Сказка для двоих - Буренина Кира - Страница 22

— Но цвета у них иногда просто дикие! Разве вы видели когда-нибудь фиолетового медведя?

Лана рассмеялась.

— Строго говоря, происхождение слова «Берлин» более относится к обитателям болот, нежели к медведям. Хотя слово «бер» по-немецки и означает «медведь», название города имеет славянские корни. Возьмите для сравнения наше слово «берлога». А вон там сохранилось старинное здание суда. Рядом с ним остатки крепостной стены и трактирчик «Последняя инстанция».

— А это что за чудеса? Почему «Последняя инстанция»?

— В средние века, перед тем как пойти на судебное заседание, люди приходили в трактирчик, пили за успех своего дела и отправлялись в суд в надежде на справедливый приговор. Так что трактир скорее всего был предпоследней инстанцией. А сейчас, когда будем выезжать на Алекс, обрати внимание на телебашню. — Лана легко коснулась плеча Соколова, сидевшего рядом с шофером.

— А что в ней интересного? Башня как башня.

— Конечно, башня башней, но рядом с ней сохранилась старая церковь — Мариенкирхе. Ее не хотели оставлять на центральной площади социалистической столицы. Церковь была недействующей, там выставлялись различные поучительные экспозиции. Ага, вот мы и подъезжаем. Посмотри на шар телебашни!

— Что-то я ничего не вижу, — упорствовал Соколов, выходя из машины.

— Как же так? Видишь, крест церкви отражается прямо на шаре телебашни, и так бывает всегда, когда светит солнце.

— А действительно! Надо же! — удивился Соколов, когда они уже стояли на площади, и приложил ко лбу ладонь козырьком. — Не сдалась церквушка, а?

— Не сдалась. Пойдем дальше?

— Куда теперь?

— В самое сердце Берлина — Николаусфиртель. Это «точка ноль» — здесь зародилась жизнь города.

Они вышли на площадь перед старой красной ратушей. Лучи теплого осеннего солнца резвились в фонтане, где в окружении бронзовых наяд стоял грозный Нептун, поздние розы источали едва ощутимый аромат, многочисленные туристы без устали фотографировали друг друга на фоне ратуши, поедая типичное берлинское лакомство — блинчики с ореховой и шоколадной начинкой. Было так тепло, что Светлане стало жарко в ее костюме от Шанель из буклированной ткани в серо-голубую полоску.

— Хорошо! — выдохнул Соколов. — Дышится легко!

— Это так кажется. А мы ведь находимся в окружении самых оживленных магистралей города. Но я сама люблю эту площадь. Здесь ощущаешь дыхание, ритм столицы. А дальше начинается собственно сам квартал Николауса — дома сохранились еще со старых, довоенных времен.

— Настоящие пряничные домики. Так и кажется, что отсюда выйдут Гензель и Гретель, — задумчиво обронил Соколов.

— Давай немного пройдемся по набережной, — предложила Лана.

— Согласен. — Андрей Александрович решительно подхватил ее под руку и повел к реке.

— Недалеко отсюда река Шпрее разделяется на два русла. На берегу каждого давным-давно первые поселенцы основали два города — Берлин и Кельн. Через сто лет два города объединились в один — Берлин. Ты слушаешь меня? — обернулась Светлана.

— Когда я смотрю на тебя, то вспоминаю бабушку, впрочем, я уже это говорил, — задумчиво ответил Соколов.

Лана решила сменить «архитектурную» тему.

— Расскажи о ней, — попросила она.

— Она была уникальной. Репрессии, голод, нужда, смерть братьев, мужа, ребенка сплошные беды. И несмотря на все это, она продолжала жить. По-настоящему! Радоваться самому незатейливому: солнцу, весне, чьей-то чужой улыбке… И дожила до девяноста с лишним лет. И в тебе я чувствую такую же внутреннюю силу. Знаешь, ты сейчас похожа на ветку сирени в цвету… А в период цветения у растений самая мощная энергетика, — уже озорно прибавил Андрей.

Они остановились у перил набережной и склонились над водой.

На серебристо-зеленой поверхности реки играли солнечные блики.

Пальцы Андрея скользнули по ее руке, Лана чувствовала, как нежно покалывает кожу от прикосновения его рук.

— Когда я прикасаюсь к твоей руке, мне кажется, что я это делал всю жизнь… — прошептал Андрей, — она такая гладкая и теплая…

Он на секунду блаженно закрыл глаза, упиваясь мыслью о том, что Света — это само солнце золотое, дарящее жизнь и тепло.

Он склонил свое лицо над Светланой, щеки ее зарозовели.

«Что я делаю, — подумала она, — зачем? Как все это похоже на сцену из мыльной оперы!»

Но вместо поцелуя Соколов обнял Лану за плечи.

— Не будем торопить события.

— Не будем, — кротко согласилась она.

— Постоим у реки. — Он крепче обнял Лану и прошептал: — Девушка моей мечты! Frau meiner Traume!

— Что? Вы говорите по-немецки? И все это время скрывали?! Ну да, бабушка-немка! Как я могла это упустить! Почему же ты скрывал? — Она отстранилась от Андрея.

— Да я и не скрывал… — он потер лоб, — а вообще-то немецкий — это язык моего детства. На нем говорила бабушка Кристель, рассказывала сказки. Тот язык, на котором говорите вы, совсем другой. Официальный. Сухой. Чужой.

— Господи, представляю себе! — Она всплеснула руками. — А мы бегали, суетились, переводили, пытались тебе все растолковать. А ты сидел и забавлялся тем, как мы пытаемся угодить.

— Неправда! — Он сжал ее запястье. — Не говори так! Она запнулась.

— Извини. Наверное, нам пора?

— Не пора, — Соколов нахмурился, — все совсем не так, как ты только что пыталась изобразить. Когда работаете вы, мне кажется, что я не знаю языка. Вы же профессионалы!

— Да, мы профессионалы, — согласилась Светлана, — и все-таки я ощущаю себя сейчас так глупо!..

— Не думай об этом… Все это мелочи. Давай лучше поразмыслим, что будем делать, когда вернемся.

— Вернемся?

— Вернемся в Москву. Мы ведь только в начале пути.

— Я не люблю загадывать. Поживем — увидим.

— Света, — мягко произнес Андрей, — я ведь не отступлюсь.

Тон, которым была сказана последняя фраза, ясно давал понять серьезность намерений Соколова.

— Я подчиняюсь, — возвестила Светлана. Что ей еще оставалось делать?

Отель «Хилтон» — аэропорт Тегелъ-Норд, 12 октября, 15.00-16.00

Когда министр экологии и переводчица вернулись с романтической прогулки, первым, с кем они столкнулись у вращающейся двери «Хилтона», был Валера Ковалев.

— Пардон! — Он отскочил в сторону и сделал угодливый полупоклон в сторону министра. — Все в ресторане «Бельэтаж» на обеде.

— Спасибо, — кивнул Соколов, ведя Лану под руку к лифту.

Они не видели, как зло сузились глаза Валеры, а от щек враз отхлынула кровь.

— Клянусь честью, — прошипел он вслед, — какая парочка!

В зал ресторана Соколов и Светлана вошли в тот момент, когда заместитель министра экономики произносил речь. Бернард Шок стоял рядом и старательно все переводил. То и дело раздавались аплодисментами, но вовсе не потому, что в словах государственного деятеля содержалось нечто важное, а потому, что настроение у всех было приподнятое, почти праздничное. Участники были довольны прошедшей конференцией, новыми контактами, подарками, а сотрудники «Протокола» — удачно проведенным мероприятием.

— Позвольте мне, — Соколов подошел к микрофону, — я скажу всего пару слов. — Он улыбнулся своей мягкой улыбкой. — Я хочу поблагодарить от имени всех участников сотрудников Комитета по экологии. Давайте поаплодируем той замечательной команде, которую возглавляет Михаил Михайлович Ермолаев! Огромное спасибо и немецкой команде переводчиков. — И министр экологии пожал руку Бернарду Шоку.

В зале ресторана не щадили ладоней.

— Разрешите? — Андрей подсел с бокалом к столику Ермолаева.

— Прошу.

— Я бы хотел выпить с вами за вашу замечательную команду. Честно скажу, я бы очень желал, чтобы кое-кто из сотрудников министерства работал так же профессионально, как ваши переводчицы.

Начальник «Протокола» проницательно заглянул в глаза министру. «Воистину, матушка Россия, не оскудела ты на таланты и на честных людей. А может, лицедействует наш министр, популярность завоевывает? Похоже, нет. Честное лицо у этого парня. Да и давно я его знаю. Но надолго ли хватит этой честности, выдержит ли он дистанцию?»