулся вперед, обогнал Ложку, Солдатика и стал приближаться к большому тунцу Торопуна-Карапуна. Торопун-Карапун заметил это слишком поздно. Я вырвался вперед.

— Догоняй! — крикнул я.

Мне стало весело. Глаза Торопуна-Карапуна заблестели.

— Алеро! Алеро! — крикнул он на языке, который только что придумал.

И тунец его понял. И прибавил скорость. И начались гонки.

Дж-ж-ж-жжжих! — это в вихре промчался мимо меня Солдатик.

— Ха-ха! Счастливо оставаться! — мимо пронеслась Ложка, обдав меня волной.

Дж-ж-жх-жих! — промчался мимо меня Торопун-Карапун.

— Эй-эй! Поднажми! — подбадривал я своего тунца.

Но что это? Меня обгонял Цыпленок. Даже Цыпленок обгонял меня.

— Э-эй! Прибавь хоть чуточку скорости! Мы ведь почти ползем!

Мой тунец все отставал и отставал. И я понял. Я вдруг понял: ведь я тяжелее их! Ведь я дяденька. И мне ли угнаться за ними…

— Тише! Прошу вас, потише! — простонал, задыхаясь, Морской Конек. Он с трудом поспевал за нами.

— Действительно, зачем нам спешить? — сказал я, притормаживая своего тунца. — А далеко ли еще до городка?

— До ночи не успеем, — сказал Морской Конек. — Придется переночевать в пути.

В ГЛУХОМ ЛЕСУ

Мы мчались на своих тунцах в полной тишине. В поле, мимо которого мы ехали, беззвучно покачивались водоросли. Неподалеку был лес, но оттуда не слышно было птиц.

— Глуховато у вас, — сказал я Морскому Коньку, невольно переходя на шепот.

— Такое время года.

В этих лесах, подумал я, нет рыжих белочек. Они не раскачиваются на ветках, не строят домиков, не собирают шишек. Зайцы не оставляют следов на дорожках. Потому что нет зайцев в этих лесах, нет птиц. Вот и тихо.

Мы проехали мимо деревни, где жили морские звезды. Но и здесь не слышалось ни звука. Звезды молча открывали двери своих маленьких домов и удивленно смотрели нам вслед.

Сразу за деревней дорога свернула к болоту — бесконечному и унылому. Впереди виднелась черная туча. Мой тунец сильно отстал.

— Эй! Подождите-е-е! — крикнул я.

И эхо глухо ответило:

«Ите… ите…»

Двигался я совсем уж медленно. Хвост моего тунца вяз в черной трясине. Дороги не было видно…

— Не отставайте! — прохрипел Морской Конек.

Говорить мне было трудно, и я только молча кивнул.

— Поднажмите еще немножко, — сипел Морской Конек. — Они нас подождут.

И правда, скоро я увидел Торопуна-Карапуна. Он сидел на своем тунце и ждал. «Какой заботливый наш капитан, — подумал я. — С таким не пропадешь».

Когда мы остановились, было уж совсем темно. Над лесом поднялась рыба-луна.

— Тут недалеко тропинка, — сказал Морской Конек. — Она ведет в ущелье. А там речка, пресная вода. Можно напиться вдосталь и отдохнуть. Только туда очень страшно спускаться.

— Как это — страшно? — удивился Торопун-Карапун. — Раз надо, значит, спустимся.

Мы отпустили своих тунцов, они махнули нам хвостами и поплыли назад, а мы все заскользили по тропинке вниз и скользили все быстрее и быстрее, пока не полетели куда-то в темноту и шлепнулись на что-то мягкое.

— Приехали! — сказал Морской Конек.

При свете рыбы-луны мы увидели, что находимся на полянке среди белых цветов. Одних только белых цветов. И вдруг что-то знакомое, страшно знакомое пахнуло на меня из моего детства. Я задрожал от волнения.

— Здесь, здесь! — закричал я. — Я помню эту поляну…

МЕШОК СО СТРАХАМИ

— Я помню эту поляну, — закричал я, — и эти белые цветы!

В то давнее, давнее время — это было еще задолго до войны — я жил в маленьком городке. Городок наш был такой маленький, что каждое утро кузнечики будили его своим звоном. Просыпаясь, я тут же бежал через овраг к старой колокольне. Крыша на колокольне была наполовину сорвана. И когда дул ветер, железо на крыше скрипело и стучало. На камнях разрушенной ограды росла трава.

В то лето было очень жарко. Я жил тогда у бабушки на самом краю города. По оврагу можно было выйти к кладбищу. Но я никогда не ходил — боялся. А ночами иногда шумели ливни. И мы плохо спали. Где-то рядом хлопало, и я догадывался, что, наверно, моя бабушка тоже боится. Самое страшное — это филин. Он жил на кладбище и прилетал оттуда. Садился на забор возле нашего дома и ухал.

«Бабушка, — шептал я, — я боюсь…»

Я забирался к ней в постель, а она гладила меня, приговаривая:

«Ну чего ты… Поспи до кузнечиков».

Но я не спал. Я всматривался в темноту, пока не уставали глаза. Было тихо. Ни один звук не нарушал тишины. Но я-то знал, что на кладбище, неподалеку от нас, есть черный дом с одним окном. Спиной к двери, скрючившись, сидит сам хозяин дома в очках на крючковатом носу и старыми, жилистыми руками перелистывает железные, ржавые страницы книга, и они стучат и скрипят, стучат и скрипят. А когда поднимается луна и желтый ее свет проникает в окошко, старик с треском захлопывает книгу и страшно так вздыхает: «Ух! Ух!» Я знал, кто этот старик. Филин. Он полетит к нашему дому.

«Бабушка! — звал я. — Бабушка!»

Однажды утром бабушка принесла мне большой холщовый мешок. Мешок хранил запах зерна и пыли.

«Вот, — сказала бабушка. — Спрячь в него все свои страхи».

«А скрипучие можно?»

«Все страхи спрячь: и ползучие, и летучие, и скрипучие тоже… Вот тебе завязочка. — И бабушка протянула мне толстую веревку. — Завяжи покрепче. Чтоб ни один страх не убежал».

Ночью я не спал.

Трам-чам! Трам-чам!..

Это калитка проскрипела или кто-то еще. Я схватил мешок и спрятал в него скрип.

«Ам-м-м! Бегурчимбо! Бегурчимбо! И у-уч-ч!» — раздался в саду чей-то крик.

И его я тоже спрятал в мешок.

«Ха-ха-ха! Мяо-ох-ох! Охо-хо-хо!»

Я держал мешок, и руки у меня дрожали.

«Ух-ух!.. Ух-ух!..»

Это филин стонет. Я спрятал и его сгон. Мешок сразу стал тяжелым. Я взвалил мешок на плечи и вышел из дома. Я хотел его закопать в огороде. Но это было слишком близко от дома. И я решил унести подальше.