Сибирская жуть-3 - Буровский Андрей Михайлович - Страница 40

Но и это еще было не все: из головы твари текла какая-то тягучая белая жидкость, ее ручки и ножки подрагивали, складывались в суставах, а жуткие челюсти как будто бы что-то жевали. Уже рыдая, уже позволив себе это, Лена ударила снова, целясь в проклятые челюсти, но попала кукле по корпусу. Там тоже что-то захрустело, треснуло, и в образовавшуюся трещину стала толчками проливаться другая жидкость — темно-багровая, со сгустками.

Может быть, Лена била бы еще, но тут подала голос Катя. С первым же ударом, рухнувшим на Тайку, девочка замолчала и только завороженно наблюдала сверху за битвой. А тут ребенок слабо пискнул, звук странно отдался в тишине. Лена тут же отбросила палку, кинулась к девочке, стащила ее со шкапа, и тут ноги у нее подкосились. Девушка рухнула на диванчик, обняла Катю изо всех сил и, задыхаясь, лежала как в оцепенении. Катя тихо плакала, икала, сотрясаясь от горя, и только сейчас Лена начала понимать всю меру ее психотравмы. Опять начало орать то, что еще осталось от Пушка.

— Эй! Э-ээй!

Над Леной стоял охранник — парень примерно ее лет, в камуфляже, с пухлым заспанным лицом.

— Эй! Что тут у вас происходит? Кто сигнализацию включил?

С четверть минуты Лена просто смотрела снизу вверх на это глуповатое сытое лицо, похожее на иллюстрацию к поговорке насчет «солдат спит — служба идет», и наконец разлепила губы:

— Девочка чуть не погибла. Вон там, в детской… там посмотрите.

— Где?

— В детской… Там это существо съело кота.

Парень смотрел на Лену странно. И с мужским восхищением, хотя, по мнению Лены, выглядела она как угодно, только не привлекательно: в затрапезном халатике поверх ночной рубашки, сшитой самой из простынного ситца, со всклоченными волосами, с перекошенным, заплаканным лицом.

И в то же время смотрел солдатик с опаской, с недоумением — как смотрят на людей с поврежденной психикой… говоря попросту, на ненормальных.

— Да вы посмотрите… И на то вон, что под столом лежит, и в детской…

Солдатик кивнул, начал действовать, как ему сказала Лена, — наверное, привык исполнять, что ему говорит кто-то другой. Он наклонился над остатками Тайки и удивленно окликнул:

— Эй! Эта штука что… живая?!

— Я же тебе говорила… И бросай свои «эй». У меня имя есть — Лена.

— А меня — Вадим!

Парень расплылся в идиотской улыбке, посмотрел так, что Лена инстинктивно запахнула, стиснула халат у самого горла.

— Лучше посмотри в детской, Вадим…

Парень вернулся очень быстро, с совершенно перекошенным лицом.

— Это… Это все оно?.. Вот это?

— Оно… Вадик, ну сделай ты что-нибудь!

Как очень многие девицы, Лена искренне была убеждена: если появился мужчина, парень, ее проблемы уже кончились. Все, что нужно, сделают — вылечат Катю, пристрелят остатки Пушка, разберутся с Тайкой, дадут ей отдохнуть… Причем сделают это все сами, без подсказок, и лучше, чем придумает сама Лена. Такие представления часты у девочек, выросших в прочных семьях, с хорошими, надежными отцами.

Вадик тупо уставился на Лену, потом метнулся с пульту, где все еще мерцали красные лампочки, заговорил что-то, переводя тумблер то вверх, то вниз.

— Что у вас тут происходит?! Почему вы не даете мне спать?!

В дверях комнаты стояла Валентина Николаевна. В халате, как и Лена, но сразу было видно, кто тут прислуга, а кто хозяйка: такой багровый, с золотом, переливающийся был этот халат, такими кружевами выпирало из ворота халата то, что под ним.

И тут же хозяйка всплеснула руками:

— Что-то случилось с Катериной?!

Тут ее взгляд упал на Катю, сидевшую в обнимку с Леной, и лицо Валентины Николаевны отразило такую гамму чувств, что Лене опять стало нехорошо: истина начала приоткрываться ей.

Что сказать дальше? Появился начальник охраны: пожилой, сравнительно умный для военного, понятливый, и все стало решаться, как и думалось Лене: пристрелили остатки Пушка: голову и грудную клетку с одной лапой, позвонили каким-то знакомым ученым, и они увезли слабо шевелящуюся, порывавшуюся встать Тайку. Другие люди занялись с Катей, что-то дали ей, поставили укол, произнесли какие-то мудреные термины, и ребенок успокоился, притих, а потом незаметно уснул. Врачи поговорили с Леной и оставили Катю в квартире, пока не вернется отец. Лена еще долго рассказывала обо всем происшедшем этому пожилому, спокойному, который смотрел хорошо, а Вадим, слава богу, стоял рядом и молча, — неподвижно, как биоробот. И только уже утром было все, и Лена сумела заснуть часа на два: больше она боялась спать, чтобы Катя, уснувшая в ее кровати, не проснулась, пока она сама спит.

Днем прилетел Дмитрий Сергеевич, и вечером, после разговоров с учеными и охранниками, дошла очередь до Лены. Лене улыбались и давали деньги, обещали повышение и самые лучшие рекомендации в лучшие дома, жали руку и расспрашивали о жизненных планах.

А Валентина Николаевна исчезла. Так и исчезла, стоило Дмитрию Сергеевичу войти в ее комнату с несколькими незнакомыми людьми. Лене казалось, что из ее комнаты слышался какой-то умоляющий голосок, но уверенности в этом не было никакой. Так, полупонятный, еле различимый звук на пределе слышимости, и все. Лена даже не видела, чтобы Валентина Николаевна вышла из своей комнаты. Вошедшие к ней люди вскоре вышли, и Лена никогда их больше не видела, но Валентины Николаевна с ними не было. И тем не менее Валентина Николаевна исчезла, как будто растворилась в воздухе.

А Лена больше не служит в этом доме, потому что после всех ужасных происшествий Кате уже нужна совсем не такая гувернантка, как Лена, а женщина спокойная, положительная и с медицинским образованием, лучше всего — педиатр. Что Катя любила Лену, а Лена спасла ей жизнь — какое это имеет значение?! Все должны делать специалисты, и все дело в том, чтобы иметь возможность их своевременно нанимать. Кате пора самой понимать, как надо жить людям их круга, а Лена ведь кто? Лена совсем простенькая девушка, годится только на самый ранний возраст, до элитной школы с уклоном в английский язык, до школы для «своих людей». С такой девочкой, которой еще рано в школу, опять занимается Лена. В семье, которую хорошо знает и Дмитрий Сергеевич.

Правда, Лена отказалась от другого предложения: выйти замуж за Дмитрия Сергеевича.

— Лена! Как ты могла?!

— А зачем он мне, Андрей Михалыч? Он неумный, чужой… И не люблю я его.

— Наверное, могла бы и полюбить. Он ведь личность-то крупная и человек неплохой.

— А он все равно не даст себя любить, ему этого совсем не надо. Он же думает просто: Валентина Николаевна не оправдала — ни денег, ни доверия не оправдала. Ему нужен наследник, а я молодая, здоровая, Тайку вон как разделала… А мне это нужно — новых балбесов рожать, а самой быть никем, зовут никак, живу нигде? Нет уж, стать женой нового русского — я для этого себя пока еще уважаю. А кроме того, вы не могли бы сказать, куда девалась Валентина Николаевна?

— Догадываюсь.

— Вот и я догадываюсь. Сказку про Синюю Бороду помните?

— Конечно, помню, только ведь нет в современных квартирах такой комнаты…

— Ага… Есть только молчаливые такие люди, приходят и уходят… По сравнению с ними куклы из Таиланда — это так, бабские штучки…

И Лену сильно передернуло.

ГЛАВА 14

«СУРИКОВСКАЯ ГИМНАЗИЯ»

Строго говоря, никакая это не гимназия. Дом этот так вообще построил мещанин П.Комаристов самому себе и своей семье, чтобы жить, в 1829 году. А в 1832 году купец третьей гильдии Власьевский это здание купил и пожертвовал народному уездному училищу: открыли училище еще в 1819 году, да помещения у него подходящего не было, ютилось в «неподобающем» доме. А дом Комаристова, стало быть, купец Власьевский счел «подобающем».

И назвалось оно полностью так: «1-е Красноярское народное уездное училище». А никакая не гимназия. При советской власти, после создания единой трудовой школы, расположили тут начальную школу. До последней школьной реформы начальным считалось четырехлетнее образование, а в здании было как раз четыре комнаты, кроме удобнейшей рекреации и такого же удобного кабинета директора. А название «суриковская» появилось потому, что в этом училище в 1856 — 1861 годах учился Василий Суриков, и отблески его славы падали и на здание, и на школу, расположенную в ней.