Огонь по своим - Бушин Владимир Сергеевич - Страница 12

Автор понимает, что ныне, когда развелось столько астрологов, предсказателей, хиромантов и ясновидцев, его тотчас обвинят в мистике, и, дабы отмежеваться от этой компашки, делает превентивное заявление: «Никакой мистики, никакой случайности в совпадении этих сроков, разумеется, нет. Просто новому руководству страны требуется именно 4–5 лет, чтобы разобраться с прежними политическими долгами и кадрами, чтобы выработать новый курс». И вот вам, пожалуйста: через пять лет после восшествия на престол Александр Второй отменил крепостное право — через четыре года после прихода к власти Ленин ввел нэп — через четыре года после избрания генсеком Горбачев предал партию, а затем и страну… Впечатляет?

Позвольте, скажет иной Фома, но ведь и фигуры эти и обстановка историческая совершенно различны! Царь Александр был ровесником Маркса, но остался чужд марксизму, стал императором в тридцать семь лет, имел блестящее образование, знал иностранные языки, а когда он вступил на престол, Россия из-за ее всесторонней отсталости терпела ужасное поражение в Крымской войне. А Горбачев, скажем, колхозный комбайнер, которого советская власть направила в Московский университет, по марксизму всегда получал пятерки, но не знает ни одного иностранного языка и даже на родном говорит как-то удивительно, например, начать, хозяева, Арзебайджан… Он стал генсеком в 54 года, спустя сорок лет после Великой Победы его Родины над германским фашизмом, в мирные дни, когда страна стояла в одном ряду с Америкой как уникальная сверхдержава. Ленин же, придя к власти в разрушенной, голодной, разваливавшейся стране, сумел удержать ее от развала и полного краха, а в 54 года уже окончил земной путь. Так неужели все эти многоразличные обстоятельства не имели никакого влияния для загадочного периода в 4–5 лет? Не имели! — уверенно заявляет А. Салуцкий. Но как можно сопоставлять отмену крепостного права и предательство родной страны? С позиций высокой науки все можно сопоставлять! — столь же уверенно отвечает теоретик и спокойно вписывает все названные имена в соответствующие клеточки своей волшебной таблицы.

Но трудно удержаться от новых вопросов… Александр Второй сделал для России немало хорошего: отменил, как уже сказано, крепостное право, провел судебную, военную и земскую реформы, при нем закончилась война на Кавказе, были присоединены Казахстан, большая часть Средней Азии. Но у царя было много врагов. Они устроили семь покушений на него, и в 1881 году, когда ему было всего 63 года, убили. Ленин тоже сделал для России много хорошего: вытащил ее из пекла Первой мировой войны, как уже отмечалось, спас от развала и краха, воссоздал армию, защитившую страну от захвата интервентами и их ставленниками вроде Колчака, при Ленине начали подниматься разрушенная экономика, грамотность всего народа, обороноспособность страны. Но и у него было много врагов. Они устроили на его несколько покушений, тяжело ранили, и умер он в том возрасте, в каком «молодой Горбачев» стал генсеком. А этот «молодой» предал страну, над укреплением мощи и благоденствия которой самозабвенно трудились царь Александр и коммунист Ленин. И за все это мировая свора врагов России осыпала Горбачева дождем наград, премий, почетных званий, издала вороха его лживых и скудоумных писаний, он стал богатейшим человеком, о чем не постеснялся похвастаться по телевидению перед президентскими выборами, намереваясь снова стать главой государства, он уже пережил не только Ленина, но и царя Александра. И вот за все свои мерзости этот подонок схлопотал лишь две оплеухи: физическую и моральную. Первую залепил ему в Оренбурге молодой безработный, доведенный до отчаяния «реформами», начатыми Горбачевым, вторую он получил на президентских выборах от избирателей, 99,5 % коих послали его ко всем чертям.

Еще в 1987 году, когда Салуцкий вместе с А. Яковлевым и В. Коротичем принадлежал к «активным сторонникам Горбачева», он такое предсказание сделал: «Окончательные выводы в отношении лидера перестройки делать еще рано, его истинные намерения прояснятся лишь к 1989–1990 годам, когда будет „переварено“ наследие прошлых десятилетий и Горбачев наконец предстанет тем, кем он является в действительности». Замечательно! Однако уже тогда кое-кого могло несколько озадачить, как это автор два с лишним года мог пребывать в рядах «активных сторонников» политического деятеля, не имея понятия, кем этот деятель — да не просто деятель, а первое лицо в государстве! — является в действительности и каковы его истинные намерения в отношении Родины.

Но его не терзали и не терзают подобные сомнения, и он торжествующе заключает: «События подтвердили, что в 1990 году Горбачев стал другим и его перестроечный курс претерпел кардинальные изменения, „больше социализма — больше демократии“ сменилось „отходной“ по прежнему строю. Таким образом, исторический ряд с четырех-пятилетним циклом блестяще продолжен».

Подумать только: блестяще! Это не одно лишь восхваление «Периодической таблицы Салуцкого», но уже и обеление, защита, оправдание Горбачева при одновременном осуждении советского прошлого. У автора не поворачивается язык сказать «стал предателем» — он говорит «стал другим»; подлое, ничем не мотивированное капитулянтство от лица великой державы перед Западом нежно именует «кардинальным изменением курса». К тому же это «изменение» и эта «отходная прежнему строю» явилась будто бы результатом не шкурничества и невежества, не трусости и провинциального скудоумия, а закономерным итогом вдумчивого четырехлетнего «переваривания» наследия прошлого, то есть глубокого анализа, изучения, обдумывания всех десятилетий советской истории, которые ничего другого, кроме «отходной», и не заслужили.

Вы еще не поняли, читатель, к чему клонится дело?.. А. Салуцкий с помощью открытого им закона «периодической смуты» четырех-пятилетней длительности не только исследует прошлое и настоящее, вынося им оценки, но и заглядывает в будущее. Подобно Д. И. Менделееву, который, опираясь на закон периодичности и свою таблицу, предсказал открытие новых, тогда неизвестных химических элементов, что позже и произошло, наш автор предсказывает неизвестные еще «элементы» в облике некоторых политических деятелей, их курса, на сей раз — нашего драгоценного президента. С уверенностью Менделеева он заявляет: «Конечно, нет никаких оснований полагать, будто Б. Н. Ельцин каким-то образом может выпадать из этого ряда». Того самого ряда-рядочка, в котором уже выстроилась когорта от Александра Второго до Михаила Меченого.

Для подкрепления сказанного исследователь взывает здесь к одному высокому авторитету: «Справедливо заметил Николай Сванидзе, что теперь Ельцин, возможно, станет другим и именно новый Ельцин войдет в историю». Правда, я мог бы сразу оспорить эту точку зрения, сославшись на другой высокий авторитет того же пошиба — на А. Шарапову, которая в те дни сказала: «Как-то трудно говорить о Ельцине как о новом президенте»… Но лучше еще послушаем новатора, зрящего в корень: «Если придерживаться объективных, не злободневных, а истинно исторических закономерностей, то Ельцин второго срока действительно должен предстать в ином облике, его курс изменится, причем по крупному счету. Это будет действительно новый Ельцин — таковы неотвратимые особенности развития российской власти вообще». Замечательно! Будем ждать.

Тут же следует, конечно, вопрос: «Каким будет этот новый Ельцин — лучше или хуже, хорошим или плохим?» Ну что за разговоры! Мы видели, что он уже и сейчас почти ангел белокрылый: мурлычет слова покаяния, изрекает патриотические лозунги, даже в Чечню на полчаса слетал и объявил там о победе и об окончании войны, из 66 министерских портфелей один дал коммунисту А. Тулееву. Уж чего лучше-то! Но тут А. Салуцкий вдруг выдает такой афоризм в применении к «новому Ельцину» и его будущему курсу, что я остолбенел: невозможно, мол, сказать, будет он хорошим или плохим, «тем более что в понятия „хороший“ и „плохой“ каждый вкладывает свой смысл». Вот это да!

Конечно, есть люди и у нас, и тем более за границей, которые считают, например, что курс, который привел к развалу СССР, удушению советской власти и социализма, к разрухе и нищете, к культурному и нравственному одичанию населения, к рекам крови в Чечне, к лакейству перед Западом, к появлению кровососов-богачей, к потере Крыма, к тому, что 25 миллионов русских стали за пределами России второсортными людьми, к расстрелу парламента, к власовскому флагу над Кремлем, к возврату туберкулеза, дифтерии, сифилиса, — есть люди, которые считают, что все это хорошо, очень хорошо, просто великолепно. Но я-то был уверен, что у нас с тобой, Анатолий, одинаково ясное и твердое понимание всего этого как апокалиптического ужаса, кошмара, позора. И вдруг ты говоришь, что на все это можно смотреть как угодно, выражаешь понимание тех, кто «вкладывает свой смысл» в подобные вещи.