Тайна Нереиды - Алферова Марианна Владимировна - Страница 84

Квинт вскинул голову.

– Руфин Август…

– Непременно в одиночку, – повторил свой приказ император. – До суда.

Квинт не стал больше спорить. Что ж, он посидит в одиночке. Но Нисибис будет спасен. И Элий спасется. Только бы они продержались до прихода римской армии. Потом Квинт подумал о Летиции. И только бы она продержалась.

Человек, одетый в белый балахон, разговаривал с гвардейцем, когда Квинта вывели во двор. Пленник и его охранник остановились в нескольких шагах от человека в белом. Пленник был грязен и избит, на загорелом лице чернела многодневная щетина.

– Приказано отвезти в карцер, – сообщил гвардеец сидящему на мраморной скамье центуриону.

Тот лениво приоткрыл один глаз, зевнул, хлебнул из фляги и буркнул в ответ:

– Свободных фургонов нет. Веди пешком.

– А если он сбежит?

Центурион открыл оба глаза и глянул на Квинта оценивающе.

– Вполне может быть. Парень шустрый. Закуй в цепи.

– Тогда мы будем тащиться три часа! – воскликнул преторианец.

– Как хочешь.

Гвардеец помянул Орка, но предпочел рискнуть и не заковывать пленника полностью. Только надел наручники. Двое преторианцев вывели Квинта из дворца и тут же оказались в людском потоке. Человек в белом двинулся следом. В белые арабские одежды одевалась разведка Четвертого легиона. Во-первых, потому что там было много арабов, во-вторых – им часто приходилось путешествовать по степи и пустыне. А в-третьих, в этом был класс. Каждый легион любит чем-нибудь выделиться. Пятый обожает петь на марше похабные песни. Первый Минервин носит вместо красной серо-зеленую хамелеонову форму и даже броненагрудники у них закрыты серо-зелеными чехлами. Во Втором Парфянском три когорты состоят из женщин. Но Второй Парфянский в мирное время квартируется у подножия Альбанской горы, и легионеры живут на квартирах вместе с семьями. Зато Четвертый легион изображает из себя властителей пустыни.

Все это, не относящееся к теперешним событиям, всплыло в голове Квинта. Он пытался припомнить, знает ли кого-нибудь в Четвертом легионе. Выходило, что знает и…

Квинт следил за человеком в белом краем глаза. Тот вскоре обогнал пленника и его конвоиров, и откинул с лица белый платок. Квинт узнал горбоносое лицо. Квинт едва заметно кивнул легионеру в белом. Тот кивнул в ответ и повел глазами в сторону гвардейца, идущего слева. Теперь надо было дожидаться удобного случая.

Удобный случай вскоре представился. Более хаотичного и равнодушного к войне и военным обязанностям города, чем Антиохия, вообразить трудно. Здесь каждый третий мужчина – кинэд, каждая вторая женщина – проститутка. Обряженные в яркие тряпки или почти без оных, они целый день фланируют по улицам. Огромная толпа бурлит, как море, и в шуме ее прибоя можно услышать все мыслимые наречия земли. Когда толпа окружила Квинта и двух гвардейцев особенно плотно, а рядом оказалась зеркальная витрина, Квинт боднул корпусом идущего слева гвардейца. Тот врезался в стекло и рухнул в роскошное чрево витрины вместе с лавиной осколков. Встать не успел, на него вслед за стеклянным дождем, секущем лицо и руки, бросились охочие до легкой поживы прохожие. Человек в белом рукоятью меча оглушил второго гвардейца, сдернул с его пояса ключи от наручников, схватил Квинта за плечо и увлек в ближайший переулок.

– Привет, Гимп, как ты здесь оказался? – выдохнул Квинт.

– Вступил в армию, хочу получить римское гражданство, – проговорил бывший покровитель Империи, отмыкая наручники.

– За такую службу вряд ли наградят.

– Меня здесь не было. И тебе советую исчезнуть из Антиохии.

– Надо помочь Элию. Запустить какую-нибудь потрясающую дезинформацию. Или… Еще не знаю как…

– Тогда думай быстрее, а я удаляюсь, пока не явились вигилы.

Квинт огляделся. Неподалеку сверкала настоящим золотом вывеска таверны.

– Зайдем, посидим и поговорим, – предложил Квинт. – Сообща что-нибудь придумаем.

– Тут собираются лишь кинэды. Меня к ним не тянет.

– Тогда поищи место получше.

– Здесь?… – С сомнением покачал головой Гимп.

Стоявший на перекрестке статуя Приапа указывала огромным фаллосом на очередную таверну.

Квинт решил не искать больше, и они вошли внутрь. Гимп заказал по бокалу крепкого вина, и фрументарии заняли место в уголке. Сидящие у входа красотки в «стеклянных» платьях уставились на них совершенно одинаковыми миндалевидными глазами.

– Милашки, – заметил Гимп.

– Мне не до них, – прошипел фрументарий. – И откуда так много народу в Антиохии?

– Игры.

– Какие игры? Игр в это время нет. Флоралии отшумели, а праздник Фортуны не скоро.

– Руфин назначил. Вместо тех, что отменили в прошлом году. Войска Руфина не уйдут, пока не закончатся игры. Перед военным походом всегда устраиваются гладиаторские бои.

– Зачем, ведь желания не исполняются.

– Чтобы воины привыкли к виду крови.

– Что? Какая кровь?

Гимп наклонился к самому уху Квинта:

– Ходят слухи, что оружие будет боевым. Будут сражаться гении, приговоренные к смерти.

– Бред.

– Правда. Все только об этом и говорят. Будет – не будет. Позволит сенат – не позволит. И как посмотрит на это Большой Совет.

– Теперь я понимаю, почему все забыли про Нисибис. Кровавая потеха ожидается под боком. Никому нет дела до того, что где-то далеко льется кровь, и тысячи людей обречены на смерть. И среди этих тысяч – Цезарь, наследник Империи. Мне казалось, римляне его любили. Так откуда такое равнодушие?

Гимп нахмурился.

– Не знаю. Я и сам теряюсь в догадках.

– Ты же бывший гений! Ты должен все знать! Кто мог представить такое! Вместо того, чтобы двинуться на помощь Нисибису, римляне сидят в Антиохии в ожидании игр, чтобы поглазеть на гладиаторов, которые больше не исполняют желаний!

Обе красотки завлекательно улыбались и посылали гостям воздушные поцелуи, которые, увы, оставались без ответа.

– Все точно спятили, – вздохнул Квинт. – Люди в Нисибисе ожидали штурма города и сожалели о том, что не могу сделать ставки на гладиаторов. А эта свихнувшаяся репортерша Роксана Флакк писала книгу, которая сгорит вместе с ней в осажденном городе.

– Роксана Флакк? – переспросил Гимп. – Я слышал это имя. Ты знаешь о личных соглядатаях императора?

– Конечно. Они подчиняются лично Руфину. Числятся охранниками. Их имена, кроме императора, известны только префекту претория.

– Так вот, Роксана Флакк – один из тайных агентов императора.

– Что?! – Квинт вцепился руками в край столика. – Ах, дрянь… Так вот кто меня выдал! И как ты узнал?

– Мне поведал это бывший гений Тибура. Как видишь, от гениев иногда есть польза даже сейчас.

Квинт пришел в ярость. Как он ошибся! Он доверял этой девке! Не просто доверял – он к ней благоволил! Нет, не благоволил. Он ее любил! Вот и проглядел, осел!

– Мы должны купить армейскую рацию, – сказал наконец Квинт. – Можно достать?

– В Антиохии все можно купить. Вопрос лишь цены. У тебя есть тысяч пять?

– У меня нет ни асса. Но ты за меня заплатишь.

Вер разлепил глаза, но ничего не увидел. Серые и красные полосы перемежались друг с другом. Было жарко – кожей Вер чувствовал прикосновение солнечных лучей, но внутри него лежал кусок льда, смешанного с кровью. И во рту тоже – кровь и лед. Наверно, смерть такова на вкус.

– Пить, – прошептал Вер.

И почувствовал, как влага стекает по губам. Стекает, но не попадает в рот.

– Кто здесь? – Он беспомощно моргал, по-прежнему ничего не видя.

– Я с тобой, мой мальчик, – узнал он голос Юнии Вер.

– Мама…

Он почувствовал прикосновение ее пальцев. Настоящих пальцев. Человеческих. Она обрела плоть, чтобы ухаживать за сыном, как другие обрели материальную оболочку, чтобы сражаться.

– Ты упал с коня, я подобрала тебя и перевезла в Антиохию, подальше от битв и сражений.

Он понял, что лежит на кровати в саду – над головой шумели деревья. Веру показалось, что он слышит журчанье воды в фонтане.