На полях сражений гражданской войны в США - Бурин Сергей Николаевич - Страница 39

Но эти неизбежные издержки войны не меняют подтверждаемого документами факта: Шерман и его солдаты не желали принести лишения и вред гражданскому населению Юга. Опасаясь, что присутствие в фактически прифронтовом городе мирного населения обречет его на новые жертвы и лишения, Шерман 7 сентября известил горожан, что они должны в кратчайшие сроки выехать из Атланты в направлении, которое сами изберут. Разумеется, этот шаг вызвал на Юге бурю протестов и патетических обвинений в адрес Шермана, но его это мало волновало. Еще 4 сентября он телеграфировал Хэллеку: «Если этот народец (население Джорджии. — С. Б.) поднимет вой насчет моего варварства и жестокости, я отвечу, что война — это война, а не погоня за популярностью. Если они хотят мира, то им и их родственникам следует прекратить эту войну»[14].

Ситуация тех дней осложнялась тем, что Худ неожиданно двинул остатки своей армии на северо-запад. Уйдя в сторону от Атланты, он явно рвался в штаты Среднего Запада. Некоторое время Шерман пытался преследовать его, но затем поручил это специально выделенным группам Томаса и Скофилда. В письме Томасу от 20 октября Шерман так объяснял это решение: «Преследовать Худа глупо, так как он может крутиться и изворачиваться, подобно лисе, и измотать нашу армию в ходе преследования»[15].

Линкольн и Грант, однако, были крайне обеспокоены выпадами «недобитого» Худа. Но Шерману в длительной переписке с Грантом удалось отстоять свой план: наступать на Саванну, отказавшись при этом от коммуникаций и какой-либо связи со столицей. Грант сам не раз прибегал к такому методу, в котором, несмотря на риск, было немало преимуществ. Но теперь, в споре с Грантом, Шерману пришлось доказывать, что во враждебной местности (каковой и была Джорджия) содержание коммуникаций и их охрана обходятся крайне дорого в прямом и в переносном смыслах. «…Попытка удержать эти дороги, — телеграфировал он Гранту 9 октября, — приведет лишь к ежемесячной потере тысячи человек и не даст никакого результата. Я могу проделать этот марш и заставлю Джорджию застонать»[16]. Будущий решительный марш, доказывал Шерман, принципиально изменил бы всю ситуацию: «Вместо ведения обороны я буду наступать. Вместо раздумывания над тем, что он (Худ. — С. Б.) намеревается сделать, я заставлю его самого ломать голову над моими планами»[17]. По-видимому, эти доводы окончательно убедили Гранта. Спустя более 20 лет он писал в мемуарах: «На вопрос о том, кому принадлежит замысел марша от Атланты к Саванне, легко ответить: это, безусловно, был Шерман. Ему же принадлежит и честь великолепного осуществления этого плана»[18].

Перед началом марша Шерман отправил в Чаттанугу раненых, больных, излишки артиллерии — все, что могло помешать ему в походе. В последние дни подготовки марша была повреждена железнодорожная колея и уничтожен проволочный телеграф, чтобы никто не мог узнать что-либо об армии Шермана. С этого момента, с 14 ноября, все 68-тысячное войско Шермана почти на месяц исчезло для внешнего мира. Одна за другой части северян покидали Атланту, и днем 16 ноября выступила в поход последняя из них.

Известия о выступлении армии Шермана из Атланты «куда-то на юг» привели в Конфедерации к взрыву как паники, так и судорожной воинственности. С призывами к населению Джорджии обращались министры и сенаторы Конфедерации. 19 ноября из Ричмонда пришло очередное воззвание от шести конгрессменов-южан, писавших: «Пусть каждый мужчина возьмется за оружие! Уводите ваших негров, лошадей, скот и продовольствие от армии Шермана! Сжигайте все, что не можете унести! Сжигайте все мосты, прочно блокируйте все дороги на его пути! Атакуйте захватчика во фронт, во фланги, в тыл днем и ночью! Не давайте ему отдыха!»[19] Но и эти призывы мало что могли изменить.

Гигантская армия Шермана шла вперед четырьмя мощными колоннами; при ней было 65 орудий, до 600 санитарных повозок, 2,5 тыс. фургонов с продовольствием и боеприпасами. Иногда на авангарды и фланги армии пытались напасть кавалеристы Уилера и милиционеры Джорджии, но северяне легко их отбрасывали. Тогда мятежники стали зарывать в землю на пути движения северян самодельные мины, на которых подорвались несколько солдат. Но Шерман распорядился вести перед колоннами группы пленных, которых заставляли кирками и лопатами откапывать мины. А когда пресса Юга в очередной раз обвинила генерала в жестокости, он ответил, что мятежники хотели этими минами убить его солдат, он же спасает их жизни, отчасти рискуя при этом жизнями солдат противника, которых вовсе не обязан жалеть. Операция Шермана была секретом для всех, кроме узкого круга военно-политического руководства Севера, Но конкретных ее деталей не знал никто. А газеты Юга настойчиво уверяли читателей, будто армия северян «умирает с голоду», мечтая скорее добраться до побережья и укрыться под защиту флота Союза. Взволнованный Линкольн как-то раз в начале декабря попросил Гранта сообщить ему хоть что-нибудь о Шермане. Не вдаваясь в детали, Грант ответил, что огромную армию, да еще во главе с таким героем, как Шерман, победить невозможно. С тех пор на вопросы назойливых газетчиков о судьбе армии Шермана президент отвечал так: «Грант говорит, что с таким генералом они в безопасности и что, если они не сумеют пробраться туда, куда хотят, они смогут уползти назад через нору, в которую влезли»[20]. Но Шерман и не думал «уползать назад». Его колонны стремительно шли вперед. В целях снабжения огромной армии Шерман приказывал реквизировать у населения (так и хочется добавить: «симпатизировавшего мятежникам», но, по-видимому, в той обстановке рвавшиеся к победе солдаты не слишком внимательно исследовали симпатии и антипатии жителей Джорджии) продовольствие, лошадей, мулов. Одновременно разрушались расположенные в важных стратегических пунктах укрепленные здания, предприятия, железнодорожные строения и сама колея, чтобы ничто не смогло более послужить мятежникам в эти последние месяцы войны. Нигде не задерживаясь, даже в столице Джорджии Милледжвилле (ее северяне миновали 23 ноября), Шерман рвался к океану.

В первых числах декабря его колонны одна за другой начали в различных местах выходить к побережью Атлантики. А с поджидавших Шермана судов флота Севера еще в конце ноября была высажена на побережье диверсионная группа, которая 6 декабря попыталась перерезать железную дорогу Саванна—Чарлстон (это окончательно отрезало бы Саванну от внешнего мира), но мятежники сумели отбиться. Любопытно, что при этом милиционеры из Джорджии категорически отказывались воевать «на иностранной территории», т.е. в Южной Каролине, и их командиру пришлось хитростью бросить их против северян, переведя в темноте поезд на пути, ведущие к Чарлстону.

Разведчики Шермана сообщили, что оборона Саванны сильна, город защищают примерно 5—6 тыс. солдат и 8—10 тыс. милиционеров. Поскольку солдаты Шермана устали от долгого марша, генерал стал было склоняться к мысли об осаде Саванны. Но такое решение было не в его характере, и вскоре Шерман приказал захватить мощный форт Макаллистер — ключ к Саванне с юга, милях в 15 от нее. Днем 11 декабря штурмовая дивизия У. Хейзена пошла в атаку, за которой Шерман и офицеры штаба наблюдали с крыши ближней рисовой мельницы. Орудия форта встретили наступавших яростным огнем. Когда рассеялся густой дым, Шерману на мгновение показалось, что мощный залп смел всю дивизию прорыва. В отчаянии он опустил подзорную трубу, но, как выяснилось, на пути наступавших оказалась большая впадина, минуя которую, они на пару минут скрылись из виду. Кстати, впадина спасла жизни многим северянам, укрыв их от убийственного огня. И вот уже дивизия Хейзена возникла на дальнем гребне впадины и продолжила штурм. А еще через несколько минут солдаты карабкались на брустверы форта.