Десять тысяч лет среди льдов - Буссенар Луи Анри - Страница 3

Рассмотрев всесторонне занимавший его вопрос, столь обширный и столь малопонятный, Синтез мало-помалу перестал удивляться своему воскресению.

— Черт возьми, — сказал он, — я хорошо знаю, что жизнь может сохраняться долгое время, даже и помимо действия холода! Мой старый друг Кришна несколько раз позволял зарывать себя в землю, вызвав у себя летаргию, имевшую все признаки смерти. В последний раз, как сейчас помню, это происходило в Венаресе; его завернули в мешок, мешок положили в набитый шерстью ящик, заколотили последний гвоздями и закопали в землю на глубину 10 футов. Потом на могиле посеяли ячмень, который взошел, заколосился и созрел. Английские часовые все время стерегли могилу. По истечении 10 месяцев, в присутствии английских властей и ученых, индуса вырыли; к всеобщему удивлению он казался как бы уснувшим. Мало-помалу к нему стала возвращаться жизнь; прошло два часа, и он встал на ноги. Почему бы этот опыт, продолжавшийся несколько недель, не мог продолжаться и несколько лет? Несколько лет… да! На десять тысяч лет!.. Однако, раз в принципе дело возможно, то вопрос о количестве отходит на второй план. Если можно пробыть в состоянии летаргии один год, то почему нельзя несколько лет, десять… сто, даже тысячу!.. А сибирский мамонт?! Кто может вычислить громадный промежуток времени, протекший с того момента, как гигантское толстокожее замерзло в полярных льдах, до того, когда тунгусский моряк нашел его, в 1799 г., на огромной льдине близь устьев реки Лены? — Наверное, этот период нужно считать миллионами лет. Однако, мамонт сохранился настолько хорошо, что соседние якуты могли долго пользоваться его мясом и кормить им своих собак, а значительная часть его была ободрана раньше волками и медведями. Кто докажет, что это доисторическое животное совершенно нельзя было оживить, подобно лягушкам Спалланцани или замороженным рыбам северян? Кто поручится, что если бы, вместо пожирания, его стали бы постепенно оттаивать, он не пробудился бы от своего продолжительного сна? — Я же, ведь, живу! — это неоспоримый факт! Почему, — это я узнаю позже. Мне кажется, что мой особый образ жизни и питание самыми простыми элементами, в соединении с сильным холодом, воспрепятствовали разрушению тела. Для чего, — пока неизвестно: поживем — увидим.

— Ну, что, чужестранец, — прозвучал мелодичный голос, — оправились ли вы, наконец, от своего удивления, очень естественного, однако, выраженного так бурно, что мы все разбежались со страху?

— Простите мне, почтенный старец, но я все время забываю о вашей чудесной впечатлительности. Впредь я употреблю все мои усилия, чтобы помнить об этом, так как мне самому крайне неприятно платить злом за вашу доброту ко мне.

— О, мы вполне понимаем и охотно извиняем вам незнание наших обычаев! Когда спят 10000 лет, то, очевидно, просыпаются в мире, совершенно преобразованном…

— Скажите — перевернутом вверх дном, так что у меня до сих пор не выходит из головы сомнение, действительно ли я нахожусь на той же планете,

— отвечал Синтез тихим голосом человеку в очках, который дружески уселся рядом с ним на шкуре лани. — Но на будущее время, какие бы чудесные вещи я ни увидел, обещаюсь не удивляться, чтобы не терять драгоценного времени.

— Если вы позволите, я с удовольствием готов объяснить все, что наша эпоха может иметь для вас таинственного и неожиданного. Мой возраст еще более, чем мои знания, дает мне известную опытность, и я буду не менее счастлив показать вам настоящее, как и узнать от вас о прошедшем.

— Очень благодарен вам. Со своей стороны я весь к вашим услугам.

— Прежде всего я ваш покорнейший слуга.

— Еще раз благодарю. Итак приступим… Объясните мне, пожалуйста, как я очутился на западном берегу Африки, которой вы даете имя Западного Китая?

— Очень охотно. Вы просто приехали к нам на огромной льдине.

— Как! Лед в такой широте!

— Явление очень обыкновенное весною.

— И эта льдина не растаяла, пройдя такое громадное расстояние?

— Расстояние не так велико, как вы думаете.

— Но скажите мне, ужели граница вечных льдов, как говорилось в наше время, спустилась до 68».

— Почти! Она теперь немного не доходит до 50».

— Широта Парижа! — вскричал Синтез, вскочив с места.

— Парижа?! Мне не известно такое географическое место.

— Ах, я все забываю, что вы представители другой эпохи! — пробормотал Синтез. — Но обитаемый пояс у вас очень сужен, если и с юга лед так же близко подходит?

— О, для нас земли довольно! Вы сами убедитесь в том, когда узнаете очертания наших материков. Знайте, что земли, расположенные над 48», еще обитаемы; чтобы увидеть население, нужно спуститься к 40».

— Широта Неаполя и Мадрида!.. Итак, — горестно продолжал Синтез, — Англия, называвшаяся британским колоссом, Германия с ее страшною военною силою, Россия, простиравшаяся на два полушария, Франция, с ее просвещением, Италия, Испания, — все исчезло! Сила, могущество, громадная величина, науки, — все это погребено под льдом. От всей Европы осталось одно воспоминание, одно имя!

— Да, очертания нашей планеты давно уже сильно изменились… Но возвратимся, с вашего позволения, к рассказу о вашем появлении среди нас. Огромная льдина, отколовшаяся от сплошных льдов, которые тянутся до 50», натолкнулась вчера на наш берег. В этой льдине нашли совершенно покрытого толстою ледяною корою человека. Его бережно перенесли на берег и возвратили к жизни. Этот человек были вы. Вы говорите, что умерли десять тысяч лет тому назад. Факт, конечно, очень странный, тем не менее вполне реальный, так как вы находитесь теперь среди нас, и мы сами видели вас во льду. Что же касается вашего продолжительного сна, то он не представляет ничего невероятного: вы были совершенно заморожены, и лед хорошо предохранил ваше тело от разрушения.

— Мне хотелось бы знать, какое средство вы употребляли, чтобы возвратить замерзшему телу его жизненную энергию, его ум, словом, чтобы превратить мертвую материю в живое существо, которое вас видит, слушает и понимает?

— Средство очень простое. Нужно заметить, что в момент вашего прибытия я председательствовал в национальной Томбуктийской академии…

— Вы говорите: национальная академия. Это название указывает на республику?

— Всеобщую республику… существующую уже более 4000 лет.

— И все человеческие расы довольны этою формою правления?

— Без сомнения. Впрочем, теперь на земле существуют только две расы, наша и другая, о которой вы узнаете сейчас.

— Но расстояние Томбукту от морского берега очень значительно… Я думаю, около 1500 километров.

— Что такое километр, — я не знаю; могу только уверить вас, что переезд занял всего несколько мгновений: пространства для нас не существует. Мы осторожно извлекли вас из льда, освободили от одежд и положили на куске хрустального стекла.

— Потом?

— Потом дюжина самых здоровых молодых людей расположились вокруг вас и протянули к вашему безжизненному телу свои руки, так чтобы они касались одна другой. Затем они стали изливать на вас токи жидкости…

— Как все это чудесно, Та-Лао-Йе (Почтенный Старец)! В мое время этим средством пользовались для столоверчения.

— Странное занятие для серьезных людей, позвольте вам заметить, Шин-Чунг («Древний Человек»)… Итак, вы пользовались естественными токами для столовращения, мы же употребляем их для оживления мертвых. Прогресс, не правда ли?

— Правда, и я верю тем более охотно, что сам — живое доказательство ваших слов, — медленно отвечал Синтез.

— Под влиянием этого естественного или животного тока, у вас появилась мало-помалу жизнь.

— И вы не употребляли никакого другого средства, кроме накладывания рук? Я не был подвергнут действию теплоты? Вы не прибегали ни к растираниям, ни к искусственному дыханию, ни к электричеству?..

— Зачем?! Излитие жизненной энергии, которою мы владеем, вполне заменяет все эти средства, представляющие притом опасности, без особенных гарантий успеха. Наша же жидкость, Шин-Чунг, настолько сильна, что служит нам для теплоты, движения, электричества, жизни; словом, она заменяет нам все и делает нас действительно царями земли.