Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Тайна Нереиды - Алферова Марианна Владимировна - Страница 47


47
Изменить размер шрифта:

Едва дверь за Хильгой закрылась, Летти рухнула на кровать. От накрахмаленных простыней пахло лавандой.

– Ого, да тут можно порезвиться!

Элий не ответил. Внезапно деревья на крутом холме покрылись серебристым налетом, свинцовое сияние вспыхнуло вокруг башни. Все краски померкли, казалось, и сам дневной свет меркнет… Если бы Элий мог посмотреть на себя со стороны, то увидел бы, как вокруг его тела пульсирует точно таким же свинцовым светом аура.

– У тебя лихорадка? – спросила Летти с тревогой.

Только теперь Элий заметил, что дрожит, хотя в комнате было тепло. Он молча указал на склон горы. Но в башне уже не было ничего необычного, сияние погасло, белый камень выделялся на фоне темной зелени.

– Ты когда-нибудь видела эту башню в своих видениях? – спросил Элий.

Летиция отрицательно мотнула головой.

III

Он смотрел. Часами смотрел в одну точку. И не моргал. Так же как и не дышал. И не спал. Все «не», но это даже и НЕ смерть. Он мог размышлять. «Жить значит мыслить»[54]. Выходило, что он все еще жив. И это доставляло радость. Мыслить. Это даже лучше, чем смотреть. И лучше, чем дышать. Мысли сплетались друг с другом, образуя причудливый бесконечный фриз, на фоне черного небытия фриз сверкал неподдельной позолотой. Можно было думать обо всем одновременно. О прошлом, настоящем и будущем. Они неразрывны. Ничто так не завораживает, как прошлое, ничто не держит так крепко, как настоящее, ничто не манит, как будущее. Его прошлое кончилось, настоящее остановилось, а будущее не наступило.

Прежде он сражался на арене. И ему случалось проигрывать. Теперь он тоже проиграл. В поражении есть своя логика. Побежденный должен встать на колени и просить пощады. Поражение заставляет искать могущественного покровителя и прятать голову под его воняющей потом подмышкой. Побежденный теряет волю. А если нет? Если не теряет? Если напротив, снова рвется в бой, уязвленный, израненный. Сколько поражений перечеркнет одна победа?

Бывали мгновения, когда он считал себя богом. Он, бог, был людской игрушкой на арене Колизея. Это не оскорбляло его и не приводило в ярость – он просто констатировал факт. Порой он начинал сомневаться в своей божественной ипостаси. Сейчас он знал многое, но не все. Он знал, что знали люди, но ни на атом больше. Знания, известные хотя бы одному человеку, становились его достоянием. Он знал мощность атомного взрыва, потому что ее вычислил Трион, он знал возможности микрохирургии, потому что подобные операции делались в Эсквилинской больнице. Он мог вспомнить любые стихи, написанные в этом мире. Но те, которые еще не были сочинены, не мог произнести. И то, что еще не было создано или открыто, так же было тайной для него. Но все его знания касались лишь науки и искусства; замыслы людей и их поступки были ему неизвестны точно так же, как и простому смертному.

Может быть, он не бог? Да и хочет ли он быть богом? Быть богом… Эта мысль не приводила его в восторг. Она даже не доставляла радости. Возможно, он не понимал всей прелести этой роли. Он хотел быть человеком. Хотел желать, как человек. Как человек, а не как бог. Но все же интересно, чего желают боги. Больше всего на свете боги хотят власти. И поклонения. Люди тоже хотят и власти и поклонения. И бессмертия… недоступного бессмертия… Божественного бессмертия…

Вода, окружавшая его, была как лед. Но он не испытывал холода. Он просто знал, что вода ледяная. Самыми тягостными были мгновения, когда являлись стражи. Их было двое – один высоченный и тощий, как жердь, с непропорционально маленькой головой в кожаном шлеме. Второй – широкоплечий коротышка, с уродливыми буграми мышц, и лицом, похожим на сколок камня. Они всегда приходили вместе.

Длинный заглядывал пленнику в лицо и корчил нелепые рожи. Они воображали, что всесильны и умны. Все стражи воображают, что всесильны и умны. Коротышка не обращал на пленника внимания. Вернее, делал вид, что не обращает. На самом деле он внимательно следил за бывшим гладиатором. Они не причиняли ему боли. Он даже не слышал, что говорят стражи. Просто они мешали думать. А думать было приятно. Можно было сравнивать… соглашаться или протестовать… бежать и возвращаться… тысячи действий… для мысли. Полет мысли… Полет…

В колодце он был не один. Сквозь толщу воды он видел неподвижные скрюченные тела. Порой ему казалось, что он даже слышит чужие мысли. С каждым днем все яснее. Они рассказывали ему все одно и то же… каждый день одно и то же… день за днем. Они хотели, чтобы он вспомнил. И он вспоминал. Медленно, мучительно. Вспоминал то, что все эти годы старался забыть…

Глава XVIII

Игры стражей колодца

«Император Руфин лично сообщил радостную весть: его молодая супруга беременна. Если Криспина родит сына, его назовут Александром. И вновь восстановится наследование по прямой линии».

«Не пора ли вспомнить мудрую мысль Гальбы:

«Человек родится сыном принцепса по чистой случайности, и разум тут ни при чем, но когда государь сам избирает себе преемника, он должен действовать разумно…» [55]

Подпись: Гней Галликан».

«Акта диурна», 3-й день до Календ ноября [56].
I

Теперь он помнил все. Даже тот день, когда приехал вместе со старухой проститься с матерью. Приемной матерью Юнией Вер. Назавтра когорта «Нереида» отправлялась на фронт. Легионеры, молодые, полные силы, еще не знали, что такое война. Они знали про карточки, нормы, пайки, сами стояли в очередях за хлебом. Запрет выходить на улицу по ночам; «похоронки»; посмертные маски; награды; калеки на костылях; матери, гулящие с чужими мужьями; отсутствие дров зимой и лимонада летом; списки допустимых желаний, что печатались в каждом номере «Акты диурны» сразу вслед за списками погибших, – все это изменило их жизнь, но мало изменило их самих.

Кто-то из этих ребят слышал артиллерийскую канонаду, кто-то видел горящие деревни. Кто-то даже видел трупы убитых. Издалека. И порой вблизи. Но это был лишь дым пожара. А их ожидало самое пекло.

Им разрешили устроить прощальный вечер в старой крепости, много лет назад ставшей музеем. Приехали родственники.

Трапезничали в подвале. Легионеры дурачились, как дети. Юноши и девушки целовались, обменивались обручальными кольцами, передавали родным наспех написанные завещания. Легионеры пили разбавленное водой вино, угощали маленького Юния засахаренным миндалем, обещали принять в когорту, и даже напялили на малыша настоящий броненагрудник. Он не мог в нем передвигаться и поминутно падал. А они хохотали. Девушки целовали его в макушку и просили показать игрушечный деревянный меч. Он вытаскивал меч из кожаных ножен и отчаянно рубил им, и даже ткнул одного из легионеров. Молодой парень со светлым пушком на губах испуганно схватился за живот, закатил глаза и упал на сырой каменный пол. Всем было весело…

– Когда вернусь, – сказал один из них – высокий юноша с чистым, будто чересчур отмытым лицом и ярким тонкогубым ртом. – Сделаюсь исполнителем желаний.

– А я стану биологом, – сказал другой. – Чтобы чуть-чуть лучше понять людей.

– Сначала надо разбить виков, – вмешалась в разговор Юния Вер.

– Да это раз плюнуть, – выкрикнули сразу несколько звонких голосов.

Вер вспомнил, как какая-то женщина в платье из белого виссона (теперь-то он знал, что то была его настоящая мать) остановила его в темном закутке и всунула в ладони золотой кувшинчик. От нее пахло дорогими духами, мягкие волосы щекотали кожу.

– Это тебе, мой мальчик, мое сокровище, – голос женщины дрожал. – Здесь пища богов. Ты должен ее отведать.

Он испугался и не хотел брать подарок. Попытался даже бросить кувшинчик, но женщина не дала. Он убежал от странной дарительницы и вновь очутился в пиршественном зале. На столе – огромный серебряный кратер, будущие герои Второго Парфянского легиона наливали из него разбавленное водой вино. И вдруг явилась странная мысль: поделиться таинственным подарком с этими ребятами. Они такие замечательные. Ему для них ничего не жалко. Даже пищи богов. И маленький Юний вылил содержимое кувшинчика в кратер. Молодые легионеры подходили и наполняли кубки. Пили, задумчиво насупив брови. Все реже слышался смех. Уже никто не шутил и не целовался. И родственники, вдруг чего-то испугавшись, заторопились уходить. Корнелий Икел вызвался проводить гостей в ближайшую гостиницу. В замке ночевать они не могли. Родственники ушли. Один Вер остался: старуху заснула, глотнув лишнее, и ее погрузили в авто. О мальчишке забыли.

вернуться

54

Цицерон. «Тускуланские беседы».

вернуться

55

Тацит. История. 1-16.

вернуться

56

30 октября.