На полях сражений гражданской войны в США - Бурин Сергей Николаевич - Страница 28

За ночь к месту сражения прибыли остальные части Лонгстрита, и утром 20 сентября Брэгг двинул их в атаку на корпус Томаса. Но тот стойко выдерживал все удары противника. Именно после отчаянных схваток этого дня Томас получил прозвище Чикамогский Утес. И все же после нескольких часов героического сопротивления его отряды начали отходить. Перепуганный Розекранс по принципу «тришкина кафтана» начал перебрасывать части с места на место. Эта суета кончилась роковой ошибкой; объезжая позиции, командующий обратил внимание на небольшой зазор между дивизиями Вуда и Брэннана. Небрежно указав на это место майору Бонду из своего штаба, Розекранс сказал: «Передайте Вуду, чтобы он закрыл эту брешь»[3]. В результате, отойдя в сторону примерно на полмили, дивизия Вуда образовала не ту, мнимую, а самую настоящую брешь!

И вскоре прямо к этому участку вышли пехотинцы Лонгстрита. После некоторых колебаний, вызванных опасениями, что северяне заготовили какую-то дьявольскую ловушку, прямо в брешь были одна за другой брошены семь дивизий южан. 30 тыс. солдат, ворвавшись туда, подобно реке, прорвавшей плотину, растекались в разные стороны. Буквально за 10—15 минут практически весь фронт северян рухнул. Дивизии ван Клеве и Брэннана были почти полностью перебиты либо взяты в плен. Многие солдаты побросали оружие и бежали куда глаза глядят. Даже отчаянные усилия дивизии Филипа Шеридана, будущего героя войны, не могли спасти положения. Попыталась было преградить путь наступавшим кавалерия Митчелла, но мятежники вскоре смяли и ее.

Вспоминая эти страшные часы, генерал-северянин Г. Трастов писал: «Все пришло в смятение. Ни единого приказа нельзя было услышать в грохоте бушевавшей битвы. С дикими воплями конфедераты мчались вдали, на своем левом фланге. Казалось, что они побеждают повсюду… Беглецы, раненые, ящики со снарядами, охрана, санитарные повозки запрудили узкие тропинки…»[4] Поток отступавших, в основном устремившийся к Ровиллу, вскоре увлек за собой незадачливого командующего и всю его штаб-квартиру.

Особенно тяжелое положение создалось на левом фланге северян, где продолжали держаться солдаты Томаса. Глядя на их отчаянное сопротивление, некоторые из бежавших сумели преодолеть страх, вернуться и присоединиться к товарищам. А на соседнем холмике Снод-грасс держали оборону истекавшие кровью остатки дивизии Брэннана. Мятежники, подтянув орудия, расстреливали оборонявшихся чуть ли не в упор. Генерал-южанин Д. X. Хилл вспоминал позднее: «Я никогда не видел такого плотного слоя тел убитых федералистов, разве что перед полузатопленной стеной во Фредериксберге»[5], о которой мы уже знаем. Как раз в те минуты опьяненный успехом Лонгстрит произнес фразу, сразу ставшую знаменитой: «Они бросили в бой своего последнего солдата, но и он уже бежит»[6]. Катастрофа Камберлендской армии казалась неминуемой.

Розекранс и начальник его штаба Джеймс Гарфилд в это время во весь опор скакали к Чаттануге. Услышав, что позади вдруг разом стих шум боя, генералы остановились. В полной прострации Розекранс сказал: «Скачите назад и найдите генерала Томаса, если он еще жив. Прикажите ему прикрыть отступление вместе с солдатами Грэнжера»[7]. И Гарфилд отправился исполнять казавшееся ему уже бессмысленным приказание. Этому генералу была уготована необычная судьба: 4 марта 1881 г. он вступил на пост президента США, но спустя всего четыре месяца был смертельно ранен на перроне вашингтонского вокзала бродягой и неудачником, решившимся столь громко покончить счеты с жизнью.

Но отчего же стих шум у Чикамоги? Возможно, когда мы расскажем об этом, у многих из тех, кто интересуется историей, возникнет ассоциация со знаменитой битвой при Ватерлоо 18 июня 1815 г. Тогда, как известно, генерал Груши, отправленный Наполеоном преследовать прусскую армию фельдмаршала Блюхера и из-за нерасторопности потерявший ее, услышал со стороны Ватерлоо шум гигантского сражения. Подчиненные Груши генералы умоляли его срочно идти туда или хотя бы отпустить с ними часть войск. Но педантичный Груши отвечал, что не может нарушить приказ императора. И именно в эти часы солдаты Наполеона, ценой невероятных усилий уже почти сломившие сопротивление английской армии герцога Веллингтона, были разгромлены внезапно ударившими им во фланг частями Блюхера.

Шум чикамогского боя слышал и генерал Г. Грэнжер, 6-тысячный корпус которого Розекранс приказал укрыть в кустарнике милях в двух к северу от места сражения. Грэнжер еще с 10 часов утра видел толпы беглецов, в панике растекавшихся по окрестностям. А когда Грэнжер увидел в подзорную трубу, что к месту боя едва ли не бегом движутся новые отряды мятежников — это были последние подразделения Лонгстрита, только что выгрузившиеся из поездов, — он воскликнул: «Я иду к Томасу, есть у меня приказ или нет!»[8]

Примерно в это время Томас, чувствуя, что мятежники вот-вот уничтожат их, бросил своих солдат в контратаку, которая волей-неволей оказалась штыковой: патроны кончились почти у всех. И здесь произошло одно из тех удивительных совпадений, которыми так богата история. Именно в момент контратаки Томаса на поле боя появился корпус Грэнжера, нанесший сильнейший удар по правому флангу мятежников. Теперь уже их войска были в замешательстве, а порыв северян, горевших желанием рассчитаться за гибель товарищей, казалось, был неудержим. Но вскоре наступательный пыл северян стал угасать, да и мятежников по-прежнему было больше, и вот они уже сами пошли в атаку. Снарядов и патронов, чтобы встретить их, не было. Тогда Грэнжер, вместе с Томасом руководивший обороной, отдал приказ — примкнуть штыки и контратаковать. Начальник его штаба Дж. Фуллертон вспоминал об этом: «В одно мгновение они были на ногах и пошли вперед, чтобы встретить эту атаку. Противник обратился в бегство. И столь стремительной была эта контратака, что один полк с незаряженными винтовками и пустыми патронташами прорвался сквозь ряды противника, которые, сомкнувшись в тылу этого полка, поглотили его, подобно отхлынувшему приливу»[9]. Отчаянно сопротивлялись и другие части северян, продолжавшие бой.

Но все же, понимая, что сражение в целом проиграно, Томас со всеми мерами предосторожности стал отводить войска с поля боя. Уже в темноте он закрепился на хребте Миссионер, а в течение 21—22 сентября разрозненные части северян собрались в Чаттануге, по-прежнему остававшейся неприступной крепостью. В двухдневном сражении у «Кровавой реки» армия Розекранса потеряла 16170 человек, в том числе 1657 убитыми; мятежники потеряли соответственно 18454 и 2312[10]. Хотя потери южан и оказались в целом большими, общественное мнение Севера было в какой-то мере нокаутировано известиями с Чикамоги. Ну, а для мятежников, людские ресурсы которых были уже на исходе, это выходило далеко за рамки только морального удара.

Наступил критический момент: неприступная Чаттануга в то же время оказалась и ловушкой для попавших туда северян. Огромная армия Брэгга обложила город с трех сторон, а с четвертой северяне были отрезаны от внешнего мира бурным течением Теннесси. Это был первый и единственный случаи в ходе войны, когда большая армия северян попала в осаду; мятежники же были в таком положении много раз. Теперь же, заняв господствующие над городом высоты, установив там орудия и поместив отряды снайперов, южане ждали, когда голод и прочие лишения вынудят осажденных выбросить белый флаг.

В дело вступает Улисс Грант

Руководство Севера приняло срочные меры по спасению гарнизона и жителей осажденной Чаттануги. Вечером 23 сентября президент провел совещание, на котором было решено безотлагательно направить к Чаттануге 11-й и 12-й корпуса Потомакской армии под общим командованием Дж. Хукера, и вскоре почти 20-тысячное войско отправилось к Чаттануге. Уже в конце сентября первые его подразделения стали прибывать в Бриджпорт — основную базу снабжения гарнизона и жителей Чаттануги. Оттуда к осажденным приходилось пробиваться по раскисшим из-за распутицы дорогам, путь преграждал также горный массив Уолдеи. На обозы с продовольствием, шедшие к Чаттануге, постоянно нападали кавалерийские отряды мятежников, особенно «отличался» отряд Джозефа Уилера.