Врата войны - Алферова Марианна Владимировна - Страница 37

Питания каждому кибу хватит на сутки. Надо распределить ящики со сменными батареями, — доложил младший лейтенант Цой. Лицо у него было почти европейское, только волосы — как вороново крыло. Наполовину кореец. Как его взяли в армию, да еще программистом кибов? Верно, проверяли раз сто.

Предложение ценное. Сам себе батарею киб вставить не может Так устроен. Дополнительная страховка.

Рядовой, получив приказ, кинулся искать ящики со сменными батареями. Не нашел. Вернулся, вытянулся в струнку. Лицо перекошено от ужаса Нет батарей! Теперь все бросились на поиски. Безрезультатно. Сменных батарей не было. Бурлаков помнил, как их грузили! Патроны, гранаты, десинтер (так его называют; на самом деле это всего лишь усовершенствованный огнемет).

Все перерыли. Ни одной сменной батареи. Бурлаков втайне ущипнул себя. Он надеялся, что спит. И сейчас проснется, а в том ящике найдутся батареи.

В указанном ящике нашлась тушенка. Яркие этикетки. Голограммы «made in USA».

— Хотя бы голодными не помрем, жратва — первое дело, — хмыкнул Цой.

— Прекратить активацию кибов! — приказал Бурлаков. Программисты успели запустить пять штук. — Какие предложения?

Он посмотрел на механиков и программистов с надеждой. Вдруг придумают, как заставить кибов работать на тушенке?

— Да никаких, — пожал плечами Цой.

— Вытащить у неактивированных кибов батареи, — искоса глянув на Бурлакова, сказал другой младший лейтенант. Тощий, сутулый и как будто все время испуганный. Фамилия у него была подходящая — Сироткин.

Даня Сироткин учился на втором курсе универа. Был бы на третьем, получил бы бронь и отправился бы тестировать кибов в тыл. А так угодил на передовую. Невезучий. И папа с мамой у него невезучие.

— Запустим десять кибов, — решил Бурлаков. — Остальных выпотрошим и сожжем им мозги.

«Капитан сделает из меня котлету. Может и под трибунал отдать», — мелькнула мысль. Но у них приказ — в бой вступить через двое суток. Ну, пусть бы им надо было оставаться на месте, в этом Богом забытом сожженном поселке, где — сразу видно — недавно шли бои, и держать оборону. Тогда можно было бы обойтись и без запасных батарей. Активировать кибов только в момент нападения. Так нет, они должны выдвигаться к какой-то высоте и атаковать. Неактивированные киборги могли только лежать бревнами, а не выдвигаться... Эх, сюда бы пять-шесть телег с дюжими лошадками, дотащили бы технику до передовой. Смешно? Ни чуточки. Вон, немцы во Вторую мировую при наступлении в пехоте всё время использовали гужевой транспорт. В каждой пехотной роте было до двадцати лошадей и всего один грузовик. На дивизию шесть тысяч лошадей. А мы своих лошадок в атаку... ура, кавалерия... — под пулеметы.

У Бурлакова не было ни лошадей, ни телег, ни бронемашин. Говорят, со спутника бронемашину легко засечь, а человека или киба — труднее. Любую крупную цель тут же накрывают «умные» ракеты. Потому транспорт — только в тылу. А на передовой — пешочком, как в старину.

— Мы что, будем их убивать? — изумился стоящий неподалеку рядовой.

— Отставить!

— Слушаюсь, мой лейтенант! — вытянулся в струнку рядовой. Новенькая с иголочки форма, темные кудрявые волосы коротко подстрижены, Нос с горбинкой, карие глаза. Красавчик! Девчонки, провожая, наверняка висли на нем гроздьями.

— Мой лейтенант? Разве я твой? — изумился Бурлаков.

— Никак нет, сэр.

— Сэр? Разве я британец? Или прибыл из Штатов?

— Никак нет, френд!

«Вот же чучело».

— Имя и номер, рядовой.

— Поль Ланьер, прибыл из Евросоюза по обмену. — «Красавчик» позволил себе улыбнуться краешком рта. Чуточку торжествующе. И уж потом назвал номер.

По обмену. Этого еще не хватало!

Союзническая программа обмена свалилась им на голову сразу же после начала войны. Какой-то ушлый корреспондент то ли от Си-Эн-Эн, то от Би-Би-Си заснял огромную фуру, набитую мертвыми телами. Молодняк. Мальчишки. Убитые во время неудачного прорыва. Их почему-то не закопали прямо там, на поле, а подобрали тела и отправили в тыл. Без мешков, вповалку. Разумеется, эта фура попалась на глаза фотокору. Запись три дня крутили по всем новостным каналам, с комментариями о том, что русские опять затыкают дыры на фронте мясом, как во Вторую мировую бросали на пулеметы своих парней с винтовками. «Надо с этим покончить и потребовать от командования русских планировать операции с людскими потерями не более десяти процентов», — заявил полковник Вилли Скотт, герой тайваньской операции.

Сотни добровольцев кинулись на призывные пункты, требуя, чтобы их перебросили в Россию на фронт — в их присутствии начальство не посмеет отправлять людей на бессмысленную бойню. Особенно много среди добровольцев было юных особ женского пола от восемнадцати до двадцати пяти. Правда, девиц обычно просили остаться, чем вызывали многочисленные протесты феминистских организаций. Так вот, этот Ланьер был из тех гуманистов-добровольцев. Лучше бы прислали штук двести «дублонов».

— «Дублонов» тоже прислали, — сказал Поль.

— Что? — Бурлаков опешил. — Ты читаешь мысли? Электрод усиления биотоков?

Он слышал про такое новшество, но почему-то не верил... в этом было что-то чудовищное — слышать чужие мысли...

— Нет, — покачал головой Поль. — Я — ордермен. Это новая служба. Иногда нас называют виндексами. Ордермен — хорошо звучит. Но есть не слишком красивая историческая аналогия. Лучше виндекс. Защитник. У нас активирована та часть мозга, которая отвечает за интуицию и эмпатию. Я просто посочувствовал вам и понял: вы сейчас посмотрели на меня и должны были непременно подумать именно про «дублонов». Подумать о том, что в наше время глупо рисковать человеческими жизнями, когда есть современная техника... И... — он говорил обо всем как будто серьезно, но всё же с какой-то едва заметной иронией. Возможно, он и над собственной смертью 6удет иронизировагь.

— Ордеры эти ваши — это что-то вроде спасателей?

— Вроде — ненужное слово. Мы — спасатели. У каждого — сверхспособности.

— Генетические мутации?

— Нет. Зачем же так грубо вмешиваться в натуру человека? Всего лишь умение активировать мозг. Мы научились использовать запас прочности, предусмотренный природой.

Бурлаков задумался ненадолго. Потом улыбнулся.

— А кибам ты тоже сочувствуешь, эмпат?

— Да, многие считают их живыми. Я отношусь к ним с симпатией. Здороваюсь, когда они включены. Разве вам не бывает грустно, когда вы отключаете домашний компьютер?

— Обливаюсь слезами, — съязвил Бурлаков.

Ланьер не заметил иронии.

— К счастью, память кибов несложно продублировать и восстановить. Они умирают и возрождаются с нашей помощью. Фактически их можно сделать бессмертными в отличие от нас.

Этот юнец с легкостью рассуждал о бессмертии в двух шагах от смерти.

— Ты небось и сперму в банк на хранение сдал? — спросил Бурлаков ехидно.

— Конечно. У нас никого не возьмут в армию, если не оставишь свою ДНК и образцы спермы как минимум в двух банках хранения. В случае моей гибели Евросоюз гарантирует посмертных детей.

Поль говорил о витальной программе как о чем-то естественном, без тени иронии. Ну, как, к примеру, о том, что надо чистить зубы по утрам и вечерам. Что смешного в том, что человек утром почистил зубы? Даже если вечером его убили.

— Они тебе очень нужны, эти посмертные дети? — спросил Бурлаков.

— А вы разве не сдали образцы, сэр? — поинтересовался Поль. В голосе его было искреннее удивление.

Бурлаков закашлялся и оставил вопрос рядового без ответа.

— Если выбирать между человеком и киборгом, кого ты выберешь? Кем пожертвуешь в бою? — спросил после паузы. Он вновь чувствовал себя учителем, дискутирующим с учеником. Бурлаков любил таких детей: по каждому поводу свое мнение, иногда они пытались доказать абсолютную белиберду. Но с каким жаром! Где теперь его охламоны? Живы ли? Так же служат мясной добавкой к металлическим воякам?

— Киборгом, сэр.

Бурлаков не стал его одергивать. Сэр, так сэр. Ему нравилось это обращение.