Темногорск - Алферова Марианна Владимировна - Страница 24

«Кто сказал, что нельзя создать новое ожерелье? Почему?» – безмолвный вопрос прозвучал так отчетливо, что Роман вздрогнул и едва не съехал с дороги в канаву.

Взвизгнули тормоза.

В самом деле – почему?

Нельзя создать точно такое же ожерелье взамен утраченного – это правда. Новое ожерелье должно быть иным. Нить – особенной… Весь вопрос – какой? Роман почувствовал что-то похожее на эйфорию. Он творил новое волшебство. Лишь очень немногим колдунам это под силу. Роман знал, что это под силу и ему.

«Главное, – говаривал Стен, – правильно сформулировать задачу».

В обычном ожерелье – живая нить. То есть из живой воды. Но Надя умерла и воскресла. Значит, ее нить должна быть из воды мертвой. Да, именно так, из мертвой воды.

Но что есть мертвая вода, если живая – разновидность времени? Всего лишь прошлое, которое нельзя изменить. Для Надиного ожерелья колдун должен выдернуть нить из прошлого и вплести в волосы, которые срезал уже давно. Но где взять воду и волосы из прошлого? Он ведь не хранил срезанные пряди. И – насколько он помнил – мать тоже его волос не хранила.

Что же делать?

Отправиться в Беловодье? Нет, не то…

Ему вдруг почудилось, что Надя именно для того и ушла (не бросила его, нет, а временно удалилась), чтобы он мог создать для нее ожерелье.

Все теперь показалось ему почти очевидным. Но почему он не догадался раньше?

Почему?!

Есть ли у него теперь на это время?

И сколько времени осталось вообще?

«До рассвета», – услышал он насмешливый голос Аглаи.

Юл сидел на кухне, дожидаясь возвращения учителя. Своему ученику (единственному из четверых) Роман сообщил охранные заклинания не только от калитки, но и от входной двери. Теперь Юл Стеновский мог приходить в дом колдуна в любой день и в любое время.

– Давно ждешь? – спросил Роман, ставя кастрюлю с борщом на плиту.

Прежде чем зажечь спичку, смочил пальцы водой. Спички в руках водного колдуна всегда рассерженно шипели.

Борщ варила Марфа. Но готовила она куда хуже Тины. Мысль о Тине неожиданно причинила сильную боль.

А вдруг и Тину задело волной? Нет, не может быть. У нее же ожерелье, уже с душой сросшееся, давно подаренное – защитит.

– Скоро час жду, – отозвался Юл.

– Воду из кого изгонял?

– Откуда вы знаете?! – вскинулся ученик. Но тут же догадался, сбавил тон. – Ожерелье сказало. Так, значит, это вы…

– Нет, все сделал ты. А вот что и как – рассказывай.

Юл передернул плечами:

– Придурок один в кафухе привязался. Заметил плетенку у меня на шее. Ну и пристал… решил показать, какой он крутой. Схватил меня за грудки. Ну я ему и вмазал.

– Руки отсушил? – угадал Роман.

Начинающий колдун кивнул.

– Как этого человека зовут, хоть знаешь?

– Нет, только погоняло.

– Прозвище, – поморщился Роман. – Я же просил – не употреблять.

– Кликуха у него Вован.

– Может быть, имя? А если этот Вован в Синклит пожалуется?

– Не-а. Побоится. И потом, разве Синклит меня не оправдает? – с вызовом спросил ученик. – Оправдает. Гавриил обещал.

– Я же запретил тебе…

– По-любому это была самооборона, – заявил мальчишка с вызовом.

Хотя какой он мальчишка? Ему уже пятнадцать. А душой он гораздо старше. Гораздо. Или это так кажется? Дар старит?

– Ну, хорошо, – Роман не стал развивать тему. – Ты под волну попал?

Юл кивнул.

– Что-нибудь почувствовал, когда волна надвигалась?

– Сердце как будто остановилось. А потом забилось как сумасшедшее.

– Плохо.

Плохо, что Юл почувствовал волну. Значит, с ним могло произойти примерно то же, что случилось с Аркадием Сидоренко.

– На улице эта волна двоих накрыла. Они больше не встали. Телка какая-то и пацан, – добавил юный чародей.

– Что с ними дальше случилось?

– Пацана «скорая» забрала. А девушка на скамейке сидела и как будто не в себе была. Бормотала всякую хрень. Ей бабка таблетку в рот совала.

– Волна была до изгнания воды или после? – как бы между прочим спросил Роман.

– До, – произнес Юл с неохотой.

– До, – повторил Роман. Что-то пока не сходилось.

– Но потом еще одна волна прошла, поменьше. Будто грязной водой пол и мостовую залило, – вспомнил мальчишка.

– Остаточный эффект…

– Угу, – согласился ученик.

Если неумело наложить заклинание, забрать слишком много энергии у стихии, отдача может быть… ого-го какая! Нет, не похоже. Даже если бы Юл перемудрил, все равно бы такой волны поднять не сумел. Ну, дождь бы начался или снег пошел, лед бы на реке взломался после бесконечной зимы. Здесь что-то другое. Иные силы. Кто-то из очень сильных колдунов такое мог сотворить. Неужели один из членов Синклита рискнул навести порчу?

– Что такого особенного приключилось? – пожал плечами ученик.

– Не знаю пока. Погоди! Ты сколько волн почувствовал?

– Две.

– Точно? – Роман задумался. Сам он первой волны не заметил. Видел только, что свет померк, а потом начался ураган. Но Роман в тот момент был дома. Здесь повсюду охранные заклинания. – Юл, выходит, ты не почувствовал первого удара. А вот под второй попал. Где ты был часа в два?

– Я в саду был стеклянном… то есть на запретном участке. А про то, что волн было три, я слышал – мужик рассказывал… Он говорил – как будто затмение. Тьма упала, и свет погас.

– Стеклянный сад, говоришь?

– Вы его видели?

– Вчера вечером. Там дверь открытая в Беловодье. Нездешнее волшебство могло тебя защитить.

– Думаете?

– Все на свете взаимосвязано.

– Ну да, я знаю, каждый взмах крыльев бабочки… Только кто бы просчитал, сколько этих бабочек давят просто так от злости? Потому как красивое давить приятно, – губы мальчишки зло скривились.

– Каждый взмах крыльев бабочки, – без всякой насмешки повторил Роман. – Но тот, кто к тебе всех ближе, сильнее всего душу твою гвоздит. Мать, отец, брат, учителя. Ну-ка, прикинь, сколько раз надо бабочке крыльями взмахнуть, чтобы влияние ближних стереть? – Мальчишка молчал, насупившись. – Мне не нравится твоя самоуверенность.

– А мне не нравится, что у вас власть над моим ожерельем, – брякнул Юл. – И вы меня за нитку, как собачку за поводок, дергать можете.

– С чего ты взял? – глянул на ученика исподлобья Роман.

– Так есть власть или нет? – принялся напирать Юл, чувствуя свою правоту.

– Нет, – отрезал водный колдун.

– Вы мое ожерелье все время чувствуете! Только не лгите!

– Чувствую – да, – не стал спорить колдун. – Но власти у меня над тобой нет. И не было никогда.

– Вранье! Гамаюнов Лешку хотел на цепь посадить. И вы так же!

– Можешь не верить, твое право, – Роман усмехнулся, вспомнив тот день в Пустосвятово, когда создал для Юла ожерелье. День, когда даруется ожерелье – особый. – Но клянусь Водой-Царицей, ничего подобного я не сделал. Хотел, не отрицаю. Не посмел. Я только связь с твоей нитью установил. Больше ничего. Но зато я всегда чувствую, когда ты в беде. Помочь могу, силу свою передать, защитить от удара. В ответ ты мое ожерелье слышишь. Приказывать я тебе не способен. Запретить – не в моих силах. Но сегодня, когда ты изгнание воды применил, и силы тебе не хватило, я тебя поддержал.

– Мог бы и не давать, – бросил Юл грубо, не как учителю, а как мальчишке-ровне. И тут же почувствовал, – дернулось ожерелье.

Чертов дар эмпата. Чужая боль – твоя боль.

Губы почти сами произнесли:

– Извините, я не то хотел сказать.

Кастрюля на плите тем временем закипела.

– Борща хочешь? – предложил колдун.

– Со сметаной?

– Конечно. Хлеб ржаной есть, сальце с чесноком.

– Давайте!

– Вырастешь, станешь сильнее меня – перекроешь канал. – Роман налил себе и Юлу по тарелке до краев, щедро добавил сметаны.

– А вы разве этого хотите? – спросил Юл.

Когда он начинал злиться, остановиться не мог. Его будто несло по льду на санях. Даже чужая боль остановить не всегда могла.